Убийство на Аппиевой дороге

Я заметил, как губы Бетесды дрогнули в улыбке. Она стояла перед нами, облачённая в столу цвета шафрана, с простым серебряным ожерельем. Волосы были уложены в высокую причёску столь искусно, что седые пряди казались белыми прожилками на чёрном мраморе. Не удивительно, что мальчики застыли в благоговейном страхе. Я сам застыл.

– Вы, должно быть, ребята бойкие и проворные. – Это прозвучало не как похвала, а как суждение. – Для вас найдётся работа. Будете носить письма и выполнять всякие поручения. Учтите, в ближайшие несколько дней вам придётся хорошо побегать, чтобы узнать город. А сейчас вы, думаю, проголодались с дороги. Ты отведёшь ребят на кухню, Давус, и скажешь, чтобы их там покормили?

– Да, госпожа, - откликнулся Давус, напуганный ещё больше, чем мальчики. Странно было видеть, как такой здоровяк умудрился стать таким незаметным. Выскользнул он быстро, словно испарился. Мопс и Андрокл последовали за ним, и мы с Бетесдой остались одни.

– Муж мой, я много думала вчера.

– Я тоже.

– Нам надо серьёзно поговорить.

– Может, отложим до вечера? Мне надо ещё закончить кое-какие дела…

– Хорошо. Но мы должны решить, как быть с Дианой и твоим… Давусом. И решить это надо сегодня.

– Ты права. Значит, до вечера?

– Да.

Наши взгляды встретились, и я понял, что никаких слов уже не нужно. Мы оба знали, что делать. Я достаточно прожил с Бетесдой, чтобы прочесть теперь по глазам, что она думает то же, что и я.

Наскоро перекусив оливками, сыром и свежим хлебом, я снова вышел из дому, взяв с собою Давуса, хотя мне вряд ли требовался телохранитель: после напряжения последних дней на улицах Рима царило какое-то неестественное спокойствие.

Помпей теперь жил в своём родовом доме в Каринах – старинной вилле, занимавшей обширный участок, окружённый более поздней застройкой. Меня провели к нему сразу же. Великий принял меня, сидя за небольшим столом, заваленным пергаментными свитками. Я увидел множество военных трофеев – некоторые он сам привёз с Востока, иные же были привезены его отцом: статуэтки неведомых богов, куклы с далёкой парфянской границы, служившие, видимо, для театральных кукольных представлений; чужеземное оружие и доспехи, старинные греческие театральные маски. Повсюду стоял запах пыли. В окно был виден лишь кусочек внутреннего двора с фонтаном. По углам комнаты, скрытые тенями, стояли телохранители.

При моём появлении Помпей отложил пергамент, который читал.

– А, Сыщик. Сказать по правде, я немало удивился, когда мне доложили о твоём приходе. Не думал, что ты опять придёшь.

– А я не думал, что ты сразу же согласишься принять меня.

– Тебе посчастливилось придти как раз тогда, когда у меня нет неотложных дел и назначено никаких встреч. У тебя осталось ко мне какое-то дело?

– У меня к тебе просьба, Великий.

– Это хорошо. Люблю, когда ко мне обращаются с просьбами – независимо от того, выполню я её или нет. Это даёт мне возможность оправдать своё имя. Так о чём же ты просишь, Сыщик?

– Насколько мне известно, приговор Милону включает конфискацию имущества.

– Не всего имущества; полагаю, ему будет позволено взять с собой нескольких рабов и достаточно средств, чтобы устроиться в Массилии. Конфискованное имущество пойдёт, прежде всего, на выплату его долгов – а кредиторов у него наберётся на легион. Остаток почти весь отойдёт в казну. Так что Милону не останется ничего, заслуживающего упоминания.

– Я хотел бы быть внесённым в список его кредиторов.

– Откровенно говоря, мне как-то не верится, что ты одалживал ему деньги. А может, ты в своё время работал на него, а он тебе не заплатил?

– Ни то, ни другое. Но он причинил мне ущерб. Это по его приказу меня и моего сына похитили и продержали в заточении больше месяца. Теперь у меня есть доказательство.

– Понятно. Но подать иск против него ты не можешь. Милон уже приговорён к изгнанию и скоро покинет Италию навсегда. Он просто не сможет явиться на суд.

– Именно поэтому я и обращаюсь к тебе, Великий.

– И чего же ты хочешь?

– Чтобы меня включили в список его кредиторов. Хочу получить с него компенсацию за причиненный мне ущерб.

– Во сколько же ты оцениваешь своё заточение и заточение своего сына?

– Такое не оценишь. Но есть сумма, которой я удовольствуюсь. – И я назвал сумму.

– Ровно столько – ни больше, ни меньше? Как же ты это подсчитал?

– Во время беспорядков, которые вспыхнули после убийства Клодия, мой дом был разграблен, а статуя Минервы в моём саду сброшена с постамента и повреждена. Это цена её ремонта.

– Но ведь это сделали клодиане. Справедливо ли взыскивать с Милона за то, что учинили его враги?

– В юридическом смысле это и правда несправедливо. Но да позволено будет мне перефразировать то, что ты, Великий, сам сказал однажды.

– Что же?

– Не надо читать нам законы. У нас есть просроченные векселя.

Помпей от души рассмеялся.

– Ты по душе мне, Сыщик. И я очень надеюсь, что когда придёт время, ты примешь мою сторону.

– Не понимаю, Великий.

– Понимаешь, Сыщик, прекрасно понимаешь. Что ж, я выполню твою просьбу.

Помпей вызвал секретаря и продиктовал ему постановление, которое тот и записал в двух экземплярах, и подписал оба. Один экземпляр отправился в шкафчик, где уже находилась целая стопка документов. Второй секретарь туго свернул и мазнул расплавленным красным воском, к которому Помпей тотчас приложил своё кольцо с печаткой.

– Держи, Сыщик. И позаботься о том, чтобы это было доставлено в дом Милона. Удачи. Она тебе понадобится. К Милону уже выстроилась целая очередь кредиторов, и многие из них очень влиятельные люди. С другой стороны, твой счёт ему, скорее всего, самый маленький. Так что вполне возможно, он расплатится с тобой первым – просто-напросто чтобы избавиться хотя бы от этого счёта.

– Благодарю, Великий.

Помпей улыбнулся, жестом отпустил меня и прошёл в другой конец комнаты. Мгновение спустя он обернулся, удивлённый, что я всё ещё здесь.

– Что ещё, Сыщик?

– Есть ещё одна проблема. Противоречие – между данной мною клятвой и моими обязательствами перед тобой.

– Слушаю тебя.

– Теперь, когда Милон осуждён, желаешь ли ты по-прежнему узнать, что именно произошло в тот день на Аппиевой дороге?

– Я не уверен, что понимаю тебя, Сыщик.

– Если бы я сказал тебе, что хотя рана, полученная Клодием от людей Милона, была тяжёлой, возможно, смертельной, но убил его кто-то совсем другой, не имеющий отношения ни к Клодию, ни к Милону – кто-то совершенно посторонний…

– То есть, помимо людей Клодия и Милона, там был замешан кто-то ещё? И этот кто-то его и прикончил?

– Я дал клятву не называть имён.

– Вот как. – Помпей подумал. – Тогда, полагаю, тебе следует держать язык за зубами.

– Ты уверен, Великий?

– Уверен. Я не желаю, чтобы из-за меня ты нарушил клятву. Клодий мёртв. Милон повержен и скоро покинет Рим навсегда. С этими двумя покончено. Мне предстоит позаботиться о том, чтобы виновные в сожжении курии понесли заслуженное наказание. Республика должна равно покарать всех, кто виновен в нарушении закона. Иначе порядка у нас никогда не будет. То, что ты узнал, может как-то способствовать восстановлению законности и порядка?