Убийство по расписанию
Шрифт:
– Вам уже известно о сегодняшней перестрелке в стенах фонда? – Гуров не отрывал взгляда от шахматной доски. Он двинул вперед злополучную пешку на озвученную ранее позицию.
– Да. – Как и рассчитывал полковник, рука Доронина потянулась к стоящему на второй линии обороны коню. – Я сожалею, что инцидент произошел именно в стенах нашего фонда. Я не в курсе подробностей, но убежден, что сотрудники службы безопасности действовали строго по уставу.
– В этом еще предстоит разобраться следственным органам. – Гуров сделал ход черной ладьей. – Расскажите подробно о деятельности вашего фонда.
– А почему, полковник, собственно, вас заинтересовал фонд?
– Поверьте, Альберт Николаевич, у меня есть причины интересоваться, – сухо ответил тот.
– Я с удовольствием рассказал
– А по какому принципу вы отбираете детей для усыновления за рубеж?
– Выбираем не мы. Семьи, желающие усыновить российских детей, сами обращаются к нам. Или непосредственно в дома ребенка. А мы уже выступаем посредниками между будущими родителями и российскими органами опеки. Я понимаю, что сегодняшнее ЧП может навести на двусмысленные предположения, но уверяю вас, полковник, это не более чем ужасное стечение обстоятельств...
Доронин говорил обстоятельно, взвешивая каждое слово. Казалось, он был расслаблен. Но Гуров обратил внимание, что Доронин во время своей речи не один раз сделал неловкое движение руки, не то стремясь подавить зевоту, не то просто почесать подбородок.
– Вы знакомы с неким Борисом Щетининым? – Гуров снова двинул ладью, и белый король оказался под шахом.
Доронин нервно сглотнул, наблюдая за тем, как рука полковника спокойно потянулась к чашке кофе.
– Фамилия на слуху, но не могу вспомнить конкретного человека... Когда-то я был знаком с Лидой Щетининой. Мы сидели с ней за одной партой и заглядывали друг другу в тетрадки. Больше никакой связи с этой фамилией что-то не нахожу.
– Боюсь, что это не та связь, – жестко произнес Гуров. – Человек, о котором я говорю, принимал участие в сегодняшней перестрелке в «Эдельвейсе». И по нашим данным, он начальник вашей службы безопасности.
Выигрывая несколько секунд на размышления, Доронин вывел короля из-под шаха.
– Месяц назад у меня в охране работал некий Борис, – сказал он. – Фамилии не помню, хоть убейте. Но я его уволил за нечистоплотность. Пару раз во время его дежурств в офисе из сейфа пропала круглая сумма денег... Я не исключаю, что этот человек мог выступить сегодня кем-то вроде наводчика, и произошедшее тесно связанно с его именем, а вас, вероятно, приняли за нового сотрудника службы охраны...
– Неплохая версия, – усмехнулся Гуров. Он допил кофе и отставил в сторону пустую чашку. Склонился над шахматной доской и вновь определил белого короля в шаховое положение. Последний уже практически был загнан в угол. У него оставался один-единственный ход для отступления. Предугадать дальнейшее развитие партии было несложно. – Еще один вопрос. Что вас связывает с родильным отделением первой городской больницы?
– С родильным отделением? То же, что и вас, и всех нас может связывать с родильным отделением, – попытался отшутиться Доронин, но на этот раз шутка ему явно не удалась. – Я не понимаю, полковник, что вас заставляет задавать мне подобные вопросы. Фонд уже более десяти лет служит на поприще социальных программ поддержки детей-сирот. Дело в том, что мы стараемся сопровождать ребенка от самого рождения до момента его усыновления и принятия в семью, на попечение приемных родителей. Очень часто, при рождении неполноценного ребенка, роженицы отказываются от таких детей прямо в родильном доме. Связи фондов, подобных нашему, с родильными домами – это необходимое и даже неизбежное сотрудничество.
Критическое положение на доске Альберт тоже прочел за раз. Без особого энтузиазма он сделал единственно возможный ход и грустно вскинул глаза на полковника. Гуров
прицельно смотрел в лицо собеседнику.– Дело в том, что в одном деле у нас фигурировала клиентка этого родильного отделения, которая подала жалобу на заведующую Юлию Владимировну Завладскую. Она сама принимала сложные роды, во время которых ребенку была нанесена небольшая травма. – Полковник решил напоследок подпустить в разговор немного блефа. – Завладская довольно странно повела себя в этом деле... Вместо того чтобы взять ответственность за произошедшее, она отстранилась, а в конечном итоге дело вовсе было спущено на тормозах...
Доронин широко зевнул, не в силах сдержать себя. Нервы его были на пределе.
– Трудно сказать, что там за дела, – буквально выдавил из себя Альберт. – Думаю, что мало чем могу вам помочь в этом вопросе. Я, разумеется, знаком с Завладской. Нас с ней связывает тесное сотрудничество. Она никогда меня не подводила, а по-человечески она, по-моему, очень отзывчива и добра. Но больше ничего не смогу вам сказать. Мы никогда не общались в неформальной обстановке...
Гурову стало понятно, что Доронин больше не скажет ничего такого, что могло бы пролить свет на интересующий сыщика вопрос. Но сама личность этого человека оставалась для полковника не менее загадочной, чем связь между «Эдельвейсом» и родильным отделением первой городской больницы.
– Ясно. Кстати, вам мат, Альберт Николаевич, – Гуров даже не стал делать завершающий ход слоном. Партия между ними так и осталась в предматовой ситуации.
Доронин согласно кивнул. Полковник решительно поднялся на ноги.
Вторник. 15 часов 6 минут
Из бокового кармана пиджака, висевшего на вешалке, Крячко достал новую обойму и перезарядил пистолет. Аккуратно положил его на стол рядом с мобильным телефоном. Вытер кровь тыльной стороной ладони с разодранной щеки. Чувство досады не оставляло его. Второй прокол за день. Да что там за день, за каких-то пару часов. И больше всего Станислав злился на самого себя, а не на людей из фонда, не на Завладскую. Только на себя. А с другой стороны, что он мог изменить сейчас? Для чего теперь это самоедство? Полковник развернулся. Юля лежала на полу лицом вверх и продолжала плакать. Слез уже не было, но ее хрупкие плечи сотрясались в беззвучных рыданиях. Крячко запахнул халат, подошел к ней и опустился на колени. Ласково провел рукой по растрепавшимся светлым волосам. В приступе истерики заколка слетела и теперь валялась неподалеку.
– Ну, все, успокойся, – как можно более ласково произнес Станислав. Прежнего раздражения в его голосе уже не было. – Они уехали. Тебе ничего не грозит.
– Я не хочу, Стасик, – в который уже раз за последнее время сказала она, словно эти слова были записаны на магнитофонную пленку. – Я не хочу умирать.
– Ты не умрешь. Я тебе обещал. А я никогда не нарушаю данное кому-либо обещание. Тем более я ни за что не нарушу обещание, данное тебе. Ты не умрешь...
– Мне очень-очень страшно, Стасик.
– Успокойся.
Похоже, что у нее в памяти не отложился эпизод, когда Крячко ударил ее по лицу. А пощечина вышла весьма хлесткой. На левой щеке Завладской до сих пор алел след от широкой руки полковника. Но она ничего не сказала по этому поводу. Не обратила внимания? Или просто решила не затрагивать эту тему?
– Не бросай меня!
Она рванулась вперед, и Крячко сам не успел опомниться, как Завладская оказалась в его объятиях. Он стоял на коленях, прижимая к груди ее голову. Волосы щекотали Станиславу ноздри. Он чувствовал аромат ее духов, ощущал тепло ее податливого тела. Он нежно и осторожно гладил ее по спине, когда пальчики Юли вдруг скользнули за отворот халата и коснулись груди полковника. Сердце Крячко заколотилось, как бешеное. Уже не в силах контролировать свои чувства и желания, он приподнял голову Завладской и с легкостью нашел губами ее губы. Она еще слабо всхлипывала, но охотно отозвалась на действия мужчины. Руки Крячко блуждали по ее телу. Все мысли о возможном покушении, о недавнем столкновении с Лобановым, а затем и еще с двумя налетчиками в эту секунду выветрились из его сознания. Отступила и досада за понесенные поражения...