Убийство в приличном обществе

— Миссис Бенедикт когда-нибудь давала вам деньги на ваше так называемое «дело»? — спросил я.

Фосетт мрачно смотрел на свои ногти. Услышав мой вопрос, он резко вскинул голову, но ответил не сразу.

— Говорите, — велел я. — Лично я не собираюсь обвинять вас в мошенничестве или вымогательстве… С такими обвинениями вы столкнетесь в Манчестере и других городах, где вы убеждали доверчивых граждан расстаться с деньгами и ценностями. Я лишь хочу знать, получала ли Аллегра Бенедикт предложение продать, например, какие-нибудь драгоценности, чтобы помочь вашему «делу».

— Я ей ничего подобного не предлагал! — пылко воскликнул он. — И не призывал ее расстаться с драгоценностями!

— Но когда-нибудь она совершала такой поступок — продавала драгоценности, а деньги отдавала вам?

— Да, но по собственной инициативе! — Фосетт наклонился вперед. — Однажды она продала жемчужное ожерелье… Повторяю, не по моей просьбе. Клянусь, это правда! По ее словам, жемчуг принадлежал ее матери. Она уверяла, что мужу об ожерелье неизвестно, он его не хватится и не спросит, где оно. Она сама все задумала, не посоветовавшись со мной, и вручила мне деньги, радуясь как дитя. Я… взял их. Вы, наверное, мне не поверите, но я взял их против желания! Понимаете, я боялся: если я откажусь, Аллегра расстроится, и мы поссоримся. Она вернется домой огорченная, Бенедикт заметит ее состояние и пожелает выяснить, что с ней. Еще больше я боялся того, что могло случиться, если продажа драгоценностей войдет у нее в привычку. Видите ли, иногда она бывала непредсказуемой. — Фосетт снова криво улыбнулся и продолжал: — Более того, ее поступок заставил меня задуматься. Может быть, настала пора уехать из Лондона и вернуться в провинцию? Провинциальные дамы также любят строить глазки проповеднику, но… В замкнутых общинах все всё про всех знают. Жители небольших городков связаны узами дружбы и родства; там трудно что-либо скрыть. Вот почему провинциальные дамы не так склонны делать глупости, как жительницы больших городов. Вы даже не представляете, инспектор, как любят сплетничать в маленьких городках! Тамошние дамы охотно флиртуют, но дальше дело не идет. Если они и допускают измену, то только в мыслях… Но Аллегра… Я не знал, что еще придет ей в голову. В конце концов, в купле-продаже участвуют две стороны: продавец и покупатель. И даже если муж в самом деле не хватится пропавших драгоценностей, ему может сообщить обо всем ювелир. Я ни в чем не был уверен…

— Вы просили Аллегру продать брошь? Она говорила вам о своих намерениях? — спросил я.

Фосетт пылко затряс головой; его длинные волосы разметались по плечам.

— Нет, что вы! Повторяю, я боялся, что ее муж узнает обо всем. Может быть, он и не заметил бы пропажи драгоценности, а может, и заметил. Я не хотел рисковать. Взяв у нее деньги, вырученные от продажи жемчужного ожерелья, я сказал ей, чтобы больше она так не делала…

Мне показалось, что он говорил искренне. Пропажа драгоценностей, которую не могла объяснить жена, вполне могла навести Бенедикта на след. Или ювелир, подозревавший, что миссис Бенедикт попала в лапы мошенника, мог связаться с Бенедиктом, как и предположил Фосетт. Он не знал, что старый Тедески знал Аллегру с детства и не выдал бы ее. Несмотря на то что Фосетт просил Аллегру больше не давать ему деньги, она все же продала брошь, собираясь удивить его неожиданным подарком.

— Вы правильно поступили, что рассказали все мне, — сказал я Фосетту. — По-моему, теперь я понимаю, что происходило до того, как Аллегра Бенедикт вошла в парк.

— Я тысячу раз думал о том, что там должно было случиться, — признался Фосетт. — Но поверьте, я ни при чем! Если кто-то раскрыл нашу тайну и воспользовался тем, что узнал… в том нет моей вины.

Я не собирался спорить с ним, понимая, что признавать свою вину в чем бы то ни было не в его натуре. Не было смысла напрасно тратить время, убеждая его в обратном. Я встал.

— Значит, сегодня меня увезут в Манчестер? — спросил Фосетт.

— Да, вы поедете с инспектором Стайлсом. Я провожу вас, инспектора и сержанта О’Рейли на вокзал и посажу на поезд. Как только вы окажетесь в вагоне, Скотленд-Ярд снимает с себя всякую ответственность за вас. Если это вас утешит, — мрачно добавил я, — вы лишили меня воскресного отдыха.

Элизабет Мартин Росс

В то воскресенье Бен ушел по делам и мы с Бесси тихо сидели дома. Я помнила о том, что Фосетта арестовали, и потому решила дойти до общества трезвости и выяснить, известно ли там о последних событиях и что думают обо всем члены общества. Мне казалось, что они все знают. В конце концов, во второй раз Фосетта арестовали среди бела дня, во время собрания в доме миссис Скотт. Но я подозревала, что в «Глицинии» собиралось совсем другое общество, не то что в центре Лондона. Я, конечно, не ожидала сегодня увидеть миссис Скотт. Наверное, она еще не пришла в себя от унижения… Только с ней мне было бы нелегко справиться.

— Нам там не будут рады, верно, миссис? — заметила Бесси, когда я объяснила ей, что задумала. После того как она узнала, что Фосетт — известный мошенник, который орудовал по всей стране, она ходила мрачная и работала кое-как.

— Бесси, если не хочешь, можешь не ходить туда со мной, — сказала я.

Она возмущенно сверкнула глазами.

— Я не пущу вас туда одну, понятно? Что? Вы собираетесь идти одна против них, и некому будет вас поддержать? Ну уж нет!

Я поблагодарила ее за преданность, хотя и не совсем понимала, как она собирается «поддерживать меня» в ходе спора. Может быть, она боялась, что собравшиеся начнут швырять в меня сборниками гимнов и вытолкают взашей?

— Они должны нас благодарить, — решительно продолжала я. — Их обманывали, вводили в заблуждение. Они должны быть очень рады, что кто-то сказал им правду.

— Не будут они благодарить и радоваться, так и знайте, миссис, — ответила Бесси, похоже лучше меня разбиравшаяся в настроении толпы. — Вы принесете им дурные вести, и кто же обрадуется, услышав такое? Тем более что он обращался с ними как с глупыми баранами!

— Да, они не обрадуются, — согласилась я. — И все же мне кажется, что пойти туда — мой долг.

Итак, мы отправились в путь. Бесси всю дорогу ворчала.

Еще издали мы увидели толпу. Все собрались у входа в здание, жестикулировали и кричали. Они, конечно, уже слышали новость! В дверях стоял мистер Уолтерс. Его бакенбарды-«котлетки» дрожали от волнения; он разглагольствовал о том, как несправедливо поступили с Фосеттом… и тщетно просил всех собравшихся успокоиться. Рядом с ним стояла маленькая миссис Гриббл в пестром одеянии; она рыдала и размахивала руками. Хормейстер Причард горестно качал головой. Воскресные собрания были для него минутами маленького триумфа; и ему доставались крохи славы Фосетта. В толпе я увидела и его малолетних подопечных; видимо, им ничего не сказали. Они пришли, как обычно, чтобы спеть о борьбе с «зеленым змием», не зная о том, что собраний больше не будет. Они были в восторге от шума и гама, прыгая вокруг с радостными лицами. Самые сообразительные мальчишки уже поняли: если родители не отнимут у них пенни, которые давали им на пожертвования, то они окажутся при деньгах. Дети собирались группками, подсчитывали свои капиталы и решали, на что их истратить, пока родители не опомнились и не потребовали монетки назад. Как я и думала, миссис Скотт среди собравшихся не оказалось. Я решила, что она сейчас сидит у себя дома в Клапаме, терзаясь сомнениями и злясь на нас с Беном.

Бесси дернула меня за рукав:

— Знаете что, миссис? Не очень хорошо вы придумали. Не станут они вас слушать, что бы вы им ни говорили… Уж больно они расстроились.

Я решила, что слово «расстроились» не передает настоящего настроения собравшихся. Слишком поздно я сообразила, что Бесси, наверное, права. Как говорится, береженого Бог бережет… Лучше нам уйти.

Но было уже поздно. Нас заметили.

Мистер Уолтерс, стоявший на верхней ступеньке крыльца, разглядел нас за головами собравшихся. Он поднял руку, указал на нас, как ветхозаветный пророк, и возопил:

— Предатели!

Я не верила собственным ушам. Фосетт не одну неделю обманывал их, но оказывается, что главный виновник их несчастий — не он, а я?

— Бежим! — шепнула Бесси, готовясь спасаться.

— Вот уж нет, — возразила я. — Ни в коем случае!

Я приподняла юбки и быстро зашагала к собравшимся. Люди пришли в недоумение; многие поглядывали на мистера Уолтерса, словно ожидая от него указаний. Увидев, что я настроена решительно, он и сам растерялся.

Первой опомнилась маленькая миссис Гриббл. Плача, она шагнула мне навстречу:

— Ах, миссис Росс, миссис Росс! Что вы наделали?

— Я ничего не наделала, — громко ответила я. — В отличие от вашего мистера Фосетта!

— Мадам, вопрос не в том, что сотворили лично вы, — закричал мистер Причард, — а в том, что полиция сделала с нашим пастырем!

— Никакой он не пастырь! — пылко ответила я. — Он мошенник, который обманом вытягивал из вас деньги! Тем же самым он занимался и в других городах!

Миссис Гриббл обратила на меня заплаканный взор:

— Для нас, миссис Росс, он был пастырем!