Убийство под аккомпанемент

— Значит, — произнесла она с первым намеком на раздражение, — шкатулка стояла у меня на коленях.

— Так вот, значит, как миниатюрный серебряный карандаш, который вы носите на цепочке, оказался в шкатулке?

Ее руки поднялись к переду платья, затеребили ткань.

— Да, наверное, так. Да. Тогда я не поняла… Так он был в шкатулке?

— Возможно, вы выпустили из рук крышку, а она зацепила карандаш и сорвала его с цепочки?

— Да, — повторила она. — Да. Наверное, так. Да, я помню, что так сделала.

— Тогда почему вы искали его сегодня утром на площадке лестницы?

— Я забыла, что он зацепился за шкатулку, — поспешно сказала она.

— Не слишком-то надежная память, — пробормотал Аллейн.

— Вы просите меня вспоминать самые мелкие пустяки. А пустяки никого сейчас в этом доме не заботят.

— Вот как? Тогда я предположил бы, что вы искали на площадке не вашу побрякушку, которая, как вы говорите, тривиальный пустяк, а кое-что, чего, вы знали, не могло находиться в шкатулке, потому что вы видели, как мисс де Суз унесла это с собой, в ярости покинув гостиную. Вышивальное шильце.

— Но, инспектор Аллейн, я же вам сказала, что ничего подобного не заметила.

— Тогда что же вы искали?

— Вам ведь, по всей очевидности, сообщили. Мой карандаш.

— Тривиальный пустяк, но ваш личный. Вот он.

Раскрыв ладонь, он показал ей карандаш. Она не шевельнулась, и он уронил его ей на колени.

— А вы показались мне, — заметил он небрежно, — наблюдательной женщиной.

— Если это комплимент, то спасибо.

— Вы видели мисс де Суз снова, после того как она вышла из гостиной с шильцем в руке и после того как она поссорилась с Риверой, когда они были наедине в кабинете?

— Почему вы говорите, что они поссорились?

— Сведения из весьма достоверного источника.

— Карлайл? — спросила она резко.

— Нет. Но если вы подвергаете полицейского перекрестному допросу, сами знаете, он мало что вам расскажет.

— Наверное, кто-то из слуг, — сделала вывод она, отмахиваясь и от вывода, и от самого инспектора без нажима. Он снова спросил ее, видела ли она Фелиситэ, и, понаблюдав за ним минуту, она ответила, что да.

Фелиситэ пришла к ней в комнату и была в самом счастливом расположении духа.

— Возбуждена? — предположил он, и она ответила, что Фелиситэ была приятно возбуждена. Она радовалась предстоящему вечеру в клубе со своим кузеном Эдвардом Мэнксом, к которому была сердечно привязана, и полна ожиданий, каким будет представление в «Метрономе».

— После этого разговора вы пошли в комнату леди Пастерн, так? У леди Пастерн была ее горничная. Горничную отослали, но прежде она успела услышать, что мисс де Суз очень возбуждена и что вы хотели бы переговорить об этом с ее матерью.

— Опять. Слуги!

— Любой, кто готов говорить правду, — отозвался Аллейн. — Было совершено убийство.

— Я не говорила ничего, кроме правды. — Губы у нее дрожали, и она крепко их сжала.

— Хорошо. Тогда давайте продолжим?

— Мне решительно нечего вам сказать. Совершенно нечего.

— Но по крайней мере вы можете рассказать мне про семью. Вы же понимаете, что в настоящий момент моя задача заключается не столько в том, чтобы найти виновного, сколько в том, чтобы очистить от подозрений тех, кто, возможно, был связан с Риверой, но не имеет отношения к его убийству. А это касается ряда членов данного семейства. Меня интересуют взаимоотношения в доме, как частного, так и общего порядка. Ведь вы в вашем положении…

— В моем положении! — шепнула она с подавленным презрением и почти беззвучно добавила: — Что вы можете знать о моем положении?

— Я слышал, вас прозвали контролером дома, — любезно отозвался Аллейн и, не услышав ответа, продолжил: — Как бы то ни было, оно многолетнее и во многих смыслах доверительное. Для мисс де Суз, например, вы доверенное лицо. Вы ведь, по сути, ее воспитали, верно?

— Почему вы все время спрашиваете про Фелиситэ? К Фелиситэ это не имеет никакого отношения! — Встав, она повернулась к нему спиной и начала переставлять безделушки на каминной полке. Он видел, как ее ухоженная и очень белая рука оперлась о край полки. — Боюсь, я не слишком хорошо себя повела, верно? — пробормотала она. — Но вашу настойчивость я нахожу докучной.

— Потому что в настоящий момент ее предмет мисс де Суз и шильце?

— Разумеется, мне не по себе. Тревожно думать, что она хотя бы в какой-то мере замешана. — Опершись локтем о полку, она опустила голову на руку. С того места, где он стоял позади нее, Аллейну она показалась женщиной, которая остановилась передохнуть и погрузилась в праздные размышления. Ее голос доносился приглушенно из-за ссутуленных плеч, словно она прижимала ко рту ладонь. — Наверное, она просто оставила его в кабинете. Она даже не обратила внимания, что держит его в руке. Когда она поднялась ко мне, его при ней не было. Оно не имело для нее решительно никакого значения. — Она повернулась к нему лицом. — Я кое-что вам расскажу. Я не хочу рассказывать. Я приняла решение, что не желаю принимать участия в этой истории. Мне она отвратительна. Но теперь я понимаю, что должна вам рассказать.

— Верно.

— Дело вот в чем. Вчера вечером перед обедом и во время него мне представилась возможность наблюдать за этими… за двумя мужчинами.

— За Риверой и Морено?

— Да. Это были экстраординарные особы, и, полагаю, в какой-то мере я была заинтересована.

— Разумеется. Во всяком случае, Риверой.

— Не знаю, какие пересуды слуг вы слушали, инспектор Аллейн.

— Мисс Хендерсон, я достаточно услышал от самой мисс де Суз, чтобы понять, что между ними существовало своего рода соглашение.

— Я наблюдала за этими двумя мужчинами, — сказала она, словно он и не открывал рта, — и сразу поняла, что между ними существует неприязнь. Они смотрели друг на друга… не могу это описать — враждебно. Разумеется, оба они были невероятно вульгарными и грубыми. Они едва обращались друг к другу, но за обедом я снова и снова замечала как один, дирижер, злобно смотрел на второго. Он много говорил с Фелиситэ и лордом Пастерном, но слушал…

— Риверу? — подстегнул Аллейн.

Она словно бы не могла заставить себя произнести ненавистную фамилию.

— Да. Он слушал его так, словно возмущался каждым его словом. От любого из нас это было бы вполне естественно.

— Ривера был настолько оскорбителен?

Ее лицо фанатично вспыхнуло: наконец появилось что-то, о чем она была готова говорить.

— Оскорбителен? Да он был… просто за гранью приличия. Он сидел рядом с Карлайл, и даже она была смущена. По всей видимости, она его привлекала. Это было совершенно отвратительно.

Аллейн подумал с неприязнью: «И что еще за этим стоит? Обида? Что Карлайл, а не Фелиситэ очаровала мерзкого Риверу? Праведное возмущение? Или что-то более серьезное?»