Убийца (Выродок)

Но вскоре весь мой страх разом пропал.

Я не собирался попадать в руки к этим жлобам. Они зададут мне пару нескромных вопросов и отправят отдыхать прежде, чем я успею сказать «уф»! Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдусь!

Я достиг поворота на Дре. За этим перекрестком шоссе было не освещено. У меня появился маленький шанс на успех.

Увидев впереди небольшую возвышенность, я дал полный газ и въехал на нее, опережая своих преследователей метров на сто. Перевалив через холм, я резко затормозил, выключил фары и прыгнул в кювет.

Они появились в следующую секунду, и двойная полоска их фар прошила темноту. Завизжали тормоза, и прямо за моим «рено» остановилась здоровенная американская колымага. Мгновение стояла тишина. Затем осторожно открылась дверца, и между машиной и кюветом возник силуэт человека в мягкой шляпе и светлом плаще. Человек был высокий и крепкий. Со своего места я мог застрелить его с закрытыми глазами, и вместо кофе с бутербродом он получил бы к завтраку надгробный венок. Но я не сделал этого из-за других пассажиров, которые сразу бы меня засекли и взяли в оборот по своему усмотрению.

Лучше было подождать.

Человек, пригнувшись, начал подходить к «рено». Он думал, что я все еще сижу в машине, и прятался от возможных пуль за правым крылом своего самосвала.

Наконец он осмелел, выпрямился, и вскоре уже стоял в полуметре от меня, повернувшись ко мне спиной, Рукоятка пистолета давно нагрелась у меня в руке, спусковой крючок щекотал палец; я прямо дрожал над этим куском стали, до того мне хотелось выстрелить…

Меня удержал лишь новый прилив благоразумия, или, скорее, острое сознание грозящей опасности.

Я продолжал ждать, затаив дыхание. Он резко распахнул дверцу «рено». Потом выругался и позвал:

— Эй, Алексис!

У паровоза открылась вторая дверца, но персонаж, который оттуда вылез, был мне пока не виден.

— Чего? — спросил он.

— Его тут нету!

Второй тоже выругался.

— Неужели ушел?

— Ага… Быстро же он, скотина, смылся!

— Слышь, надо искать.

— Надо…

— Он где-то недалеко. Вдоль дороги железный забор, через него хрен перелезешь…

— Может, он в канаве засел?

Мои пальцы сдавили рукоятку пистолета. Если они слишком резко направят на меня фонарь — я уже не смогу прицелиться…

В этот момент на возвышенность въехала новая машина, будто целиком состоявшая из фар, и осветила обоих субчиков с ног до головы. Они словно оказались в витрине универмага или превратились в Луарские башни (летний вариант).

Я успел неплохо разглядеть и здоровилу в светлом плаще, и его дружка — поменьше ростом, круглолицего, с узкими глазами. Китаец, что ли… Больше в их машине никого не было; это ободряло.

Расфанфаренная машина проехала мимо. Нужно было действовать, пока они еще не привыкли к темноте.

Я прицелился в «китайца», потому что он стоял дальше и мог после первого же выстрела спрятаться за свой рыдван. У уголовников это вроде рефлекса — даже если рядом хлопнет проколотая шина.

Я затаил дыхание и нажал курок. Результат не заставил себя ждать, Получилось, как в ярмарочном тире, когда на стенде опрокидывается маленький фанерный клоун. Моя жертва упала как подкошенная. Это произошло так стремительно, что я поначалу решил, что промахнулся и что мужик притворяется. Однако по тому, как «китаец» корчился на земле, становилось ясно, что свое он получил.

Я прицелился во второго. Но он явно не страдал болями в суставах: пока я наводил на него пушку, он успел выхватить свою.

Я понял, что надо поторапливаться, и выстрелил ему в клешню. Он завопил, и его пистолет упал на асфальт. Тогда я прицелился в грудь, но оказалось, что я забыл сосчитать патроны, и мой инструмент издал лишь нелепый щелчок.

Я прыгнул вперед и боднул его головой в живот. Он охнул и растянулся на придорожной траве.

Тогда я подскочил ко второму уроду, который только что отдал кому следует свою жалкую душонку, и оттащил его в канаву. Не хватало, чтобы кто-нибудь случайно увидел в свете своих фар такую картинку! К счастью, на этом участке противоположные полосы движения разделял небольшой лесистый пригорок, и мне достаточно было поглядывать только в одну сторону.

Свалив китаезу в кювет, я включил габаритные огни своего «рено». До рассвета никто ничего не заподозрит. Подумают, что машина просто сломалась… Затем я забрал пистолет здоровилы. Оставалось самое трудное… Я схватил здоровилу под мышки и втащил его на переднее сиденье их машины.

Я уселся за руль, и мне сразу стало спокойнее. На каждое нажатие педали машина мгновенно отвечала мощным рывком.

И вот я продолжил свой путь на борту этой внушительной америкашки, и у моих ног этаким экзотическим ковриком лежал детина в светлом плаще.

Я не знал, для чего дарю ему эту отсрочку. По всем канонам, лучше было вогнать ему пулю в башку и оставить рядом с напарником.

Зачем я его пощадил? Ведь не по доброте же душевной!..

Дорога под колесами сделалась как будто мягче. Я жал на всю катушку, изредка поглядывая на своего очаровательного попутчика…

IX

Подъезжая к Оржевалю, я почувствовал некоторую растерянность. Нужно было что-то решать, причем немедля. Бежать мне уже не хотелось. Стычка, в которой я так легко победил, вернула меня в атмосферу старых добрых разборок между жуликами…

Почти незаметно для самого себя я развернулся и помчал по противоположной полосе обратно, к Парижу. Достигнув Версальской развилки, я заехал на мост и сразу после него повернул направо. Дорога, на которой я очутился, проходила через какую-то захудалую деревеньку и шла дальше по полю, обнесенному высокой и толстой металлической сеткой. Между этой сеткой и шоссе, пролегала лесополоса. Для разговора с моим плащеносцем место было самое подходящее.

Я остановился под деревьями… Дорога была усыпана сырыми желтыми листьями, в нос бил сильный, здоровый запах чернозема.

Я потряс детину за плечи.

— Эй, лежебока! Вставай, не придуривайся!

Он не отвечал… Это меня разозлило: я понимал, что удар головой в живот не может надолго отправить человека в нокаут…

Я включил свет и все понял. Пуля, которую я всадил ему в руку, чтобы выбить пистолет, разорвала запястье, и он истек кровью. Крови хватило на всю машину. Настоящее стихийное бедствие! Мужик был настолько мертв, насколько это можно себе представить. Белый, как умывальник… Оставалось только выкинуть его из машины, больше ничего.