Убийства в алфавитном порядке
Шрифт:
– Да, выходит, что в порядке. Конечно, девушка много пережила, но нужно быть осторожней.
– Вы не допускаете, что Низёлек или Гробельный разделались с этим Адамяком? Ведь он был главным исполнителем преступления.
– Он сам этим хвастался. Нашим ребятам, работающим в Забегово.
– Адамяка знали в вашей деревне?
– Он тут родился. Его мать из семьи Паческих, дочка старого Паческого, который умер пять или шесть лет назад. Она жила с мужем и детьми у своего отца. Пожалуй, где-то лет десять назад начала торговать зеленью, переехала в город, потому что так ей было выгодней,
– Я хотела бы поговорить с Ганной. Но так, чтобы об этом никто не знал.
– Это можно устроить. Пошлю кого-нибудь к Низёлеку, передам, чтобы он немедленно принес анкету по вопросу контрактации. Это такая бумага для статистики. Он давно уже должен ее вернуть. Скажу, что приехал инструктор из повята и собирает эти бумажки.
– Но я не хочу говорить с Низёлеком.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся солтыс. – Я ведь его знаю. Он не двинется с места. Устал, вкалывал целый день, а еще полно работы по хозяйству. Он ни за что не выйдет из хаты и пришлет с этим вопросником дочку.
Сейчас выйду на улицу и поймаю кого-нибудь, кто идет в ту сторону.
Ян Копыт быстро вернулся и объявил, что Низёлека известили. Барбара Шливиньска на всякий случай решила сыграть роль повятового инспектора, если бы сам хозяин пришел к солтысу. Однако не прошло и четверти часа, как в дверях появилась молодая девушка. Она не была красивой. Низкая, коренастая, крепкого сложения. Круглое лицо, немного вздернутый нос, темно-русые волосы, гладко зачесанные вверх.
– Действительно, – подумала Барбара, – у нее не может быть особого выбора. Но на что соблазнились эти парни?
– Добрый вечер. Тятенька просил вам отдать. – Ганна держала в руке листок бумаги.
– Спасибо, пани Ганя. Вот тут наш инспектор хотел с вами поговорить. – Солтыс вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
– Со мной? – удивилась девушка. – По какому делу?
– Я офицер милиции. – Шливиньска вторично использовала свое служебное удостоверение. – Прошу вас, садитесь.
Низёлкова сначала побледнела, а через минуту ее смуглое лицо покрылось темным румянцем.
– Вы, наверное, догадываетесь, о чем я буду с вами говорить?
– Оставьте меня наконец в покое. Я ничего не знаю. Это все глупые сплетни. – Ганна чуть не плакала.
– Прошу вас, успокойтесь, – мягко произнесла Барбара. – Я хорошо знаю, что это, к сожалению, не сплетни. Но сюда я приехала не для того, чтобы вести следствие по вашему делу. Вы сами наверняка знаете, что без вашего заявления возбудить уголовное дело против насильников невозможно. Меня интересует другое. Я хотела бы поговорить с вами не как милиционер, а как женщина с женщиной, точнее, как старшая подруга. Адамяк убит.
– Хорошо, что этого хулигана прикончили, причем его собственным ножом. Мне его пожалеть?
– Вы знали его раньше?
– Он же из нашей деревни. Я в школу с ним ходила, в один класс.
– Я веду следствие по делу об убийстве Адамяка и еще троих человек. Каждый, даже самый мелкий факт может иметь значение.
– Я его не убивала.
– Я в этом абсолютно уверена. Но откуда вы знаете, что его убили собственным ножом?
– Ну… – девушка запнулась.
– Ясно, –
улыбнулась Шливиньска, – тем ножом он вам грозил тогда, в лесу.Низёлкова молчала.
– Можете мне доверять, хотя бы немного. Неужели вы не понимаете, что об изнасиловании в милиции известно? Напрашивается логический вывод: Адамяка убили в связи с этим преступлением. Кто – я не знаю. Может быть, ваш отец, может, Витольд Гробельный отомстил за ваше бесчестие.
– Ни тятенька, ни Витек его не убивали. Они были в Ковалево. Весь день.
– Лучше, если все это выяснится без шума, без сенсации, чтобы не ворошить неприятные для вас воспоминания. Ведь так?
– Так, – согласилась девушка.
– Вы видели нож?
– Адамяк показывал его.
– В лесу?
– Нет. Когда мы пили вино в парке. Хвалился, что купил у немца из ФРГ, за две сотни.
– Что из себя представлял этот нож?
– Ну такой… Как нажмешь кнопку, из ручки выскакивает длинное тонкое лезвие.
– У других не было похожего?
– Нет. Палюх хотел купить нож у Вицека. Обещал дать за него «грязнуху». [10]
– Договорились?
– Нет. Адамяк не хотел продавать.
10
Купюра в 1000 злотых (жарг.).
– Вы только тогда видели тот нож?
– Нет, – девушка покраснела. – Потом, в лесу. Адамяк грозил, что полоснет меня по лицу лезвием, если быстро не соглашусь…
– Так, понятно. Но прошу вас, пани Ганна, объясните мне, как получилось, что вы решились пойти с теми четырьмя парнями вечером через лес?
– С одним бы не пошла. Побоялась бы. Но их было четверо, тем более я всех хорошо знала. С одним из них как-то вместе работала. А с Вицеком бегала в школу. Теперь понимаю, что была дура.
– Адамяка убили 25 июня. Откуда вы знаете, что отец и Гробельный находились тогда в Ковалево? Трудно вспомнить, что делалось неделю назад, а прошло два месяца.
– Я узнала о смерти Адамяка на следующий день, это была среда, 26 июня. И сразу подумала, не тятенька ли с ним разделался. Но я помню, что накануне, во вторник, мы целый день перебирали и пропалывали свеклу – тятенька, Витек, я и две соседки, нанятые для этой работы. А когда стемнело, к нам пришел Ян Копыт и вместе с нашими мужчинами полночи ремонтировал трактор. Солтыс наверняка об этом также помнит.
Барбара Шливиньска поблагодарила Ганну за информацию и снова предупредила ее, что об их разговоре никто не должен знать. Ян Копыт подтвердил алиби обоих мужчин. Они действительно работали на свекле, а потом вместе с ним – а он считался лучшим деревенским механиком – до полуночи ремонтировали сломанный трактор Низёлека.
Милиция произвела обыск в домах всех членов банды Адамяка. Искали недолго. В кармане куртки Тадеуша Янушевского нашли нож, по виду похожий на тот, который описала Ганна Низёлек. Янушевского поместили в милицейскую КПЗ. Нож отослали в Катовице на экспертизу. В выемке ножа были обнаружены следы человеческой крови, группа которой соответствовала группе крови Винцента Адамяка.