Убийство арабских ночей
Шрифт:
Джефф зашелся насмешливым кашлем.
— Неужели ты думаешь, я не ломал себе голову над этим? Начать с того, что я бы и сам это сделал. Джерри. Бакстер. Маннеринг… хотя не берусь утверждать, сложный вопрос. Сама Мириам… хм-м. Относительно ее трудно говорить. Порой ведет себя толково и сообразительно, а порой размякает, как хлеб в воде. Странная девица. Преданность Дика Батлера остается под сомнением, поскольку у него связь с Гарриет. Откуда мне знать? — Он стал барабанить пальцами по подбородку. — Послушай, Берт… ты же не предполагаешь, что все они замешаны в этой истории? Которая с самого начала выглядела как тайный сговор? Как-то я читал подобный детектив. Тринадцать человек, и у каждого были свои счеты с мертвецом.
— Чепуха, — рассудительно возразил я. — В подобном случае они бы не вели себя
Джефф с мрачным видом стал расхаживать по кабинету; порывы дождя продолжали колотить по окнам.
— Ну ладно, — сказал он. — Что нам сейчас делать? Предполагаю, не имеет смысла спрашивать, можешь ли ты полностью прикрыть это дело или хотя бы в какой-то мере?..
Прежде всего надо было точно разобраться, что происходило между без четверти одиннадцатью и одиннадцатью часами, и прикинуть, кого можно исключить. Вопрос, ребята, заключался в том, с чего начинать. И начинать надо было первым делом с Пруэна. По словам Иллингуорда, музей все время был у него в поле зрения. Именно так! Пруэн уже явился, опередив остальных, и сейчас в зале беседовал с Уорбертоном. Я подумал, что Джеффу лучше не присутствовать при нашем разговоре. Это могло бы привести к осложнениям, и, скорее всего, Пруэн стал бы врать больше, чем он уже собирался. Кроме того, мы решили, что никому не будем упоминать о миссис Рейли и пытаться выяснять, знает ли кто-либо еще то, что известно ей; в таком случае эпидемия вранья начнет набирать темпы.
До появления Пруэна я вытащил этот проклятый список Попкинса, развернул лист на столе и сел изучать его. Есть ли вопросы, на которые уже имеются ответы? Да, несколько. Из одиннадцати пунктов на четыре получены вполне приемлемые объяснения: номера 6, 7, 8 и 10. Исходя из моей теории, ответ на шестой вопрос — почему Мириам, увидев труп, в панике позвонила Гарриет и стала говорить искаженным голосом? — был предельно убедителен. Все стало ясно и с седьмым вопросом относительно кулинарной книги. Так же как и с восьмым — телеграмма Джеффри из Саутгемптона и причина его отсутствия в музее. Ответ на десятый вопрос — изучал ли кто-либо медицину? — был отрицательным. Как видите, у нас остались вопросы с первого по пятый, девятый и одиннадцатый. Итак?
Встав, я закрыл окно в туалете, ибо в комнате стало прохладно. Теперь кабинет был ярко освещен, не скрывая претенциозную броскость ковров, изящество мавританской резьбы по дереву и обрамленные снимки унылых развалин. Джефф любил, чтобы его окружали яркие краски, и даже кресла были обтянуты красной кожей. Не осталось никаких следов событий прошедшего вечера, если не считать выбитого стеклянного окошка в одной из створок лифта и зеленого томика «Практической грамматики арабского языка» на столе. Я засунул в него мой список вопросов. И тут в кабинет проскользнул Пруэн.
У него был угнетенный вид. Я давно не видел его; со времени нашей последней встречи он несколько похудел, на лице появились пятна, а глаза за стеклами очков от «Вулворта» стали слезиться — ему приходилось снимать очки, чтобы протереть глаза, — но я первый раз увидел его без ливреи и понятия не имел, что он лыс. Кроме того, он продолжал сморкаться. Враждебности в нем не чувствовалось, ибо он был так напуган, что постоянно вздрагивал. Я предложил ему стул; он сел, подогнув колени и понурив голову. Затем я спросил:
— Вы собираетесь врать мне?
— Нет, сэр!
Он был в таком же вздрюченном состоянии, как и Иллингуорд; мне показалось, что он готов сорваться со стула.
— О себе я уже не говорю, но вы понимаете, как отреагирует семья Уэйдов, если вы будете врать?
— Вы их друг, — просто сказал Пруэн. — И я расскажу вам всю правду.
— Кто убил Пендерела?
— Разрази меня бог, не знаю! — поспешно ответил он, трагическим жестом воздев руки. — Провалиться мне на этом месте, но я даже не знал, что он мертв, пока… ну, вы понимаете, сэр. Пока не пришел инспектор.
— Вам доводилось раньше слышать о Пендереле? Вы знали, кто он такой?
— Нет, сэр. Я лично не знал этого проходимца. И они не знали его. Так что чего ради кому-то понадобилось бы убивать его? Я вас спрашиваю, сэр!
— Вы должны понять, что мне все известно относительно пьески, которую ваша компания собиралась
разыграть прошлым вечером. Мистер Уэйд ввел вас в курс дела, не так ли? Вы не собираетесь отрицать свое участие в ней?— Ни в коем случае, — откровенно признался он. — Но я бы назвал это духовным участием. Духовным!
— Правда ли, что вы весь вечер стояли у входных дверей?
Он не собирался уклоняться от ответа.
— Весь прошлый вечер, сэр, включая время до закрытия музея. После этого я оставался при дверях с десяти минут одиннадцатого или около этого и до одиннадцати. Ровно в одиннадцать явился этот странный пожилой джентльмен — вы знаете, сэр, о ком идет речь; стало известно, что он Уоллес Берри; если вы спросите меня, скажу, что ему единственному это удалось — он с грохотом вырвался из лифта! Выбрался он через окно туалета… Ну и ну! Остальное вы знаете. Мы втащили его через угольную шахту. Затем мистер Холмс сказал: «Слушайте! На тот случай, если появится полиция, нам надо уносить ноги». Из-за этого психа, конечно. Но первым делом мистеру Бакстеру пришлось выйти и залезть обратно через это окно, — он показал, — чтобы открыть двери, запертые этим стариком, и взять из шкафа в той комнате свои плащи и шляпы.
Он тяжело дышал.
— Расслабьтесь, — посоветовал я. — Начните с самого начала и расскажите все, что было прошлым вечером. Все — понимаете?
— Слушаюсь, сэр. Вот, значит, как было. — Он набрал в грудь воздуха и решился: — Видите ли, прошлым вечером я, как обычно, держал двери открытыми с семи до десяти…
— Подождите. Почему вы специально держали заведение открытым прошлым вечером, когда все дела уже подошли к концу? Это было важно?
— Было ли это важно? — возмущенно переспросил Пруэн. — Еще бы, сэр! Неужели вы не знаете, какой популярностью мы пользуемся, особенно у детей, которых родители приводят после школы? Я спрашиваю вас: знаете ли вы ребенка, который удержится от искушения побродить по «Галерее Базаров»? Или побывать в «Восьмом Раю», который представляет собой реконструкцию дворца султана? Вы можете это себе представить?
Честно говоря, я никогда об этом не думал. Скорее, я был уверен, что в музеи никто не ходит, разве что по обязанности.
— Мы, конечно, не Национальная галерея, — со скрытой гордостью сказал Пруэн. — Но популярны ли мы? Я снова спрошу вас, сэр: как вы думаете, зная мистера Уэйда, стал бы он держать музей открытым хоть минуту, если бы он не привлекал людей? Посмотрите на «Базары», на «Восьмой Рай»! Барнум и Бейли [14] не сделали бы лучше. Мистер Уэйд — настоящий шоумен. Мы хотели обзавестись большой электрической рекламой, и она бы у нас была, если бы нам позволили. А еще «Зал Зеркал» — представить только! Популярны ли мы!
14
Барнум и Бейли — два американских предпринимателя, которые с середины XIX века первыми стали показывать «ярмарки чудес»; среди их экспонатов были, в частности, настоящие сиамские близнецы Чанг и Енг.
— Хорошо. Как прошел прошлый вечер?
— Просто прекрасно. Видите ли, был вечер пятницы, занятий на другой день не предполагалось. Все было как нельзя лучше. Поэтому мы и держали музей открытым. Правда, было одно исключение из правил. Обычно каждый вечер, ровно к десяти, приходят три уборщицы, чтобы привести помещение в порядок. Только не в последний вечер. Им сказали, что можно не приходить.
— Продолжайте.
Он снова перевел дыхание.
— Ну вот, сэр, а все остальные — мисс Мириам, мисс Кирктон, мистер Джерри и прочие — они явились… — он откинул голову и наморщил лоб, словно мучительно вспоминая; он был в таком возбуждении, что забыл все свои страхи, — они явились сюда примерно к десяти. Да, около десяти. Вошли они через заднюю дверь, потому что у мисс Мириам был ключ от нее. Верно! Те, роли которых требовали костюмов, то есть мистер Бакстер и мистер Батлер, переоделись в квартире мистера Холмса. Мистер Джерри, которому надо было только наценить парик, усы и бакенбарды (хотя я был против них), был в своем обычном костюме и собирался приклеивать бакенбарды прямо на месте. Войдя, они прямиком направились в эту комнату и стали ждать, когда я закрою музей.