Убийство с отягчающими
Шрифт:
– Это того стоило?
– Несомненно. У меня есть кассета с этим разговором. Ресников говорит, что с Крыльниковым вопрос был решен, и то же решение он хочет услышать от меня. Не прямо говорит, понятно, но для следствия это доказательством будет. Мне он тоже предлагал вступить в клуб любителей футбола, я отказался и едва не получил вместе с Базаяном по пуле в роговой отсек.
Кряжин говорил, Смагин слушал. Перелистывал страницы, не стараясь вникнуть в их содержимое, сосредоточивая внимание лишь на том, что до него доводил советник.
Договорные матчи с записью самих договоров… Двойная бухгалтерия… Незаконное участие игроков команды и руководителей клуба в тотализаторе… Хищения из казны методом утаивания доходов… По санкциям статей Уголовного кодекса
– При умелом использовании этих материалов и наличии следственной группы ГУВД в гостях у фигуранта разговаривать с этим фигурантом не представляет большого труда. Думаю, они сошлись на четырех миллионах и четырехстах пятидесяти тысячах долларов.
Четыре миллиона – это та сумма, которая нужна была Крыльникову. – Подтянув к себе листок бумаги со стола начальника, «важняк» вынул паркер и написал озвученную сумму. – Но Ресникову пришлось заплатить еще четыреста пятьдесят тысяч, потому что ни одна контора за отмыв «грязных» денег менее десяти процентов не возьмет. Гаенко можно заставить сделать все бесплатно, но тогда Гаенко будет, как и раньше, просто руководителем предприятия, у которого полковник систематически вымогал деньги. Управляющий в любой момент может написать заявление, и тогда честным милиционерам станет известно не только о рэкете, но и о незаконном финансовом обороте, организованном замначальника московской милиции. Заплатив же управляющему десять процентов, Крыльников зашивал ему рот и автоматически превращал в соучастника. Крыльникову не нужна информированность честных коллег о незаконных финансовых операциях и вымогательстве с использованием служебного положения. Полковнику нужны были именно четыре миллиона долларов и ни центом меньше, потому что трехэтажный дом в Чикаго, на берегу озера Мичиган, стоит ровно четыре миллиона.
Поднявший брови и поджавший губы Смагин являл собой профессора, натолкнувшегося на студента, который мелом на доске доказал ему новую природу теории относительности. И вот теория предстала в новом свете, сформулирована, выглядит еще относительнее первой, и теперь у комитета в Стокгольме только два пути. Либо вручать золотую медаль с профилем Альфреда Нобеля, либо ходатайствовать перед Европейским судом о направлении номинанта на психиатрическую экспертизу.
– Какой дом?.. – Осипший от стольких откровений голос Смагина звучал в кабинете, как скрип струйного принтера. – Какое озеро, Иван Дмитриевич?
– На похоронах Крыльникова, когда дело еще не дошло до погоста, я находился в квартире полковника. Прятался, так сказать, на кухне. В тот момент, когда представитель от ГУВД говорил о том, какого ценного бойца потеряли правоохранительные органы, и сравнивал Крыльникова с правой рукой, которую этим органам отсекла организованная преступность, я подумал о том, что где-то в этом доме обязательно должен быть компьютер. Так я оказался в комнате, в которой хозяин, думается мне, проводил большую часть времени. Бар, диван, телевизор, книги… Что еще нужно мужику, чтобы занять свободное время?
Но главное, там был компьютер. И я проник в святая святых Андрея Николаевича…
Шесть дней назад,
квартира Крыльникова А.Н.
– Так… – Кряжин щелкнул мышью, и перед ним выстроилась панель последних проникновений полковника во всемирную паутину. – Так… Это очень интересно…
На экране перед советником нарисовалась умилительная картина: трехэтажный дом с черепичной крышей и стенами, обвитыми плющом. Дворик с зеленой травой и низкой белой оградкой, несколько деревьев, ухоженных настолько, что кажутся не запечатленными на фото, а нарисованными…
Где-то вдалеке виднелась водная гладь, очерченная зелеными берегами. Словно по периметру голубой полоски кто-то провел ярко-зеленым фломастером. Рядом с домом стояла машина. Это было творение «Дженерал Моторс Корпорейшн»
золотистого цвета, и у советника стало складываться впечатление, что машину вымыли специально для того, чтобы поставить в кадр.Но на другой стороне дороги, где располагался не менее красивый, но уже двухэтажный дом, стоял «Форд», и он тоже сверкал лаком. Чуть поодаль – «Шевроле», и от ее блеска хотелось моргнуть. Неужели для того, чтобы отрекламировать этот продаваемый дом, хозяева помыли все машины, стоящие на улице? И вообще, где эта улица и где этот дом? Что-то люди непривычно счастливы для русских и так же непривычно упитанны. Нет в глазах мужчины, держащего на коленях девочку в розовом платье, мук жалости к самому себе оттого, что завтра снова на работу. И у девочки лицо не испугано. Ведь этих девочек, когда хотят запечатлеть на память, просят сказать в камеру: «Che-e-ese!», а не сосредоточиться на птичке, которая должна вылететь из объектива. Оттого у первых лица светятся счастьем, а у вторых искажено сосредоточенным ужасом. Русским девочкам в розовых платьях о птичке говорят, но постоянно забывают объяснить, что птичка, вылетев, полетит не в лицо девочки, а в сторону.
Так где же эта улица, где этот дом?..
Кряжин скользит мышью по коврику. Улица продвигается, и вот она видна вся, предоставляя возможность увидеть еще с полдюжины сияющих полиролью машин и несколько десятков домов, выровненных вдоль проезжей части, как по ниточке. Но они не так высоки и красивы, как дом, на который снова смотрит Кряжин, вернув мышью картинку в исходное положение…
А это что в трех десятках метрах, запечатленное цифровой камерой?
Советник внимательно всматривается в знакомую по документальным съемкам роспись на борту автомашины, и через несколько секунд… Нет, все-таки придется надеть очки.
Вот теперь полный порядок. Надпись на автомашине видна очень хорошо.
«chicagо p.d.»…
Вот оно как… Темно-синяя машина вытянутой формы, проезжавшая по улице в момент съемки, – это патруль полицейского департамента Чикаго!
А что, спрашивается, делать полковнику Крыльникову на этом сайте, который рекламирует дома, продаваемые по всему свету?
Советник щелкает мышью, передвигая столбик в «окно» вниз, и с не меньшим любопытством убеждается в том, что, прежде чем оказаться в Америке и остановиться на этой фотографии чикагского дома с табличкой у входа в его ограду «SALE» [11] , Андрей Николаевич, как Колумб, плутал и в Испании, и в Греции, и в Италии, и даже на Сейшельских островах. Им было пересмотрено не менее двух десятков фото и перечитано столько же пояснительных ремарок о площади дома, виде из окон и площади земли, на которой дом стоит.
11
«Продается».
Этот дом, где девочка в розовом улыбалась, продается за $US 4 000 000.
Значит ли эта фотография что-то конкретное для следствия Кряжина? Пока нет.
Он знает, что нужно делать. Вернувшись к «рабочему столу», Кряжин пробивает мышью значок с надписью «Мои документы».
Ого… Здесь придется покопаться. Андрей Николаевич составил не менее двух сотен документов. Есть тут и милицейская тематика, например: «Ответ Чубасову на его претензии по КГЗ» (что такое «КГЗ»?! – хоть одним глазком взглянуть бы…), есть и личное. Оказывается, письма родственникам Крыльников писал на компьютере. Ладно, его дело…
А вот, кажется, то, что нужно. Что может означать файл «Запрос о доме» объемом 11 Кб, кроме как попытку узнать о доме?
Окно раскрывается, и Кряжин с разочарованием убеждается в том, что либо Крыльников хороший специалист в английском языке, либо он обращался к кому-то, чтобы его письмо перевели. Одна страница текста на чистом английском языке. «Впрочем, не будем торопиться насчет чистоты, – перебил свои мысли советник. – Не может быть, чтобы в этом аппарате последней модели не было переводчика с буржуйского…»