Убийство не берет отпуска
Шрифт:
— Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз, если вы не возражаете.
— Жоржетта! — сказала она в гневе, упираясь руками в необъятные бедра.— Замолчи, пожалуйста. Войди в дом и замолчи!
Ей удалось загнать собачонку в дом.
— Теперь начните с самого начала,— сказала она Шейну.— Я не слышала ни одного вашего слова. Люди превратили ее в комок нервов. Правда, доктор сказал, что со временем она успокоится.
Он начал снова:
— Меня зовут Майкл Шейн. Я из Международной полицейской Ассоциации. Меня прислали расследовать смерть вашего мужа. Нам кажется, что в ней много странного, и, откровенно говоря, мы совершенно не удовлетворены
— Я тоже! — воскликнула она.— Совершенно очевидно, что…
По улице проехал велосипедист, и она понизила голос:
— Пройдемте в дом, мистер Шейн. Мои соседи отличаются страшным любопытством.
Она первой поплыла по ступенькам.
— Я успела выпить одну-единственную чашечку чая, мистер Шейн. Надеюсь, вы составите мне компанию?
— Я уже пил чай, спасибо.
— Лишняя чашечка хорошего чая никогда не повредит.
На мебели в маленькой гостиной были чехлы из цветастой ткани, повсюду стояли фарфоровые статуэтки и морские раковины. Он двигался с большой осторожностью, опасаясь что-нибудь разбить. Она отправилась к буфету за второй чашкой. На низком столике перед диваном все было приготовлено для чаепития, чайник был под стеганым чехлом.
Она медленно опустилась на диван. Очевидно, это было ее обычное место отдыха, потому что этот конец дивана заметно прогнулся. Шейн придвинул себе простой стул. Он отказался от сахара и сливок, приведя в недоумение хозяйку, которая не забыла ни то, ни другое.
— Так вот как вам нравится чай? — поинтересовалась она.
Шейн сделал глоток, стараясь не поморщиться.
— Спасибо, все в норме.
— Попробуйте мои маленькие кексики,— предложила она.— Я понимаю, что мне следовало бы соблюдать диету, но теперь, когда Альберта больше нет, я решила, что нет оснований терзать себя. Чего ради? Я сидела в четырех стенах, чувствуя себя самым несчастным созданием на свете, и неожиданно сказала себе: Дафни, милочка, хватит морить себя голодом. Засучи рукава и достань с полки поваренную книгу. Я почувствовала себя грешницей, но зато снова обрела интерес к жизни.
Она прыснула от смеха и отправила в рот целый кексик. Челюсти у нее заработали, и Шейн подумал о зыбучих песках, затягивающих неосторожного зверька. В углу рта у нее появилась капелька шоколадного крема, она это почувствовала и слизнула ее кончиком языка.
Держа в руке чашечку с блюдцем, он приступил к атаке.
— Прежде всего, миссис Воттс, местная полиция узнает, что я здесь, но чем дольше я смогу работать независимо, тем лучше. Так что никому не рассказывайте, что вы со мной беседовали.
— Можете рассчитывать на мою абсолютную осторожность и благоразумие.— Наклонившись к нему, она добавила: — Я уверена, что они кого-то покрывают.
— Я не удивлюсь, если вы окажетесь правы,— сурово произнес Шейн.— Я не хочу спрашивать у них протоколы, пока нет такой необходимости, поэтому я прошу вас рассказать мне все то, что вы им уже сообщили. Понимаю, что это тяжело для вас, миссис Воттс.
Нетерпеливое выражение исчезло с ее лица, оно стало меланхоличным. Она вздохнула.
Шейн продолжал:
— Пока мне известно лишь то, что было напечатано в газетах. Ваш муж позвонил вам с работы и предупредил, чтобы вы не ждали его к обеду. Он запер офис ровно в шесть, как обычно, и пошел пешком по Хай-стрит к заливу, плащ у него был перекинут через руку, все как всегда. В этом месте он исчез. Копы не нашли ни одного человека, который видел его с того времени, когда чернокожий сторож обнаружил
его мертвым у входа. Он был убит тремя ударами ножа. Его бумажник исчез, карманы были вывернуты наружу. По кровавому следу на тротуаре видно, что он несколько раз падал. Его одежда была в беспорядке. Он был сильно пьян.— Чепуха! — яростно воскликнула она.— Они все фальсифицировали по каким-то непонятным соображениям. Или, возможно, по совершенно понятным. Альберт был убежденным трезвенником. За двадцать лет он не выпил ни одной рюмки.
— Он никогда не ходил в бары или ночные клубы?
— Нет, конечно, мистер Шейн. Он скорее бы оказал финансовую поддержку…— Она покраснела.— Ну, я чуть было не сказала «дому, который пользуется дурной славой», но нужно было знать Альберта…
И вновь ее нервный смешок.
Ее взгляд устремился на пианино, на котором стояла фотография, очевидно, покойника. У него были пушистые кавалеристские усы, которые резко контрастировали с остальным лицом. И волосы и подбородок были неприметными. Даже на снимке глаза выглядели слезящимися. От рта тянулись усталые складки. Он явно старался выглядеть бравым воякой, но это ему не удалось.
Майкл поинтересовался:
— Ваш супруг воевал?
— Нет, его не взяли в армию по болезни. Он не распространялся на эту тему, но мне казалось, что он сильно переживал. Вообще он был болезненно застенчивым и замкнутым, ему было бы полезно повращаться среди людей с иными взглядами на жизнь.
Шейн приподнял свою чашечку, как бы намереваясь сделать еще глоток, но тут же снова поставил ее обратно.
— Застенчивые люди обычно не работают в туристических бюро.
— Его должность не требовала общения с людьми. Он занимался бухгалтерией, планировал маршруты, договаривался с гостиницами и, конечно, много занимался вопросами багажа. Вы были бы поражены, сколько люди приобретают совершенно ненужных для них вещей, которыми они впоследствии вряд ли будут пользоваться, только потому, что здесь они гораздо дешевле, чем в Америке. Альберт не жаловал туристов, в особенности женщин. Про них он рассказывал массу самых настоящих анекдотов.
Отвернувшись в сторону так, чтобы не видеть, что делает ее рука, она взяла из вазочки еще один кексик и быстро отправила его в рот.
В комнате было страшно жарко. Он чувствовал, что на лбу у него выступил пот.
— Какие, например, миссис Воттс? — заставил он себя спросить.
— Вы наверняка знаете подобные истории,— ответила она, громко чавкая,— о бесстыдницах, нескромных в одежде и в разговорах пустышках, которые хвастают друг перед другом своими случайными романами и удачными покупками. Альберт их презирал. Особенно их сентиментальное отношение к здешним туземцам.
— Это как раз один из тех вопросов, который нас занимает,— сказал Шейн.— Были ли у вашего мужа какие-то причины в тот вечер оказаться в туземном квартале? Имелись ли среди туземцев у него знакомые или друзья?
— Решительно заявляю — нет! Совсем наоборот. Место зловонное, грязное, настоящая клоака. Альберт был страшно брезгливым. Там он не мог оказаться по своей воле. Его не могли там убить… То есть убили его там, не так ли? Как я считаю, дело именно в этом. Прочитав отчет в газете, я намеревалась послать туда опровержение. Как все это выглядит? Еще один респектабельный, всеми уважаемый человек отправился на ночь к цветной потаскухе. Извините за бранное слово. Он выпил слишком много, развлекаясь в обществе воров и бездельников, и по глупости затеял с ними ссору. Все просто объясняется. Но это не так.