Убийца поневоле

В 1991 году Елена снова проявила жесткость:

– У тебя больше нет причин тянуть. Или ты сделаешь это сам, или я найду людей и заплачу им, чтобы они сделали это.

Вакар с ужасом подумал о том, что она действительно найдет людей, которым заплатит за четыре убийства, но если они попадутся, то Елена пойдет в тюрьму вместе с ними как организатор. Этого он не мог допустить.

Орешкина он увидел случайно. Тот стоял в километровой очереди за водкой, пьяный, неопрятный, отвратительный. Владимир встал в сторонке и стал наблюдать за ним. Орешкин торговал очередью. Занимал ее постепенно в десяти-пятнадцати разных местах, потом подходил в конец и предлагал свое место за три рубля. Стал накрапывать мелкий дождик, и Вакар спрятался в ближайший подъезд, где стоял, не спуская глаз с опухшей небритой физиономии. Это не человек, думал Владимир Сергеевич, это уже давно не человек, а плохо функционирующий организм. И эта гадость, это ничтожество отняло жизнь моего сына.

Орешкин продал очередь, сунул в карман очередную мятую «треху» и двинулся в сторону подъезда, где стоял Вакар. Не обращая внимания на стоящего рядом человека, расстегнул штаны и начал мочиться.

– Эй, мужик, здесь не общественный сортир, – миролюбиво и вполне спокойно заметил Вакар. В ответ раздалась такая грязная брань, какую Вакару не приходилось слышать ни в одной армейской казарме, а повидал он их немало в своей жизни. Хуже того, брань сопровождалась отчаянным зловонием, исходившим от Орешкина и его поганого рта. Владимир даже не успел сосредоточиться перед ударом, он просто нанес его коротко, сильно, профессионально. Автоматически. Десантная выучка, замешанная на отвращении и ненависти.

Орешкин умер сразу. Его тело смятым кульком валялось под ногами у Владимира, в подъезде пахло кошками и мочой, на улице шел дождь, и люди стояли в очереди за водкой. Все было как обычно. Ничего не изменилось. Генерал Вакар превратился в убийцу. Была осень 1992 года.

Он обшарил карманы Орешкина и нашел засаленный паспорт. Спрятав его, спокойно вышел из подъезда и отправился домой. Жил он на соседней улице.

Дома молча подал жене грязный паспорт Юрия Орешкина. Та просветлела.

– Свершилась воля твоя, Господи, – торжественно произнесла Елена. – Наконец-то праздник пришел в наш дом.

В этот день впервые за много лет в доме снова запахло пирогами, и Владимир снова почувствовал пусть слабый, но все же аромат той семьи, о которой он мечтал в детстве и которую пытался построить, став взрослым. А в эту ночь Елена впервые после гибели сына пустила Владимира в свою постель.

Он не ожидал, что переживет первое убийство так легко. Он думал, что будет страдать, маяться, может быть, ему захочется напиться… Но ничего такого не произошло. У Вакара было такое ощущение, как будто он раздавил грязного таракана, бегущего по чистому кухонному столу.

Вторым на очереди был Николай Закушняк, мелкий рэкетир, собирающий дань «за охрану» на начавших в изобилии плодиться муниципальных рынках и базарчиках. За ним Вакар ездил несколько месяцев, пока не подвернулся удобный случай. Закушняк поставил свою машину в ремонт и несколько дней вынужден был передвигаться пешком или на общественном транспорте. Владимир подстерег его, когда Закушняк поздно вечером направлялся от подружки домой.

– Коля! – окликнул его Вакар, притормаживая рядом. – Николай!

Закушняк остановился и непонимающе уставился на солидного немолодого мужика.

– Вы меня? – неуверенно спросил он.

– Тебя, конечно, – засмеялся Вакар. – Ты же Колька Закушняк из дома 24? Верно?

– Верно. А вы кто?

– А я в соседнем доме живу. Да я тебя еще пацаном помню. Ты домой? Садись, подвезу.

Николай без колебаний сел в машину. Лицо водителя показалось ему знакомым, видно, он и впрямь частенько встречал его во дворе возле дома.

В тихом безлюдном переулке Вакар вдруг остановил машину и схватился за сердце.

– Что с вами? – испугался Закушняк.

– Ничего, – поморщился Вакар, – меня иногда прихватывает. Возраст, знаешь ли. Там, на заднем сиденье, сумка-визитка лежит, в ней лекарство. Достань, будь другом.

Николай повернулся спиной к Вакару и потянулся к правому углу заднего сиденья, где лежала небольшая черная кожаная сумочка. Через полминуты все было кончено. Генерал Вакар не пользовался ничем, кроме собственных рук, сильных, умелых и тренированных. Он отвез тело Николая обратно к дому, где жила его подружка, и осторожно занес его в подъезд. Время было позднее, и никто Вакара не видел.

И снова в доме был праздник, и снова Елена пустила Владимира к себе. На этот раз праздничная атмосфера длилась долго, почти два месяца. Елена повеселела, стала чаще улыбаться, иногда снимала свой черный наряд и надевала что-нибудь светлое. Вакару казалось, что и Лизе стало полегче.

Самым трудным оказался третий, Равиль Габдрахманов. К тому моменту, как Вакар его нашел, Равиль закончил банковский техникум, работал в сбербанке и учился на вечернем отделении экономического института. В 1993 году ему было двадцать два года, но он уже был не только мужем, но и отцом. Славный, субтильный, с хорошей доброй улыбкой, он никак не походил на человека, на совести которого чья-то смерть, хоть и давняя. И жена у него была молоденькая, совсем девочка.

Вакар ходил за ним всю весну, лето, осень и никак не мог решиться. Не поднималась у него рука на Равиля Габдрахманова. Наконец поздней осенью 1993 года он сделал это. Но с тех пор каждый месяц исправно приходил на почту, отправлял деньги, а на бланке указывал адрес и имя получателя: «Габдрахмановой Розе Шарафетдиновне».

С каждым совершенным убийством, с каждым актом возмездия Елена расцветала, встряхивалась, и семья понемногу начинала приобретать черты той семьи, о которой когда-то мечтал Вакар. Владимир выполнял свой долг, как он его понимал, оберегая Елену от тюрьмы, а дочь – от пожизненной психушки, пытаясь вернуть им обеим душевный покой, пусть даже ценой разрушения собственной жизни. Но в последнее время он все чаще думал о том, что понимал свой долг мужа и отца совсем неправильно. Пятьдесят лет он прожил на свете с нежизнеспособной идеей, которая в конце концов обернулась трагедией. И он стал ненавидеть слово «долг».

4

Через час, минута в минуту, явился Бокр. Настя успела поужинать, переодеться и даже принять душ, чтобы горячей водой успокоить ноющую поясницу.

– Что ж, Анастасия Павловна, – доложил он, – могу сообщить, что ничего нового с нашими героями не происходит. Круг общения остался тем же, хотя нам удалось вычленить около двадцати человек, с которыми троица плюс Резников общаются более или менее постоянно. Вот их фотографии, вот их фамилии и кое-какие установочные данные. Небогато, конечно, но я, знаете ли, не люблю разбрасываться и судорожно бросаться проверять всех подряд. Вы посидите тихонечко, подумайте, кто из этого списка интересен вам в первую очередь, тогда мы займемся им вплотную.

Однако изучение списка и фотографий ни на что Настю не подвигло. У нее в руках не было никакого ключа, при помощи которого она могла бы выбрать из списка объекты первоочередной проверки. Все они были челноками, все до единого крутились вокруг «купи-продай», систематически летали в Турцию, Грецию, Арабские Эмираты и Таиланд.

– Знаете, Бокр, у меня есть основания подозревать, что Удунян совершил убийство. Было это 29 сентября или чуть позже. Но трупа нет. То ли он его куда-то спрятал, то ли я не знаю что… Вы могли бы «прокачать» его на этот предмет?