Убийство по любви
Шрифт:
– Спокойной.
Как только за Морисом закрылась дверь, Мирослава сразу бросилась к окну и распахнула его. Горячий воздух вполз в номер. «И почему в июле всегда так жарко? – подумала Мирослава и сама себе ответила: – Потому что лето». Она мысленно перенеслась в свой коттедж. В доме, окруженном садом, жара не ощущалась сильно. «И что теперь делает Дон?» – подумала она. Но позвонить даже самому умному коту было нельзя, поэтому она набрала номер сотового своей тетки Виктории.
– Мирослава? – раздался расслабленный голос.
– Теть, извини, я, кажется, тебя
– Нет, – рассмеялась Виктория и спросила: – Ты сегодня смотрела за окно?
– Здесь ужасная жара, кондиционер… – начала Мирослава.
– Ты в гостинице?
– Да.
– И что, там кондиционер гонит тепло? – удивилась тетка.
– Нет, просто я открыла окно.
– А… – протянула Виктория. – С тобой все понятно. Но если ты уже все равно открыла окно, то посмотри на небо.
– Смотрю.
– Что ты там видишь?
– Луну…
– Она ничего тебе не напоминает?
– Не знаю, тетя. Может, хрустальный розовый шар…
– А мне яблоневый лепесток, – тихо отозвалась Виктория.
– Ты написала стихотворение, – догадалась Мирослава.
– Да, только что закончила, перед твоим звонком.
– И дядя еще ничего не знает? – лукаво спросила Мирослава.
– Угу.
– Но раз уж я все равно позвонила, прочитай сначала мне, а потом ему.
Виктория не стала артачиться:
Точно яблони лепесток, Розовая луна. Ты б увидеть ее тоже смог, Если б выглянул из окна. Но не знаю я, чем ты занят И что в мыслях сейчас у тебя. И куда твое сердце тянет, Созерцая или любя. Но надеюсь я, что любовь, Пробудившаяся ото сна, Приведет тебя в дом мой вновь,И дорогу укажет луна.
– Теть, здорово, – тихо проговорила племянница, – так и обволакивает нежностью.
– Я рада, что тебе понравилось.
– Я сделала запись твоего прочтения. Сейчас пойду Морису дам послушать.
– Оставила бы ты парня в покое, он уже, наверное, спит, – рассмеялась Виктория.
– Я тихонько постучу ему в дверь. Если он спит, то будить не буду.
– Ну ладно, иди. Тебя ведь все равно не отговорить от того, что ты уже задумала.
– Передавай дяде привет.
– Передам.
– Пока.
– Пока.
Мирослава закрыла окно, потом вышла на балкон и, перебравшись на соседний, тихонько постучала в стеклянную дверь. Через некоторое время за стеклом появилась фигура Мориса. Он стоял и с удивлением смотрел на девичью фигуру в лунном свете. На всякий случай он протер глаза, потом все-таки открыл дверь и впустил ее в свой номер.
– Почему именно через балкон? – спросил он небрежно.
– Так ближе, – отозвалась она.
– А, что-то срочное?
– И да, и нет. Я не разбудила тебя?
– Нет. Но я как раз собирался ложиться спать.
– Как у тебя прохладно, – проговорила Мирослава. Он догадался, что она открывала окно. И спросил:
– И зачем?
– Что зачем?
– Окно открывали?
– Чтобы на луну посмотреть. А еще я тете звонила.
– И как она?
– Она тоже на луну смотрела.
Морис невольно улыбнулся.
– И чего ты усмехаешься? – рассердилась она.
– Я не усмехаюсь, а улыбаюсь.
– Не
придирайся к словам!– Я?!
– Ладно, проехали. Я чего пришла-то?
– Наверное, догадались, кто убил Зосю.
– Нет! Не порть мне настроение! Я хочу дать тебе послушать стих.
Морис указал ей жестом на кресло и присел сам.
– Слушаю.
Мирослава включила запись на воспроизведение, и в комнате зазвучал плавный голос Виктории Волгиной. Когда запись закончилась, Морис сказал:
– Спасибо, что дали послушать.
– Пожалуйста, – Мирослава поднялась и направилась к балконной двери, но Морис опередил ее, осторожно развернул за плечи и довел до двери.
– Лучше так, – напутствовал он.
– Какая ты скучная личность, – притворно огорчилась она.
– Ну что же тут поделаешь, – улыбнулся он и, подождав, пока она зайдет в свой номер, закрыл дверь. «Вот уж с кем не соскучишься», – пробормотал он себе под нос по-литовски.
На следующее утро он тихонько постучал в дверь Мирославы.
– Вы проснулись?
– Представь себе, – она открыла дверь и впустила его внутрь.
Он догадался, что она только что из душа. От нее приятно пахло лавандовым мылом, длинные русые волосы рассыпались по плечам и спине.
– Подождешь, пока я причешусь? – спросила она.
– Куда же я денусь, – улыбнулся он в ответ.
– К Шатровой ехать еще рано, и мы могли бы спуститься вниз и позавтракать.
– Только я подозреваю, что наши поклонники – портье и официант – сменились.
– Ничего, очаруем новых, – беззаботно отозвалась она.
– А то, с нашими-то способностями, – весело поддержал ее уверенность он.
Спустившись в кафе, они обнаружили сразу несколько свободных столиков. По-видимому, ранние пташки уже позавтракали и разлетелись по своим туристическим и иным делам, а те, кто любит спать подольше, еще не проснулись.
Дверь квартиры, принадлежавшей когда-то Зосе, им открыла худенькая светловолосая девушка, одетая, несмотря на жару, в черное трико и свободную светло-сиреневую блузку в крупную клеточку.
– Вы мне звонили вчера? – спросила она.
– Да, – подтвердила Мирослава.
А Морис добавил:
– Вообще-то вы должны были это спросить до того, как открыть нам дверь.
– Ладно, кому я нужна, – отмахнулась девушка, мимолетно улыбнувшись.
– Ваша подруга Зося, – начал Миндаугас, но Яна сразу прервала его.
– Зося – совсем другое дело, – сказала она, сразу погрустнев.
– Почему вы так считаете? – спросила Мирослава, усаживаясь на мягкий стул, предложенный Шатровой. Она уже успела окинуть комнату взглядом. Все здесь было не новым, но аккуратно отстиранным и отглаженным. И поэтому даже льняные чехлы, бывшие когда-то ярко-желтыми, сохраняли достоинство, став уже бледно-соломенными. В старой югославской стенке стояла на видном месте посуда, произведенная в бывших Чехословакии и ГДР. Отдельно располагались чашки и фужеры советского производства. В другой секции рядами теснились книги. Было видно, что их не просто читали, но и перечитывали.