Убийство в особняке Сен-Флорантен

— Но, сударь, раз болезнь прописалась на юге, значит, нам пока волноваться нечего.

— Увы, нет! Нам сообщили из Бретани, что недавно в Плормеле несколько крестьян скончались от похожих симптомов. Известно, что перед смертью они сняли шкуры со своей скотины, сдохшей от антракса.

— Неужели никак нельзя предотвратить распространение заразы?

Гладкой, как у епископа, рукой генерал-лейтенант расправил тончайшее кружево своего галстука.

— Полагаю, вы понимаете, что мы стараемся надзирать. Единственное оружие, способное воспрепятствовать распространению заразы, — это уничтожение и захоронение. Единственный способ спасти государство от бедствия — уничтожать все, что подверглось заражению. Правительство обещает возмещать ущерб скотовладельцам, которые станут уничтожать свой скот при первых же признаках заболевания. Оно полагает, что если из этой тяжкой и вынужденной жертвы люди смогут извлечь хоть какую-то выгоду, она будет менее болезненной. Мы обязаны внимательно следить за соблюдением этих мер и относиться к нарушителям без всякого снисхождения, дабы не стать пособниками несознательной черни, угрожающей своими действиями как себе самой, так и общественному благу.

— Да, такое бедствие требует решительных и суровых мер, — заметил Николя.

— Вы правы, — ответил Ленуар. — Надобно установить кордоны, препятствующие перегону скота из провинции в провинцию. В деревнях, где свирепствует болезнь, конфисковать и изолировать скот. Опыт соседних государств подтверждает: забой зараженных животных предотвращает распространение эпидемии. В этом приходится убеждать не только крестьян, но и господ. Там, куда известие о возмещении ущерба приходит с опозданием, забой скота вызывает возмущение. Промедление побуждает людей умалчивать о появлении заразы, в надежде — всегда напрасной, — что их скотину она не затронет. Интенданты провинций, заручившись содействием войск и отрядов конной полиции, применяют к нарушителям самые строгие меры. Собственно, все, как всегда, зависит от расторопности местных властей, от бдительности, точности и активности тех, на кого возложена ответственность за исполнение предупредительных мер. Очень важно не допускать продажу и вывоз скота из тех мест, где свирепствует зло. Безжалостно пресекать незаконные сделки и подпольные ночные перегоны. Больной скот, избежавший досмотра, становится самой опасной контрабандной, ибо даже одно заболевшее животное может разорить целую провинцию и стать угрозой благополучия всего королевства!

— Что вы ждете от меня? — спросил Николя.

— Чтобы вы нашли общий язык со старшинами корпорации скотоводов. Я отвечаю за снабжение Парижа продовольствием. Без лишнего шума доведите до их сведения, что не только интересы общества, но и их собственные требуют, чтобы они точно, как евангельские заповеди, соблюдали инструкции, опубликованные по приказу его величества в южных провинциях. Они обязаны ознакомиться с этими инструкциями и проникнуться важностью момента. Если видите, что они не внимают уговорам, без колебаний повышайте тон и напрямую говорите об ответственности, которая на них ложится. Напомните им об угрозе падежа их собственного скота, об опустевших хлевах и крушении надежд на обеспеченную жизнь. Набросайте картину охваченного голодом или, еще хуже, обезлюдевшего Парижа, где умирает каждый десятый житель, и намекните, что, подстрекаемые чернью, возмущенные парижане могут пойти крушить их дома и стойла. А если и это их не испугает, пригрозите Бастилией, куда, в случае неповиновения, я без колебаний брошу всех. Мне известны ваши дипломатические таланты и ваше умение грозить топором, никогда его не опуская.

Понимая, что путей для отступления у него нет, Николя тяжко вздохнул про себя. Где он найдет время для расследования преступления в особняке Сен-Флорантен, если его придется тратить на выполнение заданий начальника, навесившего на него целых три поручения? На минуту ему показалось, что Ленуар намеренно подталкивает его к неповиновению, а может, даже и сопротивлению вышестоящему лицу. Стараясь сохранить спокойствие, он поклонился и молча направился к выходу. Взявшись за ручку двери, он услышал, как Ленуар пропел ему последнюю рекомендацию:

— Забыл сказать вам, сударь. Когда будете в предместье Сент-Антуан, не забудьте расспросить о вашей Маргарите Пендрон: среди скотоводов ее семья хорошо известна. Да, и вот еще. Я даю обед для особы весьма высокого ранга. Мне сказали, что у вас безупречный вкус и вы прекрасно разбираетесь в гастрономии. Из Страсбурга я выписал за большие деньги паштет из гусиной печени, приготовленный по рецепту маршала Контада. Какое вино лучше подать к этому блюду?

— Обычно с ним вместе подают венгерский токай, но чтобы не покидать нашей, французской почвы, я бы посоветовал вам выставить несколько бутылок Кар-де-Шом, которое легко отыскать в Анжу. Этому вину отдавала предпочтение Екатерина Медичи, вдова Генриха II.

— Благодарю вас, господин Ле Флок. Ваш слуга.

Николя сжал зубы, чтобы не выругаться. Похоже, начальник решил над ним посмеяться. А его последняя рекомендация и вовсе напоминала совет любителя. Но зачем ему пускать пыль в глаза подчиненному, сообщая ему массу сведений, собрать которые не составляет труда, особенно когда под рукой имеется армия осведомителей, работающих на полицию, вызывающую восхищение всех европейских дворов? Тем не менее во время разговора генерал-лейтенант не допускал ни враждебных выпадов, ни высокомерия, а его последний вопрос и вовсе напоминал светскую болтовню, а не начальственное ехидство. Возможно, таким образом Ленуар хотел показать, что, в отличие от своего предшественника, он будет придерживаться определенных рамок, зиждущихся на авторитете и проницательности.

Пересекая двор особняка Грамона, Николя почувствовал, как кто-то дернул его за полы фрака. Обернувшись, он с удивлением узнал радостную физиономию мальчишки на побегушках из Гран Шатле, того самого, который на протяжении нескольких лет ловил на лету поводья его коня и относил его записки. Мальчишка вырос, чего никак нельзя было сказать о его темной потертой куртке: ее рукава стали владельцу откровенно коротки.

— Господин Николя, — воскликнул он, — господин генерал-лейтенант желает вас видеть.

— Я только что от него! — усмехнувшись, ответил Николя.

— Я говорю о господине де Сартине, — с важным видом уточнил посыльный.

Мальчишка прыгал словно козленок, и Николя с трудом поспевал за ним. Посланец привел его к калитке, за которой виднелся парк. Сартин недавно снял соседний особняк и после назначения переехал туда. Ему нравился этот новый и хорошо продуваемый квартал, уединенный и одновременно расположенный близко от оживленного центра города. За деревьями Николя разглядел элегантное строение. Едва ступив на лестницу, он очутился в объятиях старого лакея, не скрывавшего своей радости от встречи с ним. Лакей проводил его на второй этаж в роскошный кабинет, отделанный светлым дубом; сводчатый потолок украшала роспись, изображавшая заседание Парижского суда. Сартин стоял за рабочим столом маркетри; проследив восхищенный взор бывшего подчиненного, он спросил:

— Что вы на это скажете, Николя? Разве не находка? Для бывшего судьи по уголовным делам и начальника полиции Парижа — заседание Парижского суда! Мне явно хотели польстить…

Он улыбнулся.

— На самом деле все нарисовано до меня.

Похоже, его бывший начальник всем доволен; значит, он благополучно вошел в состав королевских советов. Расставшись с черными одеждами, Сартин — то ли случайно, то ли в память о покойном короле — стал носить светло-серый фрак.

— Я обязан вам своим последним приобретением, — продолжил министр. — Что вы скажете об этом чуде?

Он приподнял над столом роскошную массу белокурых кудрей, и локоны, словно каскад белых грив, мягко заструились по его рукам.

— Но при чем здесь я? — удивленно спросил Николя.

— Вы, наверное, забыли, что дали мне адрес одной несравненной английской лавки. Нашему посланнику оставалось только отправиться туда и приобрести сей экземпляр. Точно такой парик надевает лорд-мэр Лондона во время торжественных церемоний.

Отложив любимую игрушку в сторону, он стремительно развернулся и, совершив небольшой прыжок, оказался нос к носу с Николя, изумленно взиравшим на его маневры. Обняв гостя за плечи, Сартин подвел его к высокому деревянному сооружению, богато украшенному бронзой и накладками под мрамор. На поверхности сооружения разместились несколько десятков кнопок из черного дерева; на каждой кнопке располагалась цифра, выточенная из слоновой кости. Этот загадочный механизм напомнил Николя органный корпус. С торжествующим по-детски видом, столь его молодившим, Сартин нажал одну из кнопок; раздалось шипение, как при выбросе воздуха. Николя вспомнил, как в детстве, во время равноденствия, когда приливы и отливы набирают наибольшую силу, он стоял перед прибрежной скалой в Круазике и наблюдал, как вода, ударяясь о камень, шумным фонтаном взмывала ввысь. Что-то мерно защелкало, потом зазвенело, и зазвучала веселая музыка, быстро сменившаяся свистящим звуком выпускаемого воздуха. Филенка медленно заскользила вверх, открыв стоявшую на подносе болванку с нахлобученным рыжим париком.

— Точь-в-точь как у принца Евгения, — сияя, сказал Сартин. — Как вам мой новый шкаф для париков? Он больше похож на книжный. Надо бы спросить у наших академиков, нет ли особого названия для такого шкафа. Ах, вы не представляете, какое это чудо! Теперь мои парики, словно полицейские досье, стоят по ранжиру, защищенные от света и пыли. И в любую минуту вы можете извлечь тот, который вам нужен!

— Сударь, кто тот мастер-виртуоз, что сумел придумать и смастерить этот чудесный механизм?