Убийство по-министерски
Шрифт:
— Ну, это как бы… Это как бы совсем другое дело, понимаете? Ведь о моих планах знают как бы все, а что у Скоробогатова за проект — это коммерческая тайна. И потом, знаете, люди, занимающиеся бизнесом, как бы это ни показалось вам странным, как правило, суеверны…
Проговорив это, Астахов выдавил на своем лице располагающую улыбку.
— И вам он не предлагал поучаствовать в его проекте?
— Ой, у меня своих дел хватает, — на лице Игоря Кирилловича появилось выражение неимоверной усталости.
— Ну ладно, Игорь Кириллович, с этим мы вроде разобрались.
По правде сказать, и я уже начал уставать от разговора с бизнесменом-депутатом.
— Хорошо, если уж вы настолько искренне мне рассказали
— То есть… То есть, конечно, я, так сказать, всегда готов… А что, собственно, за моменты? — тут же засуетился Астахов.
— Отлично! — еще раз повторил я. — Тогда у меня к вам самый простой вопрос: кому как не вам, одному из старых друзей, знать, кто мог желать Скоробогатову смерти?
Ответом мне послужил протяжный вздох.
— Ох, ну это вопрос, конечно… Этот вопрос, так сказать, очень глобальный… — покачал головой Астахов. — Я не могу брать на себя ответственность за подобного рода предположения. К тому же вы как человек, видимо, бизнесом сам не занимавшийся, и поэтому вам трудно понять, что понятие «друг» в этой среде как бы достаточно условно…
— А теперь по-русски, пожалуйста, — не выдержал я витиеватых выражений бизнесмена.
— Ну, так сказать… — снова закатил глаза к потолку Игорь Кириллович. — Я не в курсе дел своего друга, которые меня не касаются. А расспрашивать об этом просто как бы… не принято. Если на кухне во время разговора двух приятелей один из них интересуется у другого, сколько тот зарабатывает — и тот, безусловно, в ответ скажет все, что сочтет нужным, — то это как бы в порядке вещей, но вот интересоваться подобным вопросом на другом уровне — это уже просто, так сказать, неприлично… Я знал, что Георгий не бедствует, но чтобы выяснять подробности — это, извините, просто как бы… не мой вопрос. И он никогда не распространялся об этом.
— То есть, у вас нет никаких предположений, — устав от обилия слов-паразитов, оборвал я Астахова.
— Ну, в общем как бы нет, — выдохнул Астахов.
— И еще один вопрос, Игорь Кириллович. Вы любите порядок?
Астахов выразил недоумение, в его глазах я даже увидел некую озабоченность за полицию, которая держит в своих рядах таких типов, как я, которые способны задавать совершенно глупые вопросы.
— Да как вам сказать… — протянул он.
— Вы посуду за собой всегда моете? Или только после встречи со Скоробогатовым в его офисе? — уточнил я.
— Да что вы, в самом деле? Какую посуду? Вы что, смеетесь надо мной, что ли? Зачем мне ее мыть? — После моего вопроса Астахов совершенно разнервничался и засуетился больше обычного.
— Тем не менее, вы ее за собой вымыли, — настаивал я.
— Нет, — растерянно, но твердо возразил Астахов. — Я точно помню, что сам Жора их и помыл. Только какое это имеет значение?
Действительно, какое это имеет значение? В этих рюмках ничего постороннего и подозрительного не обнаружено, к чему их вспоминать. Тут я готов был согласиться с Астаховым. К тому же есть и более интересные вещи.
— Допустим, вы не в курсе подробностей дел Скоробогатова. Но может быть, вы осведомлены о его частной жизни? — спросил я.
Астахов издал такой усталый вздох, что во мне даже шевельнулась жалость к этому бизнесмену-политику.
— Это вопрос, так сказать, совершенно не входит в мою компетенцию, — наконец выдал он, яростно растирая лоб платком. — Вы просто задаете такие вопросы, что мне как бы становится не по себе. Представьте, разве я стану у вас выпытывать подробности вашей частной жизни?
— Ну, вы мне и не друг, — заметил я, снисходительно глядя на Астахова. — А со Скоробогатовым вы встречались не только по делам. Вы бывали у него дома, давно знакомы с его супругой. Вы не можете быть не посвященным
в его, по крайней мере, семейную жизнь.— Многие люди… — благостным голосом начал Игорь Кириллович, — понимают, что их проблемы — это только их проблемы и что у других они не меньше. И поэтому не особенно любят выносить сор из избы… Я, так сказать, не знаю, насколько много собралось этого сора в семье Георгия, так что… Увы! — развел он руками.
Тем не менее, лоб его наморщился, и Астахов явно что-то вспоминал или обдумывал.
— Хотя… — наконец собрался он с духом. — Вы только поймите меня правильно, — тут же спохватился он, прижав кисти, похожие на пухлые калачи, к груди. — Я вовсе не хочу, так сказать, никого охаивать… Но если уж вы так настаиваете, если это нужно для следствия, то я как бы готов…
— Короче, — жестко перебил его я.
— Короче, — Астахов вздохнул в сотый раз, — отношения Георгия с женой, как это ни прискорбно, так сказать, исчерпали себя. Я уж не знаю причин, я и не спрашивал никогда об этом, но все же подобные вещи сразу заметны хорошо знакомому человеку. Они жили каждый сам по себе, Надя — поверьте, я глубоко уважаю эту, так сказать, достойную женщину, — полностью погрузилась в собственные интересы… Она нигде не работает, по дому тоже не обременена… Часами смотрит телевизор, посещает всякие там салоны… Ей стало совсем не до Георгия. И в итоге они, так сказать, отдалились друг от друга. Первое время, я так полагаю, она не задумывалась об этом, но… Природа ведь берет свое рано или поздно, верно? — Он как-то глумливо захихикал и даже подмигнул мне.
От его нервозности и суетливости не осталось и следа. Чувствовалось, что то, о чем сейчас скажет Игорь Кириллович, он скажет с удовольствием.
— …А она женщина, так сказать, еще в самом соку… Ну, вы понимаете, что я хочу сказать, — колыхнул он подбородком, доверительно склонившись ко мне, и даже закинул ногу на ногу.
— И что же? — без всяких эмоций спросил я.
Астахов тут же подобрался, вернул ноги в исходное положение и заговорил своим прежним, страдальческим и извиняющимся тоном смертельно уставшего человека.
— Ох, ну все же понятно… Надя вспомнила о том, что она женщина, поняла, что с Георгием у нее совсем исчезла романтика отношений — это же, как ни странно, в любом возрасте толкает нас на радикальные поступки, — и…
— И что? — Нескончаемая политкорректная волынка моего собеседника откровенно раздражала.
— А то, что она решила устроить свою жизнь с другим человеком, — глядя в потолок, подвел, наконец, итог своим излияниям бизнесмен.
— Это она сама вам сказала? — усмехнувшись про себя, уточнил я.
— Да! — неожиданно твердо ответил Астахов, но тут же стушевался, переходя на суетливую манеру. — Ну, это она говорила не мне лично, но заявляла открыто, это слышали множество человек.
— Вот как? — чуть приподнял брови я. — И как же это произошло?
Астахов с протяжным вздохом затеребил свою бороду.
— Ну-у-у… Хорошо… Его зовут Владимир Дмитриевич Красильников. Это очень давний ее знакомый.
Вечером я отправился в гости к своему другу Владу Тропинину. Влад был моим другом детства, мы жили в одном доме, ходили в один детский сад, а впоследствии и в одну школу. После ее окончания наши пути впервые разошлись. Тропинин, всегда склонный к гуманитарным наукам, поступил на филологический. Я же, провалив вступительные экзамены в юридический, подался в школу милиции, где мне и дали потом направление в институт, который я благополучно закончил. Но остался работать в милиции, потому что привык. Да и нравилась мне моя работа, честно говоря. По окончании института я, правда, не сильно выиграл в профессиональном плане — оклад мой не слишком возрос, а обязанности остались прежними. Правда, звание капитана получил.