Убитая жизнь
Шрифт:
— Я не знаю, — вдруг призналась Алла, всхлипывая. — Но мне очень плохо.
— Это пройдёт, дочка.
Евгений повернулся и пошёл домой.
— Ты не хочешь меня видеть? Презираешь?! — крикнула она вслед.
Он остановился. Подумал немного, потом вернулся к машине.
Огни стоп сигналов тускло горели в наступившей темноте. Двигатель работал почти неслышно, выпуская облачка газа из выхлопной трубы на мокрый асфальт. Отодвинув занавеску в салоне, на отца и дочь смотрел нотариус. Он явно торопился домой.
— Вспомни, Алла, я ведь выполнил все твои желания, — Евгений смотрел
Он снова повернулся, чтобы уйти.
— Я пойду с тобой! — заявила Алла. — Ты знаешь, как я живу. Я тоже хочу узнать, как живёшь ты!
— Алла Евгеньевна, нам пора в Москву, — вмешался Вадим. — И нотариуса надо отвезти. Я не имею права оставить вас одну.
Она вынула из пальто деньги.
— Отправьте его на такси. Я хочу посмотреть дом… моего отца. Я слишком долго жила с иллюзиями матери.
Металл в голосе Аллы звучал не так звонко, как у её отца, но очень похоже. Вадиму пришлось подчиниться.
— Ну, показывай, папа… свои хоромы.
Евгений не знал, что говорила Светлана дочери о том, как он живёт, но горько усмехнулся.
— Ну, дочка, пошли… пять минут, и мы на месте.
Она подумала, что отец пойдёт в сторону частных домов, а Евгений зашагал к обшарпанным пятиэтажкам. Алла хмыкнула и пошла следом.
Они зашли в подъезд его дома.
Старые стены с облупившейся клочками краской противного зеленого цвета и почерневшая побелка на потолке лестничных пролётов удивили Аллу не настолько, но огромная дыра в стене подъезда, сквозь которую было видно колено канализации, заставила Аллу остановиться.
— Я не верю, что ты живёшь в этом доме.
— А где, по-твоему, я живу?
Она брезгливо дотронулась пальцем до поручня на лестнице, лишенного покрытия.
— Мать говорила, что у тебя пятиэтажный особняк.
— В этом доме пять этажей. Я живу на четвёртом. Так ты идёшь, или вернёшься к машине?
Ей было стыдно признаться, что она устала подниматься по лестнице. Алла тряхнула головой, убирая волосы за спину.
— Идём!
Они поднялись на этаж, и Евгений отпер дверь ключом. Узкий небольшой коридор с прихожей из натурального дерева вёл к закрытой двери в комнату.
Алла шагнула внутрь.
— Дизайнерская мебель? — она рассматривала полированные лаком доски прихожей и небольшие хромированные поручни на стене.
— Сам сделал, — Евгений закрыл входную дверь. — Из ёлки. Обожди немного…
Он снял обувь и повесил куртку. Прошёл к двери в комнату, осторожно открыл и заглянул.
— Я думал, ты отдыхаешь, — Евгений улыбнулся Ольге. Жена сидела в коляске перед окном и что-то вязала. — Тут это…
Он подбирал слова, наморщив лоб.
— Алла к нам заехала. Вот, захотела посмотреть, как я живу…
Оля никогда не видела дочь мужа. Они с Евгением редко говорили о ней, чаще он мельком упоминал её в разговорах, но никогда не обсуждал с женой свои отношения с дочерью. Алла же считала до этого
момента, что это Ольга увела Евгения из семьи. Что она была главной виновницей развода отца и матери.Рассказ Алексея перевернул в голове Аллы всё, что рассказывала ей мать. И то, что она увидела, лишь подтверждало слова Алексея. Отец жил в совершенно убогом доме, в маленькой квартире, а не в многоэтажном роскошном особняке. У него не было «кучи» денег, как утверждала мать, не было шикарного лимузина и прислуги. Мало того, этот Алексей Владимирович утверждал, что именно мать Аллы гуляла от отца, когда тот пропадал на работе, стараясь спасти бизнес, и именно мать была инициатором развала этого бизнеса и ухода отца.
Отказ Евгения от денег, что по инвестиционному договору должна ему Алла, ради того, чтобы выслушать бывшего любовника матери, был недоступен для её разума. И стал ещё более непонятен, когда она увидела в инвалидной коляске маленькую женщину с вязанием…
Взгляд огромных серых глаз женщины внимательно изучал Аллу, заинтересованно перескакивал с головы на ноги, и обратно.
— Здравствуйте, — улыбнулась Ольга.
Алла поняла, что жена отца ничего не знает о ней. Улыбка была непринужденной и доброй. В этом Алла разбиралась. А ещё она увидела, что эта женщина искренне любит отца. Что ей всё равно кто он — богач или бедняк, дворник или олигарх.
— Проходите в комнату. На кухне нам будет тесно. А Женя чаю нам приготовит, — Ольга отвела коляску от двери.
— Нет, спасибо. Я ненадолго. Не утруждайтесь, — отказалась Алла.
Она хотела выбежать из этой маленькой квартирки и разрыдаться. Нет, не от того, что ей было жалко отца и эту женщину в инвалидной коляске. А от того, что вдруг были сломаны её принципы и взгляды на людей, живущих здесь. Алла не знала, как себя вести, не знала, как поступить, и совершенно не представляла, как можно здесь жить.
Она топталась в коридоре, теребя пояс пальто, растерявшись. Слова застряли в горле нервным комом. Из кухни вышел Евгений, протянул ей небольшое фото в красивой деревянной рамке. На фото семилетняя Алла стояла рядом с отцом и бабушкой. Девочка счастливо улыбалась, обнимая присевшего рядом Евгения.
Она вспомнила то время. Тогда мать была занята собой, и отец привозил Аллу к бабушке на выходные. Это было приятное для Аллы время. И фотографировал их дядя Вадим.
С двояким чувством Алла покидала квартиру отца. С одной стороны — с облегчением, с другой стороны — с непривычной доселе болью. Она поняла, что совсем не знает своего отца, и это не было его виной. Но и себя Алла не считала виноватой. И боль быстро притупилась.
Выезжая из городка, Алла нашарила в кармане пальто бумажку. Достала, развернула и усмехнулась. Сумма была настолько велика, что даже не верилось. И не верилось, что отец отказался от денег, ради… Вот ради чего, было непонятно.
— Дядя Вадим, ты никогда не рассказывал про моего отца. А ведь вы друзья…
— Ты меня коришь, Алла?
— Нет. Хочу знать — почему.
Вадим вздохнул, включая сигнал поворота.
— Потому, что мы — друзья. Он никогда не лез в мою личную жизнь, а я не лез в его. Но мы всегда готовы прийти на помощь друг другу.