Убийца из Квартала красных фонарей
Шрифт:
Старик удивленно воззрился на инспектора.
— Не знаю… — протянул он и продолжал, тщательно подбирая слова: — Но… у меня есть одна мысль… странное чувство, что вы хотите поделиться неким откровением со мной, стараетесь на что-то открыть мне глаза. — Он беспокойно заерзал на стуле. — Ваши познания Библии не так уж слабы, как вы пытались мне внушить.
— Да, — честно признался Декок. — Я морочил вам голову.
— Но зачем, инспектор?! — удивленно воскликнул отец Матиас. Сейчас в глазах читались обида и разочарование. — Зачем вам понадобилось обманывать старого человека?
Декок провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть невидимую паутину.
— Да, действительно, — зачем? Мы могли
Декок внезапно замолчал и посмотрел проповеднику в глаза. И был поражен тем, какую кротость и доброту излучает его взгляд. Открытие было мучительным. Его захлестнула волна сочувствия и жалости. Обойдя стол, инспектор остановился у окна и застыл, глядя в пространство. Глаза его затуманились, руки дрожали. Довольно долго он молчал и, лишь полностью овладев собой, повернулся и почти с нежностью посмотрел на старика.
— Такие люди, как вы, отец Матиас, — с дрожью в голосе сказал он, — часто мыслят довольно неординарно. И это совсем неплохо, хотя зачастую невежды могут вас не понять. — Он вздохнул. — С другой стороны, такие люди, как вы, порой теряют связь с окружающим миром. И это может привести к серьезным последствиям, поскольку они вынуждены жить именно в этоммире. Как и вы, отец Матиас. Вам не нужно далеко заглядывать, чтобы обнаружить в этом мире зло. Не нужно далеко ходить — вы видите его в Квартале красных фонарей. Его вообще не нужно искать, оно само вас найдет. — Он медленно подошел к старику и по-дружески положил ладонь ему на плечо. — Что я могу еще сказать? — печально продолжал он. — Отправляйтесь домой. Сегодня днем мы придем, чтобы расследовать кражу денег.
Отец Матиас с некоторым трудом поднялся и направился к двери. Положив ладонь на дверную ручку, он обернулся.
— Вы говорите загадками.
Это была последняя попытка пролить свет на «невежество» инспектора.
Декок печально улыбнулся.
— Мне казалось, что я выразился достаточно ясно.
Некоторое время отец Матиас недоуменно смотрел на него, а затем вышел.
Декок проводил его взглядом.
— До встречи, отец Матиас, — произнес он.
Старик явно его не услышал.
Фледдер вышел из угла дежурки, где он, не шелохнувшись и не привлекая к себе внимания, простоял все время, пока Декок беседовал с отцом Матиасом. Слушая их и пытаясь понять, куда клонит инспектор, молодой детектив почувствовал в разговоре почти физически ощутимое напряжение и догадался, что произнесенное вслух — лишь малая часть куда более глубокого обмена мыслями. Фледдеру казалось, что он блуждает в лабиринте потаенных смыслов и зыбких предположений. Но как бы напряженно он об этом ни размышлял, всякий раз словно натыкался на невидимую стену, не позволявшую хоть на йоту продвинуться дальше. Выход из лабиринта где-то должен был существовать — узкая извилистая дорожка, ведущая к разгадке.
Он посмотрел на стоящего посреди дежурки Декока — инспектор глубоко погрузился в раздумья, и лицо его казалось отрешенным. Фледдер подозревал, что тот уже знает все ответы и путь к разгадке тайны уже найден — остается только ступить
на него. Детектив попытался прочитать ответ по выражению лица своего наставника, но тщетно — перед ним была начисто лишенная выражения бесстрастная маска.— Это инспектор Биренс вам сказал, что отец Матиас приходил подать заявление о краже?
Застигнутый врасплох Декок на мгновение плотно сомкнул веки и тихонько покачал головой, словно пытаясь вернуться к действительности.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я не слышал, чтобы отец Матиас упоминал о какой-либо краже.
Декок растерянно посмотрел на помощника.
— Разве не упоминал?
— Нет. Точно вам говорю! Ни о какой краже не было сказано ни слова.
Декок медленно покачал головой.
— Биренс ничего мне не говорил.
Изумлению Фледдера не было предела.
— Но… — выдавил он, — если вам об этом не говорили ни Биренс, ни отец Матиас, то… как же выоб этом узнали?
Декок ухмыльнулся, и на его лице появилось проказливое выражение.
— Когда-нибудь я тебе все объясню. Потом. — Взглянув на разочарованную физиономию подопечного, инспектор рассмеялся. — Уж позволь старику оставить свои секреты при себе. Почему бы тебе не налить нам по чашечке кофе?
Фледдер послушно подошел к кофеварке и налил две чашки кофе, сокрушаясь о том, что Декок, похоже, не слишком ему доверяет. С тех самых пор как его приставили помощником к этой старой ищейке, молодой человек никак не мог отделаться от мысли, что он все еще не «свой», а просто сторонний наблюдатель, фактически отстраненный от участия в расследовании.
Декок ничего не делал за спиной помощника, не скрытничал. Фледдеру было позволено наблюдать за действиями инспектора постоянно. Конечно, при желании он мог бы заниматься расследованием и самостоятельно. Старший напарник ничего ему не запрещал. Наоборот, всегда оставался приветливым, дружелюбным и давал полную свободу. Но Декок не делился сделанными выводами, и Фледдеру было досадно от этого. Такое положение вещей заставляло почувствовать себя полным ничтожеством. Молодой сыщик хотел чему-нибудь научиться у великого детектива, о котором среди полицейских ходили самые странные слухи — как в Амстердаме, так и в других городах. Но он так и не научилсяничему. Фледдер даже не понимал, что происходит. Это его страшно раздражало. Он взял чашки и со стуком поставил их на стол. Декок с любопытством взглянул на помощника:
— В чем дело, сынок? Что-то беспокоит?
Фледдер уселся напротив него. Выглядел он по-прежнему сердитым и расстроенным.
— Да, — мрачно кивнул молодой детектив. — И в самом деле беспокоит. О, поверьте, я и впрямь почитаю за честь с вами работать, присутствовать на допросах, которые вы ведете, но, поскольку я вас не знаю, не понимаю хода ваших мыслей, общая картина от меня ускользает. Я не могу понять, почему вы делаете то или это.
— И… виноват, разумеется, я?
— Да… я… э…
Декок подался к младшему коллеге.
— Послушай меня, Фледдер, — очень серьезно начал он, — объясняй я тебе, как точно интерпретировать те или иные поступки и слова, мы оказались бы в нешуточной опасности. Ты стал бы опираться на меня, так сказать, ментально, вот и все. А я этого не хочу. В мои намерения не входит сделать из тебя марионетку, этакую свою копию помоложе, вечно остающуюся в тени. — Он сделал паузу, чтобы отхлебнуть кофе. — Я хочу, чтобы ты научился думать сам, выдвигать собственные предположения и версии. Мышление — это вопрос практики. Ты знаешь о расследуемых убийствах ровно столько же, сколько и я, видишь тех же людей, слышишь то же самое… Поэтому, если ты подозреваешь, что я подошел ближе к раскрытию дела, воспринимай это как стимул. Надо напрячь все силы и хорошенько подумать. Думай, мальчик мой! Старайся сложить кусочки головоломки воедино. Используй собственные мозги. Не давай им засохнуть!