Убитое счастье
Шрифт:
Впрочем, как всегда.
— Завтра приедет Юля. Я не хочу, чтобы вы ссорились.
Она открыла рот, хотела что-то сказать, наверное, как всегда, неприятное в адрес невестки, но Игорь не позволил.
— Я не хочу, чтобы ты говорила о ней плохо.
— А что о ней можно сказать хорошего? Воровка, украла у меня сына…
Таки вырвалось.
Старая, заезженная пластинка.
Надоевшая, почище зубной боли.
Доставшая до печенок.
Раньше звучавшая, как эталон истины, сейчас перешедшая в разряд фарса, но от этого не ставшая менее противной.
— Это — Юлин дом. И мой —
— Но ведь я твоя мать! — ее голос сорвался в неком подобии крика.
Негромкого, резкого, скрипящего.
— Мне — мать, а Юле ты — никто. Не захочет, чтобы ты жила с нами — ее право. Учти, мама.
— Я сама с ней жить не захочу!
Сказала, прежде чем подумала.
Потом сообразила, что ляпнула лишнее. Умолкла, сникла. Теперь перед Игорем снова сидела всего лишь старая измотанная женщина, которая, возможно, и заслуживала жалости, если бы не злобно сжатые губы и хищный, нехороший блеск в глазах.
И ничего, что говорило бы о понимании, тем более, о раскаянии.
Она, по-прежнему, считала себя незаслуженно обиженной, единственно хорошей, которую со всех сторон окружают враги. И не в ее характере было с этим мириться.
Глава двадцать первая
В пятницу мать из своей комнаты не показывалась. Даже не вышла, чтобы поздороваться с невесткой. Юля же, вела себя вызывающе весело, демонстративно громко. Догадывалась, свекровь прислушивается под дверью, и всем своим видом пыталась показать, что ей глубоко плевать на ее присутствие, что она у себя дома и может вести себя так, как сама пожелает.
Доказать в первую очередь себе, потому что в глубине души она побаивалась свекровь и робела перед ней.
Выходные прошли спокойно. Мать отказалась кушать с ними за одним столом, ела у себя в комнате. На глаза показывалась редко, иногда, словно тень, проскальзывала по коридору. В основном молчала, а если разговора избежать было невозможно, отделывалась короткими фразами, обращаясь исключительно к Игорю.
Невестку она игнорировала. Но и это было огромнейшим плюсом. По большому счету, она вела себя, как примерная ученица, видно, разговор с сыном таки пошел впрок.
Если бы еще она могла поменять выражение на лице…
Но ведь, нельзя требовать от человека всего и сразу. Спасибо, хоть так…
В воскресенье снова повалил снег. Игорь несколько раз хватался за лопату, расчищал дорожку, потом плюнул на дохлое дело. А Юля радовалась. Более благоприятного повода, чтобы не возвращаться в больницу, трудно придумать.
Игорь ушел на работу рано, Юля не слышала, когда он встал. Измученная бессонными ночами в больнице, теперь она полной мерой наслаждалась блаженными покоем и уютом. Нигде человек не чувствует себя так хорошо, как дома. Об этом можно долго рассуждать теоретически, но, чтобы понять по-настоящему, нужно совсем немного — пару деньков побыть в другом месте.
Юля знала, есть люди, которым, наоборот, дома не сидится, они готовы рвать куда угодно за новизной ощущений, но к ней это не относилось. И сейчас, проснувшись, когда солнечные лучи ласково защекотали личико (какой Игорь —
молодец, что догадался поднять ролет) она чувствовала себя на вершине блаженства. И еще долго валялась в постели, рассматривая блики солнечных зайчиков на потолке и совершенно ни о чем не думая.Бесполезное занятие — думать. Толку от него никакого, только мозги утомляет. Нужно просто жить и наслаждаться жизнью. Каждым ее мгновением. Не зря же говорят, что оно — неповторимо.
Заставила себя подняться, лишь, когда терпеть позывы мочевого пузыря стало невмочь. Он ее теперь часто тревожил. Несколько раз за ночь приходилось вставать. Врачи говорят, так и должно быть, поэтому волнбоваться нечего. Они люди умные, им видней. Вот только, как не хочется вылезать из-под одеяла.
Не потому что холодно. Просто под одеялом так хорошо и уютно.
Встала, по привычке ощупала животик. Малыш не подавал признаков, наверное, еще спал.
Счастливчик.
Ночью он несколько раз довольно чувствительно толкнул ее. Или переворачивался, или зарядкой решил заняться. Она представила, каким он будет, когда появится на свет. И улыбнулась.
Дверь в комнату свекрови плотно закрыта, за ней тишина, но одного ее вида холодок пробежал внутри. Юля постаралась поскорей проскочить мимо и успокоилась, лишь затворив за собой дверь в ванную.
Что с ней такое?
К чему непонятный детский страх?
Нет, не страх, поправила себя, обыкновенное чувство дискомфорта от присутствия в доме чужого человека. Но и от него нужно избавляться. Она должна быть сильной, уверенной в себе, не забывать, что она здесь, в этом доме, главная.
Легко сказать.
А в подсознании все равно сидит червячок и — гадит.
Ну, ничего, успокоила себя, бывали времена и похуже. Вспомнила три года, прожитые в квартире свекрови и содрогнулась.
Как она смогла выдержать?
Сейчас бы не получилось. Уж лучше сразу в петлю.
Что за мысли? — снова одернула себя.
Прочь из головы!
Нужно думать только о хорошем.
Она включила душ, с удовольствием подставила лицо под теплую струю.
Она — умничка!
Она больше не будет думать о плохом. Ведь все вокруг так прекрасно!
А свекровь…
Да, Бог с ней, пусть живет. Нет у нее больше над ней власти. Наоборот. Теперь они поменялись местами. Можно даже и порадовался от такого расклада.
Только радости не прибавилось.
На завтрак приготовила себе пару гренок с яйцом. Вредно, конечно, врачи не рекомендуют есть жареное. Но, что делать, если хочется? А беременным женщинам отказывать нельзя. К тому же, если во всем слушаться врачей, придется только воздухом питаться. Да и он тоже вреден. Столько газов, выхлопов. Мрак, одним словом.
Намеривалась и для свекрови приготовить завтрак, но передумала. Не маленький ребенок, сама о себе позаботиться может. Еще не хватало бегать за ней и угождать. Почувствует слабину, на голову взберется и ноги свесит. Это мы уже проходили.
Заварила слабый чай, села в кресло возле печки. Здесь ее любимое место. Почти, как у камина. Слева заснеженное окошко и морозная зима, а прямо перед глазами огонь и благотворное тепло.
На огонь вообще приятно смотреть. А зимой — неслыханное наслаждение.