Убить завтрашний день

В моих ночных грезах идет дождь.

Движение, узнаю я, — это материя, над которой поработал хаос. Малейшие измененияветра и влажности приводят к зарождению или затуханию бурь. Ни один механизм иничей мозг не способен уследить за всеми колебаниями, всеми вспышкамивдохновения. Невозможно даже предсказать, какое крохотное событие обеспечитбезоблачный день, а какое изменит одним махом миллионы судеб, внеся незаметнуюдеформацию в фундамент мироздания...

«Представь себе, что ты способен путешествовать в прошлое, — нашептывает мнесовершенно другой голос во сне. — Представь, что ты в курсе опасностей, которымичревата любая перемена, но честолюбие заставляет тебя идти на риск. Ловкообращаясь с чудовищными энергетическими зарядами, ты прорубаешь окнаисключительно из местного материала. Свой опыт ты ограничиваешь несколькимимгновениями. Ты не позволяешь себе ничего, кроме камеры и передатчика, оченьсовершенных приборов, не отличимых внешне от песка и шелухи. Гоминид можетпялиться в твое окно, может на нем топтаться, хватать лапами, грызть, необращать на него внимания. Что бы он ни сделал, оно все равно останется для негообычным грязным кусочком кварца.

Но все усилия напрасны, — продолжает голос. — Ты очень старался, но все равно несмог не наследить. То ли произошла утечка тепла из-за соприкосновения атомов, толи недостаточно сбалансированной оказалась оптическая энергия, из-за чего ксреде прошлого добавились или, наоборот, были из нее изъяты считанные протоны...Узнать, что случилось, невозможно, но последствия дадут о себе знать, количествоизменений будет расти в геометрической прогрессии. И этот процесс неостановим,как цунами».

Вселенная, узнаю я, до невероятности хрупка.

И как человек, каким бы могучим ни был его ум, может надеяться вернуть все напрежние рельсы?

Парень, разносящий продовольствие и прочие необходимые припасы, появляетсядважды в неделю и иногда задерживается на крыльце, рассказывая мне, что видел вгороде. По его словам, заводы и склады удивительно преобразились. Там работают иживут старики и невероятно покорные дети. Некоторые из заводов делаютприспособления, установленные в моей гостиной, то есть детской. Но чаще всегоэто что-то совершенно непонятное. Он ухмыляется, расписывая разноцветные огни,электростанции, бесчисленных роботов. Разве не поразительно? Чем не чудо? Исколько удовольствия!

Женщине мои беседы с парнем не по душе. Она считает, что он недостаточно усердени не обращает должного внимания на Голос. Впервые — всего на мгновение! — у меняпоявляется подозрение, что Голос не ко всем применяет одинаковую силу. Женщина,к примеру, утверждает, что слышит его постоянно; терзавший ее поначалу страхсменился энергией и преданностью, а может, просто нервозным стремлением емупотрафить. Мне же знакомы затяжные периоды молчания, когда меня оставляют впокое. Бедная женщина первой вскакивает поутру, забывает про время, даже проголод и так драит пол, что начинают кровоточить руки. Она набрасывается наразносчика:

— Ты нам совсем не помогаешь.

На это он возражает:

— Как раз помогаю. — И продолжает, не колеблясь: — Часть моей работы —рассказывать людям о том, что я вижу, держать их в курсе происходящего. Откудаеще вы все это узнаете? Вы ведь никуда не можете отойти. Ваша задача —оставаться на месте, и вы превосходно с ней справляетесь.

Логика делает свое дело: она с ворчанием ретируется, чтобы в сотый раз начатьполировать ванну.

Я же про себя задаюсь вопросом, все ли в словах разносчика правда. Вдруг онумелый лгун?

Непонятно, откуда у меня такие мысли. Представить, что кто-то увиливает, —значит уже увиливать самому. Тем более что я помимо собственной воли восхищаюсьсмелостью паренька.

Втайне восхищаюсь.

Я узнаю во сне, что прошлое претерпело изменения.

Незначительные явления, наслоившись, переросли в колоссальные.

Возможно, избыточное тепло вызвало нестабильность, повлиявшую на рисунок падениядождевых капель в летний ливень. Гоминиды спаривались под дождем. Они делали быэто и в сухую погоду, но в дождь огромное значение имеет частота выпадания ивеличина капель. Сперматозоиды и яйцеклетки обладают высочайшейчувствительностью, узнаю я. Стоит изменить любой из параметров — моментсемяизвержения, угол проникновения, тембр благодарного кряхтения — и в цельпопадет другой сперматозоид. Результатом же становится изменение в эволюциичеловечества.

Вид не претерпевает серьезной трансформации. Люди остаются людьми, хорошими идурными. Не меняется и характер человеческой истории. Люди овладеют теми жеорудиями труда, потом станут воевать и создавать народы и государства. Простосменятся отдельные лица, как известные, так и анонимные, и по времени пробежитмощная волна искажений.

Чтобы истребить самого себя, не обязательно поднимать руку на собственногодедушку. Достаточно вовремя вылить на него ушат воды.

Привозят эмбрион — и не в чем-нибудь, а в грузовичке для доставки цветов.

Каждый дом на нашей улице получает такие эмбрионы, и Голос внушает всем гордостьи чувство долга. Мы закрыли сток ванны и наполнили ее густой жидкостью. Трубкикачают в нее кислород. Операторы подсоединяют к эмбриону пластмассовую пуповину,потом я помогаю женщине проверить датчики и сенсоры, чтобы удостовериться, чтонаш крохотный комок живой ткани здоров.

Он каждый день становится вдвое больше; к концу недели появляются ручки и ножки.Растет он не как человеческий зародыш, но это, возможно, влияние жидкости илиискусственных генов. Или бесчисленных поколений, целой эволюции, отделяющей егоот меня.

Женщина дрожит и плачет.

— С ним всегда должен оставаться один из нас.

Это на случай разных непредвиденных осложнений.

— День и ночь! — причитает она.

Я прихожу к мнению, что надо уступить ей ночную смену.

— Это наше дитя, — заявляет она, с фантастической безапелляционностью повторяято, что слышала от Голоса. — Ты видишь, дорогой, какой он хорошенький?

Но он мне не сын и не внук. Меня так и подмывает рассказать о своих снах проАфрику и про причуды времени, но рассудок подсказывает, что этой женщине такиесны не снятся.

— Разве не хорошенький? — пристает она.

— Хорошенький, — неубедительно соглашаюсь я.

Но ей достаточно одного словечка. Она кивает, улыбается, на лице загораетсярадость.

Мне снится, что прошлое — это море. Я в настоящем: стою на низком берегу инебрежно перебрасываю через плечо песчинку. Место ее падения в воду невозможнозаметить, но в ответ поднимается целая волна, беззвучный всплеск сменяется ревомнаступающего на меня вала.

Что делать? Убегать в будущее? Но с каждым шагом будущее становится настоящим,да и не могу я далеко убежать — волна достанет меня и утопит, прекратив моесуществование.

Впрочем, один способ все же есть. Подобраться, согнуть колени и ждать. Ждать, апотом прыгнуть. При должном старании и отчаянном бесстрашии я смогу перепрыгнутьволну, не замочив ног. Упаду снова в спокойное прошлое, породив новуювсесокрушающую волну, но сохранив себе жизнь.

Спастись любой ценой!

Наш «ребенок» день ото дня все меньше походит на дитя.

Даже женщине все труднее разыгрывать гордую родительницу.

Скорчившийся в позе зародыша гражданин будущего больше напоминает мужчинусредних лет, этакого толстячка, неприлично волосатого и погруженного в сон.