Убийство в доме тетушки Леонии

— Дорогой друг, не бросайте меня, останьтесь еще на несколько минут, — сказала она, удивительно цепко ухватив его за руку. — Прошу вас, сейчас я быстренько избавлюсь ото всех, — игриво прошептала она.

Американский профессор был сильно раздосадован. Он знал, что француженки взбалмошны, но не думает же она в самом деле… От виконта оказалось не так-то легко отделаться. Но ласковое и убедительное «Послушайте, друг мой, вы же знаете, что мы увидимся позже», сопровождаемое взмахами ресниц, наконец помогло выставить его за дверь.

Патрик Рейнсфорд все больше недоумевал. Если потом она встречается со своим виконтом, то на кой черт она прямо-таки приказала ему остаться? «Наверное, хочет, чтобы я пригласил ее прочесть лекцию в американском университете, — подумал он. — Но с ее двумя-тремя статейками, опубликованными по протекции и в сомнительных изданиях, и с этим смехотворным „Справочником истинного прустоведа“ я никак не могу ее пригласить».

— Ну наконец-то мы одни. — Она улыбнулась, обнажив острые волчьи зубы.

— Действительно, — осторожно ответил он, чувствуя себя несколько не в своей тарелке.

— Давайте устроимся поудобнее, — предложила она, указав на раззолоченное канапе. — Вы, должно быть, недоумеваете, почему я позволяю себе злоупотреблять вашим временем, — добавила она, скромно потупившись.

— Видите ли, я приглашен на ужин, — не моргнув глазом, солгал он.

— Мне бы следовало догадаться, — пробормотала она, усмехнувшись. И громко добавила: — Тогда не будем терять время, мне сказали, что вы собираетесь открыть Центр по изучению рукописей…

Он был слегка удивлен, что она уже знает. Об этом проекте он говорил только с несколькими администраторами и еще с двумя-тремя коллегами, чтобы поскорее насладиться их завистью. В то время, когда урезались все бюджеты, ему дали карт-бланш и тысячи долларов на создание Центра по генетическим исследованиям: значит, были уверены в его видении концепции образования двадцать первою века! Решительно, слишком тесен французско-американский университетский мир, чтобы избежать утечки информации. Или он сам слишком известен. Эта мысль привела его в хорошее настроение.

— В самом деле, я подумываю о создании центра, где были бы собраны модернистские и постмодернистские рукописи, что-то вроде лаборатории по изучению почерка нашей эпохи, — по привычке заговорил он. И тут же поправился: — Но не прямо сейчас. Вы не представляете, какая это работа — все организовать.

— Я как раз очень хорошо это представляю. Иногда я так устаю от руководства Прустовской ассоциацией, хотя по масштабу это и несравнимо. То есть вам понадобится человек, который будет осуществлять координацию проекта. Невозможно поспеть везде одновременно, — игривым тоном заметила она. Теперь он понял, к чему она клонит, и решил, что пора закругляться. Было несколько способов сделать это. Ему казалось, он нашел удачную отговорку.

— Вы совершенно правы. Я как раз ищу такого человека. Единственное условие — поскольку деньги предоставлены частными американскими организациями — чтобы это был американец.

— Ох, ну всегда же можно договориться. — И, увидев, что он собирается возразить и поднимается, чтобы уйти, добавила с лукавой улыбкой, которая не гармонировала со злобным взглядом карих глаз: — Прежде чем мы продолжим этот разговор, я должна вам сказать, профессор Рейнсфорд, что прошлым летом я совершенно случайно познакомилась на коктейле с сестрой Лоры Петерсон.

Он не дрогнул, но, вероятно, внезапная бледность выдала его, потому что она предложила не без издевки:

— Немного бурбона? Коньяку?

Он покачал головой. И она безжалостно продолжала:

— Как я вам уже сказала, вам придется найти себе помощницу, которая будет в курсе современных проблем генетической критики. Вы не думаете, что заседание Прустовской ассоциации будет подходящим местом, чтобы объявить об этом? Разумеется, мы говорим о будущем сентябре, до тех пор я буду… занята.

Он сделал последнюю попытку и выговорил:

— Все зависит не только от меня.

— О, дорогой друг, все знают, что вы делаете все, что вам заблагорассудится. С вашей-то репутацией. Вы же не хотите ее потерять. А это произойдет, если станет известно, кто действительно написал вашу «Критику новой критики»… Но пока нет необходимости никого в это посвящать. Письма Лоры, слава Богу, находятся в надежных руках. Не прошло еще пятидесяти лет, как она… ушла, если можно так сказать, и…

Она остановилась на полуслове, услышав какой-то шум из-за неплотно прикрытой двери.

— Жизель! — почти заорала она.

Когда стройная фигура длинноволосой девушки обрисовалась в дверном проеме, Патрику Рейнсфорду почудилось, что ему явился сам ангел милосердия с картин прерафаэлитов. [18]

— Что вы тут делаете, Жизель? Я думала, вы уже ушли… давно.

— Но вы же велели мне доделать подписи…

— Так, значит, вы были в моем кабинете? — обвиняющим тоном спросила Аделина Бертран-Вердон.

18

Группа британских художников конца девятнадцатого века, бравших за образец живопись предшественников Рафаэля.

— Да, как вы мне сказали, — неловко защищалась Жизель. — Я уже закончила, я уже уходила…

— Хорошо, Жизель, идите. И приходите завтра ровно в десять часов, — добавила она с видом мученицы, намекая, что прислуге постоянно приходится напоминать о ее обязанностях.

Патрик Рейнсфорд воспользовался случаем и поднялся:

— Мне тоже пора идти.

— Ах да, ваш… ужин. Ладно, идите, раз уж мы договорились. Ведь мы договорились, правда?

— Я вам позвоню, — сказал он, откланиваясь.

— Да-да, позвоните мне. В любом случае мы увидимся в «Старой мельнице» накануне заседания. Чтобы уладить последние детали, удобнее всего будет, наверное, после ужина. Жизель вызовет вам такси, если хотите…

«Гадина! — в ярости подумал он. — Сука!»

Действительно, он снова увидел ее вчера вечером за ужином, где каждое блюдо казалось ему пыткой, от спаржи до клубники со сливками, не говоря уже о курице под соусом «финансист». И потом в доме-музее — распростертую на полу, в клетчатом костюме, жалкую и наконец-то умолкшую, с головой, проломленной основанием окровавленной статуи.