Убийство в особняке Сен-Флорантен

Бормоча что-то себе под нос, он провел рукой перед лицом, словно отгонял навязчивое видение.

— Значит, в кухне было светло?

Смутившись, подмастерье забегал глазами от одного бесстрастного лица сыщика к другому, словно ища поддержки или вдохновения.

— Вам понятен мой вопрос? — спросил Николя. — В котором часу вы открыли кухню?

— Кажется, часов в шесть.

— Согласен. Значит, было темно.

— Да, раз вы так говорите.

— Комиссар ничего не говорит, — раздался раздраженный голос Бурдо. — Это вы должны говорить, и мы будем вам весьма признательны, если вы, наконец, оживите ваши воспоминания.

— Инспектор прав, — ласково промолвил Николя. — Каким образом в шесть часов утра в это время года вы могли увидеть тело?

— Может, у вас была с собой свеча? — поинтересовался Бурдо.

— Я больше не знаю… ничего не знаю. Вы меня совсем запутали. Эта кровь… Отпустите меня!

— Успокойтесь! Мы вернемся к месту преступления, когда вы возьмете себя в руки. А теперь расскажите мне о жертве.

Глаза молодого человека заблестели сквозь слезы.

— Она была такая красивая! Она всегда находила для всех доброе слово. Какое чудовище!

— О ком вы говорите?

— Да о дворецком, об этом Миссери. Это он убил ее, он всегда к ней придирался. Хотя говорили…

— Говорили что?

— Ничего.

— Поймите, все ваши недомолвки и попытки скрыть истину приведут вас на соломенный тюфяк в тюремной камере Шатле, где, чтобы заставить вас говорить, к вам применят иные методы. Что вы можете сказать о Миссери?

Поколебавшись, молодой человек, наконец, выдавил из себя:

— Настырный как чесотка. Цеплялся ко всем и к каждому. Расставлял нам ловушки, чтобы мы туда попадались и он бы получил основание выбросить нас на улицу. Понятное дело, чтобы заменить своими людьми. Он угрожал даже господину Шарлю.

— Лакею?

— Да, господин комиссар. Шарлю Бибару. Миссери хотел донести господину, что тот перепродает свечные огарки и фитили, что остаются в доме.

— Быть может, Миссери был честным и не хотел мириться с нарушениями?

Прыщавое лицо свидетеля покраснело от возмущения.

— Это он-то честный? Да он был в сговоре со всеми поставщиками и наживался на них! Брал взятки и комиссию за каждую поставку, лишь бы округлить свою мошну, да еще и на черный день откладывал. Словно ему мало состояния жены! Мог хотя бы ее оплакать! Так нет, тут же утешился.

— Что вам известно об этом наследстве?

— То, о чем все говорят. Жена завещала ему все свое состояние, но при условии, что после смерти Миссери оно вновь вернется в ее семью. Если, разумеется, тот вновь не женится и не заведет детей.

— Благодарю вас за это уточнение. Постарайтесь точно вспомнить, что и когда вы делали сегодня утром: мы с вами еще поговорим об этом.

Парень исчез, словно за ним гнались не менее сотни чертей. Ему на смену с важным видом вошел Прованс.

— Господин комиссар, доктор просил вам передать, что господин Миссери пришел в сознание.

Николя и Бурдо поспешили за лакеем, проводившим их в противоположное крыло особняка Сен-Флорантен. Инспектор с любопытством изучал замысловатую планировку особняка. Прибыв на место, они отослали лакея. Дворецкий сидел в кровати, прислонившись спиной к подушкам; на груди его белела повязка из полос, оторванных от его рубашки. Глаза его были закрыты, голова поникла. Доктор Жевиглан одной рукой щупал ему пульс, а другой подносил к носу флакон с нюхательной солью.

— Мне сообщили, что ваш пациент пришел в сознание, — заявил Николя.

— Я тоже так думал, — ответил врач, — но, едва открыв глаза, он впал в прострацию. Похоже, просветление было кратким. Он никак не может вырваться из объятий сна.

Тут дворецкий чихнул, открыл глаза, но, ослепленный ярким светом, снова их закрыл. Зайдясь в приступе кашля, он застонал и схватился за раненый бок. Постепенно дыхание его успокоилось. Тем временем Бурдо тщательно обшаривал все закоулки комнаты, а когда врач повернулся к нему спиной, он, подмигнув комиссару, взял из ящика комода несколько вещиц и сунул их в карман. Воистину, инспектор — незаменимый помощник. Поймав одобрительный взгляд Николя, Бурдо продолжил обследование. Миссери открыл глаза и с удивлением посмотрел на окружавшие его лица.

— Мне плохо, — вязким голосом произнес он.

Николя почувствовал непривычный запах, исходивший изо рта дворецкого.

— Что вы делаете у меня в комнате? — продолжил Миссери. — Что случилось?

Седая щетина на щеках старила его красивое мужское лицо с резкими выразительными чертами. Редкие волосы венцом окружали начинавшуюся ото лба лысину, благодаря которой лоб казался выше. Взгляд затравленного зверя перебегал с одного лица на другое. Казалось, дворецкий что-то судорожно вспоминал и, пытаясь себе помочь, кусал губы; видимо, рассудок еще не полностью вернулся к нему.

— Любезный, — начал доктор, — постарайтесь напрячь память. Надеюсь, вы помните, что вас нашли…

Николя сжал руку доктора, и тот сразу умолк.

— …спящим и раненым, — продолжил Николя. — Я комиссар полиции Шатле. Можете вы нам объяснить, что произошло?

— Я не знаю, — ответил дворецкий. — Я лег очень поздно, и вот — на тебе! Кто-то напал на меня во сне?

— Сделайте над собой усилие, — проговорил Николя, — и попытайтесь подробно вспомнить все, что вы делали накануне вечером.

— Господина герцога не было дома. Он уехал в Версаль, к королю. Госпожа, как это часто с ней случается, почувствовала легкое недомогание и не стала ужинать. Около одиннадцати часов я совершил обход дома, потом поднялся к себе и лег спать.

— Вы спускались в кухню?

На лице раненого не отразилось никаких эмоций.

— У меня не было на то причин, огонь погасили еще в субботу. Поэтому я сразу направился к себе.

— С подсвечником в руках?

— Да, с тем, что сейчас стоит на бюро.

— А потом?

— Я разделся, задул свечу и лег спать.

— Свечу в подсвечнике?

— Разумеется.

— Где он стоял?

— Вон там.

И он указал на стоявший слева у изголовья небольшой столик маркетри, наполовину скрытый пологом кровати.

— А каким образом он оказался на бюро? — спросил Николя. — Вы его перенесли?

Миссери покачал головой.

— Тогда, может, вы, доктор?

— Конечно, нет.

— Продолжайте, — произнес Николя.