Убить завтрашний день

Будущее само обрекло себя на гибель, а потом опомнилось и попыталось спастись.

Но это все равно, что пытаться обуздать циклон: будущее слишком обширно ихаотично, чтобы действовать целенаправленно и стремиться к чему-то конкретному.Некоторые люди будущего твердили, что у них нет права вторгаться в прошлое.«Зачем нам сживать со свету первобытных людей? — говорили они. — Мы натворилибед и должны смириться со своей участью».

Однако большая часть представителей вида считала по-другому. Владея энергиейдвух планет, настоящей и прошлой, они считали, что у них есть хорошие шансы науспех.

Однако они не знали о тайном движении в своей среде. О втором, подпольномголосе.

Разбуженный сиренами, я бегу вниз и застаю момент рождения мужчины-дитя. Онвеличественно восседает в ванне. По его волосатому телу стекает густая жидкость.Сирены умолкают, сменяясь криком женщины:

— Вы только на него посмотрите! Посмотрите на него!

Мужчина корчится и кашляет до тех пор, пока не прочищает легкие. Потом онморщится и что-то говорит на языке будущего. Ближний аппарат включается ипереводит его слова:

— Я хочу воды. Холодной воды. Принесите мне воды.

— Я принесу, — вызываюсь я.

Женщина пребывает в бурном восторге.

— Какой вы милый, сэр! Это я о вас позаботилась. Только я одна.

Мужчина-ребенок говорит опять.

— Я хочу пить, — переводит машина.

Оба голоса звучат нетерпеливо.

В кухне у двери стоит тот самый ломик, которым я выковыривал из стены ванну. Сним я и бегу к «новорожденному». Наверное, во мне давно, с самого началакопилась ярость: ведь этот тип и такие, как он, уничтожили мой мир. Яразмахиваюсь и наношу ему удар, прежде чем он опомнится и окажет сопротивление.

Женщина издает вой и застывает от потрясения.

Удлиненный череп оказался совсем хрупким: он раскололся от первого же удара,заполнявший его студень разлетелся по всей комнате.

Она с опозданием бросается ко мне, пытаясь вырвать оружие. Я швыряю ее на пол,подумывая, не совершить ли еще одно убийство. Однако она не заслужила смерти.Даже когда она хватается за телефон и взывает о помощи, я не могу заставить себяее прикончить. Вместо этого я наношу удар по стене у нее над головой, сильно еенапугав, а когда она уползает, беру трубку и с ухмылкой говорю кому-то на другомконце линии:

— Ты следующий, приятель. Твое время почти наступило.

Снаружи пахнет химией и дымом. Над головой стрекочет причудливый аппарат,выискивающий, как видно, кризисные точки. Я не вызываю у него интереса.Возможно, происходит слишком много событий сразу, возможно, у них на заводепроизошла диверсия. Во всяком случае, мне позволяют действовать: я вхожу поочереди в каждый дом и убиваю всех новорожденных пришельцев. Занятие это грязноеи жестокое, но в одной из гостиных я нахожу убитых «родителей», павших, должнобыть, жертвами своего неблагодарного дитяти. Заслышав над головой скрип половиц,я на цыпочках поднимаюсь на второй этаж и застаю убийцу за примеркой одеждыубиенных: он еще не успел натянуть штаны, поэтому у него нет шанса дотянуться доокровавленной бейсбольной биты.

С этого момента я превращаюсь в одержимого — сосредоточенного, уверенного в себеи совершенно неутомимого.

Разделавшись со своим кварталом, я приступаю к следующему. Обойдя один из домов,я сталкиваюсь лицом к лицу с мощной женщиной, вооруженной пожарным топором. Мыоба замираем на месте и радостно улыбаемся. Происходит объединение сил. Крассвету, утомившись от палаческих дел, я наконец спрашиваю ее:

— Как тебя зовут?

— Лаверн, — отвечает она крайне смущенно. — А тебя?

— Гарольд, — отвечаю я, довольный, что не запамятовал свое имя, так долго неупотреблявшееся. — Рад познакомиться. Лаверн — приятное имя.

К вечеру мы и еще человек двадцать наших новых друзей натыкаемся на некогдапышный особняк, в котором забаррикадировались пришельцы. Для полногоосвобождения города особняк надо сжечь дотла, что мы и делаем.

Что теперь?

— Может, повернем на север? — предлагает Лаверн. — Я слыхала, что где-то там онизанимались строительством.

Я обнимаю ее, не испытывая в этот момент потребности в словах.

Свою дочь мы назвали Уникум. Мы живем втроем в центре города, возведенного врасчете на истребленное теперь будущее, в хижине, построенной из чего попаломежду пустыми домами. Это очень высокие и чистые здания, выглядящие совсемодиноко. В них нас не пускают, но и не мешают обитать рядом. Климат осталсяидеальным. Повсюду, где сохранилась почва, расцветают сады, наши сосединемногочисленны и отменно вежливы.

Как-то вечером я обращаюсь к своей малолетней дочери с речью о том, что наступитдень, когда она научится проникать в дома, а еще лучше — разрушать их, чтобывоспользоваться всем, что есть в них полезного. Она соглашается, в знак чеголепечет на своем младенческом языке.

Рядом со мной, растянувшись, лежит обнаженная Лаверн, тоже выражающая согласие,но по иному поводу.

— Хочешь прилечь, дорогой?

Всегда и с радостью, премного благодарен! Вместе, каждым своим движением, мыизменяем Вселенную, не обладая, к счастью, способностью предсказать, к чему этоприведет.

Перевел с английского Аркадий Кабалкин

Журнал «Если» №5 1997