Убийство на улице Чехова
Шрифт:
Манчев замолчал, закурил сигарету и, откинувшись на спинку стула, глубоко затянулся.
— Поскольку моя гипотеза сходна с гипотезой товарища Манчева, отчасти или полностью, — сказал я, — я предлагаю дать мне слово сразу после него. Вы не против, товарищ Данчев?
— О, пожалуйста! — ответил Данчев. — Я ведь веду свое расследование совершенно по иному пути.
— Ну, может, хотя бы вы удивите нас какой-нибудь приятной новостью, — сказал я.
Потом я рассказал все, что я услышал от Кодова.
Сказал им, что Веселин Любенов подтвердил слова Кодова.
И в завершение рассказа прочел
После короткого молчания Данчев сказал:
— Что делать, случается, что жизнь переворачивает с ног на голову наши гипотезы. Мы как будто ищем обстоятельства, которые должны подтвердить наши подозрения, а получается наоборот — обнаруживаем обстоятельства, которые разбивают в пух и прах наши первоначальные подозрения. Нечто подобное случилось и с вами.
— Нет «вас» и «нас», — сказал я. — Мы действуем сообща, преследуя одну цель.
— Это, безусловно, верно, мы преследуем одну цель, но согласитесь, товарищ майор, по пути к этой цели вы с Манчевым отправились в одном направлении, а я, с вашего позволения, избрал другое.
У меня не было настроения разговаривать, поэтому я только кивнул и попросил его докладывать.
Вот суть его рассказа.
Уже в самом начале предварительного следствия он усомнился в побуждениях, которые мы с Манчевым считали лежащими в основе преступления, — материальная заинтересованность Кодова и корыстная любовь к славе доктора Беровского. Исследовав способ, каким было осуществлено убийство, он пришел к заключению, что оно было совершено спонтанно, а такие убийства, по его мнению, обыкновенно обусловливаются «дикими страстями» и более или менее «дикими» по складу мышления людьми.
Дичайшая «месть», жажда отмщения вспыхивает якобы чаще всего у ревнивцев — у людей, которые считают свою честь «украденной», или «попранной», или «задетой» — и прочее в том же роде. А профессор, с какой стороны на него ни посмотри, не был способен ни «украсть», ни «попрать», ни «задеть» чью-либо честь. Следовательно, он не был и не мог быть объектом отмщения.
Тогда Данчеву пришла в голову мысль, что в данном случае обстоятельства говорили о какой-то фатальной ОШИБКЕ. Просто мститель убил профессора по ошибке — и все.
Тогда кто же был ПОДЛИННЫМ ОБЪЕКТОМ отмщения? Как был профессор отождествлен (то есть спутан!) с настоящим виновником?
Даже самый посредственный криминалист знает, что такие ошибки происходят, когда ОБСТАНОВКА, в которой живут и мнимый, и настоящий виновники, сходна. Сходная обстановка в наибольшей степени благоприятствует ошибкам.
Итак, Данчев поставил перед собой задачу провести расследование, не существует ли в непосредственном соседстве с профессором обстановка, сходная с его.
Эта задача была решена успешно. Позади дома № 80 по улице Чехова возвышался блок-близнец № 26 по улице Дзержинского, параллельной улице Чехова. Вход «Б» блока № 26 по улице Дзержинского смотрел на дом № 80 по улице Чехова, а дорога между № 80 по улице Чехова и № 26 по улице Дзержинского проходила через открытый двор длиной самое большее в двадцать шагов.
Так, в эту темную и снежную ночь с седьмого на восьмое января мститель спутал дом № 80 по улице Чехова с блоком № 26 по улице Дзержинского.
И
поскольку жилые блоки были близнецами, второй этаж, где обитал профессор Астарджиев, был похож как две капли воды на второй этаж, где проживал некий инженер Чохмаджиев.Профессор Астарджиев был принят мстителем за этого самого инженера Чохмаджиева и потому убит.
В чем же состояла вина Чохмаджиева?
Будучи директором одной из шахт в Барутине, Чохмаджиев был заподозрен в изнасиловании некой Франки. Расследование не установило вины Чохмаджиева, но брат Франки, некий Ралчо, поклялся прахом всех своих предков, что непременно зарежет этого инженера. Дважды пытался он сделать это, но Чохмаджиеву все время везло. Наконец он уехал в Софию. Однако, когда уже грузили его вещи, появился Ралчо и во всеуслышание поклялся, что, даже если тот уедет не только в Софию, а и на тот свет, он все равно его разыщет и перережет горло, так и заявил.
Данчев ничего не знал об этих делах, но он пошел в районный участок и спросил, не было ли чего-нибудь, касающегося Чохмаджиева. Там ему сказали, что Чохмаджиев обратился с жалобой на некоего Ралчо из села Барутин, который угрожал ему убийством.
— Вот как я добрался до сердцевины этого преступления! — сказал торжественно Данчев. — Приезжает Ралчо, путает дом и вместо того, чтобы отомстить Чохмаджиеву, убивает профессора! После этого происходит путаница, жертвой которой являются Красимир Кодов и доктор Беровский.
— А есть у тебя, дорогой коллега, доказательства, что этот Ралчо был с седьмого на восьмое в Софии? И есть ли у тебя свидетельские показания и вещественные улики, что он совершил убийство? — спросил Манчев.
— Я позаботился об этом, дорогой коллега! — скромно, однако скептически улыбнулся Данчев, и уголки его тонких губ торжествующе поползли вверх. Он посмотрел на свои часы. — Мне в управлении обещали ровно в шесть часов тридцать минут дать справку. Разрешите позвонить, товарищ майор?
Было шесть часов тридцать минут.
Манчев хмуро сосал сигарету, а я с грустью думал, смогу ли при вполне возможном успехе Данчева как-то заштопать свою собственную неудачу…
Но Данчев возвратился от телефона мрачный, уголки его губ уныло опустились вниз.
— Какой-то дьявол глумится над нами, — сказал он. — И я, по всей вероятности, сел на мель.
— А как же иначе! — отозвался Манчев.
Данчев, немного помолчав, сказал:
— Этот Ралчо вместо того, чтобы убивать, плясал хоро на свадьбе своей сестры Франки… Изнасиловал ее какой-то местный шахтер. Он совершил это, видите ли, чтобы старики согласились отдать ему Франку в жены…
— Вот тебе на!
— И все же — кто убийца? — спросил я.
Я ждал ответа, медленно натягивая пальто, но мне никто не ответил.
Улица встретила меня леденящим ветром и снегом.
В приемной генерала я немного подождал, и в восемь часов адъютант пригласил меня в кабинет.
Генерал стоял у стола — крупный седой человек со строгими светлыми глазами.
Я попросил разрешения доложить, он кивком предложил мне сесть, а сам начал медленно ходить по кабинету, меряя шагами толстый ковер темной, даже мрачной расцветки.