Убийство девушку не красит

– Вот видишь: почти. Ладно, читай.

В «почти» не входили улыбка Пояркова, его руки, теплое плечо, пиво из одной банки. Но об этом Катя не собиралась рассказывать и Зернову.

Потому что Поярков – голубой, «бухгалтер» в золотых очечках, и он никуда не летел. А еще он умер.

«Я схожу с ума», – мельком подумала Катя.

Она придвинула ближе листочки и попыталась сосредоточиться на чтении. Зернов не торопил, молча читал газету.

– Что это? – недоуменно спросила она, ткнув пальцем в лист. – «…В аэропорту у меня состоялась встреча с Поярковым».

– Это я тебя должен спросить. Это твои показания на первом допросе.

– Я такого не говорила, – жалобно отпиралась Катерина, – все было совсем не так…

– Как все было, это другой вопрос, – перебил Зернов, – а вопрос номер один – зачем ты эту дрянь подписала? Ты сама читала, прежде чем подписывать?…

Зернов счел за лучшее выбрать для себя в разговоре именно такой стиль: пенял ей ворчливо и по-свойски, словно браня за двойки. Ничем не напоминал, что год назад был ну очень не прочь всерьез приударить за хорошенькой коллегой Павлова, волею случая оказавшейся рядом с ним за столом. Уже рисовал себе в мыслях приятные моменты их красивого романа, – что все с ней будет красиво, он не сомневался, – сразу настраивал себя на «отношения с продолжением», а она, поганка, весь вечер авансы раздавала, а под конец сбежала от него. Бросила на прощание, что у нее дома собачка одна. Между прочим, Зернов мог бы и сам погулять с ее собачкой…

– Читала… Да, я читала. Вроде бы. Мне казалось, как я говорила, так и записано.

– Так, да не так. Башку бы тебе отвернуть. И Семенову вместе с тобой.

– Что же теперь делать? Теперь все кончено, да? – В голосе Кати звучали досада на себя и испуг.

– Повторяю, кончено все будет тогда, когда гвоздики начнут в крышку гроба заколачивать. До этого времени ничего не кончено. А раз не кончено, то будем бороться. Не бойся, вместе будем.

Зернов как будто что-то вдруг вспомнил. Нагнулся под стол, вытащил из портфеля два глазированных сырка, банан и коробочку сока с соломинкой.

– На, это я тебе привез. Поешь.

Катя совсем недавно наелась вкусностей из передачи и была сыта, но отказаться было неловко: чужой человек тащился ради нее в магазин, проявил неуклюжую человеческую солидарность, заботу. Она сердечно поблагодарила Зернова за такой милый жест и через силу съела сырок, не почувствовав вкуса. Принялась за спелый, желтый банан, но поняла, что еще кусочек – и ее вытошнит прямо на протокол допроса. На глаза опять полезли слезы жалости.

Нет, надо взять себя в руки. Никому тут мои слезы не нужны. Сама вляпалась непонятно во что, сама и отвечай. Очень ему приятно на бабьи истерики смотреть. Впрочем, он, наверно, к такому привычный. Но все равно… Я ведь «морской волк». Ну, почти… А «морские волки» не нюнятся на людях, не сиропятся, не орошают слезами все окрест.

А «привычный» Николай Зернов смотрел, как Катя давится бананом и слезами, сидя напротив него в старушечьей серой жилетке и поджав под себя ногу в шерстяном носке, и с ужасом понимал, как много вопросов придется решить ему в ближайшее время. Вопросов, формально никак не связанных с уголовным процессом, сугубо бытовых. Ведь завтра, в понедельник, ее переведут в тюрьму, а он, Зернов, никаких связей в женской тюрьме не имеет. В Крестах многие проблемы решились бы одним телефонным звонком: камера поменьше, отношение человечней, «пригляд» кое-кого из администрации, хорошие домашние харчи, телевизор и холодильник. Адвокат ведь ценен не только своими знаниями, но и своими связями…

В женской тюрьме связей у него не было никаких. По причине их ненадобности. До сегодняшнего дня. Нужно было срочно кого-то искать, кто выведет на нужных людей там. Да еще у нее, наверняка, есть какие-то интимные, женские просьбы. Какие-нибудь критические дни и тому подобное. Может быть, ей что-нибудь нужно, а она молчит. С другой стороны, спасибо ей большое, что молчит. Зернов не мог себе даже представить, как будет просить в аптеке женские прокладки. Никогда в жизни этого не делал. Со стыда сгореть! Не хватало на старости лет такого… Может, ей еще одного адвоката нанять, женщину. Просто, чтобы ходила к ней, поесть приносила в портфеле, штуки разные женские, разговаривала бы с ней о своем, о доме. А то Зернов плохо понимал, о чем с ней говорить. Не очередной же проигрыш «Зенита» обсуждать… Может, она сериалы любит? Но в сериалах Зернов был полный профан.

Зернов глубоко вздохнул своим мыслям и продолжил:

– Набила утробу? До конца дочитала? Теперь рассказывай по порядку, как все было на самом деле. И, самое главное – как твои отпечатки пальцев оказались на двери, и что ты делала на черной лестнице.

13

Старший следователь по особо важным делам Борис Николаевич Заморевич длинно выматерился, узнав, что мироновские родственники наняли самого Зернова.

Зернов был хорошо известен в уголовном мире, как по ту, так и по эту сторону закона. Не из «Золотой пятерки», нет, но один из самых сильных. Он славился воистину выдающейся способностью вытащить своего клиента из любого дерьма. И если уж клиент получал на суде свою пятерку против запрошенных прокурором пятнадцати, значит, сделать больше было ничего нельзя.

Хватка у Зернова была железная, но и гонорары золотые. У него, Заморевича, хватка тоже не баран чихнул, да тянули они с адвокатом одеяло в разные стороны, и такие гонорары Заморевичу только в сладких снах виделись.

Эх, чувствовал ведь Заморевич, чувствовал, что не так проста эта Миронова, как кажется. Сразу почувствовал. Зернов не за каждое дело возьмется, а, взявшись, заломит ого-го сколько! Не каждому по карману. Видел ведь, видел, что не курица ощипанная. Сука, точно сука. Хитрая, ухоженная и недоверчивая сука. И злобная к тому же… Такая подойдет, в глаза заглянет, хвостом повиляет, а чуть руку протянешь – цапнет. Совсем как подлючая соседская шавка: они ей – «Молли, девочка», а у девочки зубы, как у нильского крокодила. И глазенки маленькие, злобные. Так и пнул бы ногой, если бы не зубы… Вон, у этой дома тоже монстр какой-то живет, собака-убийца, Витьке штаны порвал.

Короче, начал Зернов прытко: подал ходатайство о проверке пассажиров, следующих самолетом вместе с Мироновой, ходатайство о проведении экспертизы пресловутой пачки писем на предмет установления почерка Пояркова. А еще Миронова, стерва, накатала жалобу прокурору, что, мол, показания ее были записаны неверно. Время-де было позднее, и она от усталости и стресса не понимала, что подписывает… Все правильно, допрос-то закончился далеко за полночь.

Заморевич снова скривился: с самого начала дело не задалось. И Миронову к убийству Пояркова не пристегнешь, и других реальных подозреваемых нет. Вроде бы «помер Максим, да и хрен с ним», ан нет. Руководство требует раскрытия. Уж больно известной личностью был убиенный. Очень многие имели на него зуб, а посмел кто-то один. Памятник бы ему поставить, санитару общества, а не за решетку. Но руководство было другого мнения: тут ведь вопрос может встать о переделе сфер влияния, а где передел, там всегда кровь. И много. А новый наш, выкормыш президентский, такого не одобряет.

Нет, сама Миронова Кузьмича шлепнуть, разумеется, не могла. Или могла? А, впрочем, почему же не могла? Она ведь врач вроде, крови бояться не должна. Разнесла бедняге полчерепушки двумя выстрелами – и привет. Тихонько зашла в квартиру с черного входа, – никто не видел и не слышал, – подошла со спины к расслабленному Кузьмичу и, пока он у телевизора пидорской порнухой наслаждался, практически в упор дважды пальнула и дала деру. Может такое быть? Может. Оч-чень может быть. Сука сумасшедшая!..

Эх, скверно, что свидетель всего один, да и тот никудышный: бабка-мороженщица на набережной с лотка торговала. Говорит, далеко было, стемнело, лица не видела, фигуру не запомнила. Роста невысокого, худой, весь в черном – брюки, куртка, вязаная шапка-«бандитка». Выскочил из подъезда, подбежал к машине и уехал. Царство тебе небесное, Кузьмич. Переделят бизнес твой, а как же я? Кто мне в клювике толику малую принесет, как давеча твои ребятишечки? Ох, сколько сил было положено, сколько сил…

А алиби у Мироновой на вечер убийства нет. Была дома, смотрела телевизор, никто не приходил, звонили на мобильный. О, прогресс долбанный, повальная компьютеризация и как там ее еще… Раньше хоть телефонный звонок мог за алиби прокатить: раз трубку снял, значит, дома человек, сидит тихо. А нынче? Трубку-то он снял, а где его в это время черти носят? То-то же. И никто ничего не может подтвердить. Короче, нет алиби. Интересно только, за что она его так. Любовницей она ему быть не могла по определению. Бизнес? Может, была его курьером? Она по всему миру ездит, в паспорте уже визы ставить некуда. Наверняка везде по таможенному «зеленому коридору» идет. Кто ее заподозрит? А у нее тем временем пара килограммов «герыча» в авоське. Видать, Кузьмич пожидобился, недоплатил. Тогда ей еще и сто восемьдесят восьмая корячится, контрабанда. А, может, все гораздо проще, наемная она? Киллер, по-русски?