Убийство в Оптиной пустыни

– А где остальные?

Игумен:

– Инок Трофим в бане…

– А где баня?

– Здесь, в монастыре…

– Коллега, – Грищенко обратилась к Мортынову, – не будем даром терять время. Вы с собачкой поработайте с кепочкой, а мы продолжим осмотр… Вещдоки с собой заберите, потом привезете. А мой «сундучок» оставьте, их ребятки понесут. Да? – глянула на понятых.

– Да-да, – хором ответили абхаз и москвич.

И чуть не подрались из-за чемоданчика.

Следователь Мортынов с пакетом вещдоков, портфельчиком и кепкой поспешил к кинологу.

Грищенко с понятыми за игуменом пошла к монастырской бане.

Дверь в баню отомкнул Мелхиседек:

– Входите…

Прокурор-криминалист понятым:

– Закрывайте носы…

Знала трупные запахи в закрытом помещении.

– Время 12 часов 7 минут… – заметила Грищенко, когда зашли в моечное отделение.

Снова устроила на руке папку, сменила лист, записывала:

– «…в банном помещении на лавке лежит труп инока Трофима… Нижняя челюсть подвязана белыми платками с темными рисунками… Труп лежит на спине… На трупе одето: бушлат темного цвета… – Приседала, раздевала. – Под ним ряса… испачканы кровью. Сапоги кирзовые… – Доставала линейку, мерила. – На бушлате со стороны спины имеется повреждение ткани… длиной около 4 см с ровными краями… На рясе на этом же уровне имеется аналогичное повреждение ткани…»

«Сзади били», – окончательно помрачнели понятые.

Мелхиседек молился.

Прокурор:

– «…Туловище и одежда испачканы кровью вниз от повреждения…»

Тем временем в монастыре около УАЗа происходило завораживающее действо. Сержант-кинолог забрал у затолканных на заднее сиденье мужичков головные уборы, снял мохнатую шапку с бородача, разложил на пустырьке рядком.

Взял у следователя Мортынова вельветовую кепку, поднес к носу собачки:

– Марк, нюхай…

И пустил собачку на пустырек:

– Искать!

Овчарка походила-походила и… отошла в сторону. Кинолог занервничал. Снова потыкал в нос собаке кепкой. Марк пошел, походил-походил, вернулся и сел около мохнатой шапки.

– …«по счету», – записал в блокнотик кинолог.

Оперок подскочил и от радости захлопал в ладоши.

– Чего это с ним?.. – Сидевшие в УАЗе переглянулись.

А хозяин мохнатки задергался.

Догадался, к чему все идет, и дернулся, подумывая бежать, но вряд ли мог скрыться в наручниках, и только бледнел.

– Чья шапка? – Мортынов поднял шапку.

– Моя, – глухо произнес бородач.

– Фамилия?

– Карташов, – ответил бородач, теряя голос.

– Имя, отчество…

– Александр Иванович, – произнес еле слышно.

Кинолог записал: «Карташов…»

В ворота монастыря въехали «жигули».

Ворота монастыря

Из них выскочил кинолог-лейтенант с похожей на волкодава собакой.

– На подмогу, – сказал Мортынов сержанту-кинологу.

Лейтенант вальяжной походкой подошел к сержанту:

– Ну что, собачку пускали? – спросил и скомандовал волкодаву: – Рекс, сидеть!

Теперь на пустырьке, как перед расстрелом, стояли пятеро мужиков и среди них бородач в бушлате. В стороне, словно ожидая чего-то, покачивались милиционеры с автоматами.

Когда кинолог-лейтенант дал понюхать Рексу кепку из вельвета, потом скомандовал: «Искать!» и пустил овчарку на людей, пес походил-походил между замершими бедолагами и – никого не отметил. И только со второго пуска остановился и сел около бородача.

Тот закачался.

– Фамилия? – снова спросил Мортынов.

– Карташов… – прошелестел голос того.

Мортынов подошел к бородачу. Пригляделся к бурым пятнам на бушлате.

«Похоже, кровь…»

– Откуда пятна?

Бородач окончательно потерял голос.

Трех опознаний собачками оказалось достаточно, чтобы бородач попал в число стопроцентных подозреваемых.

5. В морге в Козельске

Осмотрев в бане инока Трофима, Грищенко с понятыми и игуменом вышли на улицу. Понятые не могли отдышаться. Игумен часто крестился.

– Это еще не все… – сказала прокурор-криминалист, поправляя перчаточки. – Где третий жмурик?

Мелхиседек прокашлялся и ответил:

– В морге, в Козельске.

– Тогды туды…

Сняла перчатки. Закурила.

Понятые плотоядно смотрели на прокуроршу, сами желая закурить, но им папироски не предлагали.

Игумен стоял в стороне и отмахивал рукой разлетавшийся дым.

Грищенко покурила, бросила папиросу и притушила каблуком сапога.

– Отче, вы оставайтесь на хозяйстве, – понимала, сколько у игумена хлопот, – а мы в город имени одного парнокопытного…

Лес вокруг Оптиной

Река Жиздра

Оставив игумена в монастыре, наказав Мортынову работать «по горячим следам», Грищенко прошла к воротам и плюхнулась на переднее сиденье «Волги».

– Братец, к Козлам!

– Куда-куда? – вмиг проснулся водитель и схватился за руль. – А, понял-понял…

Понимал прокурора-криминалиста с полуслова.

Понятые забились на заднее сиденье, устроили между собой чемоданчик.

Легковушка отъехала от монастыря и сквозь лесную чащу, громыхая на кочках и рытвинах в асфальте, понеслась в город.

Когда въехали на мост через реку Жиздру, дорогу преградили военные с автоматами.

– Уже армию подняли по тревоге! – Грищенко показала майору с петлицами артиллериста алую корочку: – Калужская прокуратура…

«Волга» рванула вперед.

Водитель:

– Еще бы, зверюга где-то насается!

– Вот утоп бы, тогда не пришлось бы нам насаться… – сказала меланхолично прокурорша.

Водитель:

– Я с багором в речку не полезу…

От шуточек блюстителей порядка у понятых то и дело возникал рвотный позыв.

А за раздольем поймы реки Жиздры из оправы густого леса, зеркала воды и синюшного неба выглядывала Оптина пустынь. Она словно высматривала все вокруг, боясь кого-то не увидеть, что-то проглядеть в глухой тишине.

Прокурорская «Волга» въехала в Козельск, свернула на горку и, поднявшись, завиляла по улочкам к больнице на выезде из города.