Убийство по-домашнему

«Дорогая мама! Я тщательно все обдумал и пришел к убеждению, что незачем ждать результатов вскрытия. Все так или иначе в конце концов станет явным — зачем же продлевать это ужасное состояние? Я собирался сбежать, но как?.. Мне остается только один путь. Прошу тебя, мама, поверь мне, что я не хотел отравлять отца. Только тогда, когда он отругал меня и позвонил старому Петербриджу, заявляя, что раз и навсегда лишает меня наследства, мне пришла в голову эта фатальная идея. Он попросил, чтобы я дал ему лекарство. Так легко было налить половину флакончика. Он ничего не заметил…

А потом, когда доктор подписал свидетельство о смерти, я счел себя спасенным. Но, к сожалению, случилось по-другому. Мне никогда ничего не удавалось в жизни. Вот так обстоит дело. Надеюсь, что, наследство, несмотря ни на что, достанется вам. Так должно быть. Поверь мне, мама, что я сделал это также ради тебя, чтобы у тебя была хотя бы чуточку более сносная жизнь. Так или иначе… прощай, мама. И не беспокойся обо мне. Я выбрал совершенно безболезненный способ».

Я почувствовал, что волосы у меня на голове встают дыбом. В полубессознательном состоянии я посмотрел на подпись, неловко нацарапанную карандашом, словно кто-то поставил её левой рукой. Под письмом была подпись: «Горди».

Прочтя первые несколько строчек этого дьявольского письма, я решил, что передо мной подлинное письмо самоубийцы, который убил мистера Френда. Однако я быстро понял, в чем дело. Правда в своей страшной выразительности словно встала перед моими глазами. Это письмо, сообщающее, что убийца мистера Френда готовится совершить самоубийство, было подписано «Горди». Речь, однако, шла не о настоящем Горди, том, который исчез в день смерти отца и больше не появился…

Письмо касалось подставного Горди!

Это было письмо миссис Френд от меня, сообщающее, что я намерен совершить самоубийство.

Когда я смотрел на письмо, мое внимание приковало одно неграмотно написанное слово: «зачемже».

Да. Не было, не могло быть никаких сомнений относительно того, кто написал это письмо. Я убедился в том, насколько справедливы были мои подозрения. Уже тогда, когда я в бессознательном состоянии лежал в клинике доктора Крофта, у Френдов наверняка был готов план. Я нужен был им для того, чтобы оставить с носом Лигу Чистоты и провести мистера Петербриджа. Однако это был только пролог. Они прекрасно понимали, что неожиданная смерть мистера Френда раньше или позже вызовет подозрения. И что им понадобится козел отпущения. Именно эта роль с самого начала предназначалась для меня. Еще один раз за этот вечер миссис Френд обманула меня.

Теперь я понял, почему она и Селена так легко согласились с планом Марни спрятать меня в вилле доктора Крофта. Им, в первую очередь, нужно было успокоить меня, так как они знали, что прежде чем дело дойдет до реализации каких бы то ни было планов, меня уже не будет на свете.

Марни с самого начала была права. Френдов можно было охарактеризовать только одним словом: дьяволы.

Это письмо написала Селена. Слово «зачемже» неопровержимо указывало на это. Однако это не означало, что она действовала в одиночку. Я мысленно представлял себе лицо миссис Френд, обнаруживающей за рамкой фотографии письмо, когда инспектор Сарджент склоняется над моим мертвым телом. Я видел его так отчетливо… С мокрыми от слез глазами она читает дрожащим голосом письмо и шепчет: «Бедный мальчик… мой бедный любимый мальчик!»

В письме упоминается, что я не буду ждать результатов вскрытия. Или другими словами… я должен совершить самоубийство раньше. Вероятно, сегодня вечером.

«Я выбрал совершенно безболезненный способ».

Они уже даже знали, каким способом убьют меня. Каким чудом я могу расстроить им этот план, если ничего, абсолютно ничего не знаю о нем!

Я неподвижно сидел в своем несчастном кресле, ясно отдавая себе отчет в том, что я совершенно лишен возможности самостоятельно передвигаться из-за гипса.

Я ощутил пронизывающий страх.

Внезапно до меня дошло, что плеск воды в ванной прекратился несколько минут назад. Я засунул письмо обратно в карман пиджака.

Я вспомнил вчерашние слова Марни: «Наступит минута, когда ты сам убедишься в том, кто такая Селена, и плача придешь ко мне…»

Марни… Да, Марни!

Дверь ванной открылась, и в комнату вошла Селена. Она завернулась, как в тогу, в пурпурную банную простыню; одно плечо у неё было обнажено. Светлые волосы она собрала высоко на макушке. Она была просто чудо! Она выглядела прекрасно — как римская императрица.

— Привет, дорогой, — чарующе улыбнулась она. — Вот твоя мнимая жена!

Но это не была моя мнимая жена. Это был мой плач.

Глава 22

Селена стояла в мягком свете лампы, находящейся на столике между нашими кроватями. Она вынула из портсигара две сигареты, закурила их, потянувшись через кровать, вставила одну из них мне в губы.

— Закури…

Она немного полежала на спине, с наслаждением потягиваясь на покрывале в серебристую и желтую полоску и не переставая улыбаться мне.

— Наша последняя ночь, — тихо сказала она. Села на кровати и подтянула колени к подбородку. Её лицо оказалось совсем близко от моего. Она нежно пощекотала губами мое ухо.

— Может быть, я позову Йена, чтобы он помог тебе раздеться и лечь? В этом кресле у меня к тебе нет совершенно никакого доступа.

Когда я выберусь из кресла и окажусь в клетке, дверца ловушки захлопнется, подумал я. Поэтому я ответил ей такой же улыбкой и сказал:

— Еще минуточку, Селена! Когда я сижу, я чувствую себя более мужественным.

— Ах, ты! — Она села ко мне на колени и обняла меня за шею. От неё пахло шампунем и нагретой простыней. — Тебе очень неудобно?

— Нет…

— Я не травмирую твою больную ногу? — Она гладила меня по щеке.

— Как ты думаешь… где может быть сейчас Горди? — рискнул я задать вопрос.

— Ох, Горди!.. Не будем говорить о нем. Кого это может интересовать? — Она смотрела мне в глаза, одновременно обрисовывая пальцем контуры моего носа. — Скажи мне, ты не считаешь, что Нэйт вел себя сегодня как ребенок?

— Ты так думаешь?

— Ну, весь этот скандал…

— Действительно.

— Надеюсь, ты не злишься, что я его поцеловала? Что бы там ни было, а он нам нужен. Я вынуждена быть с ним милой.

— Я не имею ничего против того, чтобы ты целовала Нэйта.

— О! Я бы предпочла, чтобы ты был против! — Она надулась. — Я хочу, чтобы ты ревновал меня. К каждому мужчине, который прикоснется ко мне. Любимый, будь ревнивым!

Губы Селены скользнули по моей щеке и страстно прижались к моим губам. У меня в голове промелькнула мысль: «Неужели это уже начало?!» Неужели это вступление к «безболезненному самоубийству»? Я подумал также о Марни, о молоденькой Марни, спящей где-то в другом крыле дома. О Марни, которая сказала «дьяволы».