Убийство в Вене

– Моя цена за это задание только что возросла, – сказал Часовщик. – И существенно.

– Я это ожидал, – ответил человек в Вене. – И удваиваю гонорар.

– Утройте, – возразил Часовщик, и, минуту помедлив, человек в Вене согласился. – А можете вы снова установить его местонахождение?

– У нас есть одно существенное преимущество.

– Какое же?

– Нам известен след, по которому он идет, и мы знаем, где он появится. Епископ Дрекслер позаботится о том, чтобы ваша рана получила нужный уход. Пока отдохните. Я убежден, что очень скоро вы услышите от меня очередное сообщение.

24

Буэнос-Айрес

Альфонсо Рамирес должен был бы уже давно умереть. Он был, несомненно, одним из самых мужественных людей в Аргентине и во всей Латинской Америке. Журналист и писатель, он работал всю жизнь, откалывая кусочки от стен, окружавших Аргентину и ее убийственное прошлое. Большая часть написанного им считалась слишком полемичной и опасной для публикации в Аргентине, и его печатали в Соединенных Штатах и в Европе. Лишь немногие аргентинцы за пределами политической и финансовой элиты читали хоть слово, написанное Рамиресом.

Он на себе испытал всю жестокость Аргентины. Во время Грязной войны его выступления против военных побудили хунту посадить автора в тюрьму, где он провел девять месяцев и где его пытками чуть не довели до смерти. Его жену, активно выступавшую с левых политических позиций, забрал военный эскадрон смерти, и ее сбросили с самолета в ледяные воды Южной Атлантики. Если бы не вмешательство «Амнисти интернейшнл», Рамиреса наверняка постигла бы та же участь. Вместо этого его выпустили из тюрьмы – почти неузнаваемого, с расшатанным здоровьем, – и он возобновил свой крестовый поход против генералов. В 1983 году они сошли со сцены и демократически избранное правительство из гражданских лиц заняло их место. Рамирес помог новому правительству отправить под суд десятки армейских офицеров за преступления, совершенные во время Грязной войны. Среди них был капитан, сбросивший жену Альфонсо Рамиреса в океан.

В последние годы Рамирес мобилизовал все свое умение на освещение другой малоприятной главы аргентинской истории, которую правительство, пресса и большинство граждан предпочитали игнорировать. Вслед за разгромом гитлеровского рейха тысячи военных преступников – немцев, французов, бельгийцев и хорват – устремились в Аргентину с горячего одобрения правительства Перона и при неустанной помощи Ватикана. Рамиреса презирали в тех кварталах Аргентины, где все еще сильно было влияние нацистов, и его деятельность оказалась столь же опасной, как и расследование действий генералов. Его бюро дважды взрывали, а в его почте содержалось столько бомб, что почтовики отказывались отправлять ему письма. Если бы Мордехай Ривлин не представил Рамиресу Габриеля, Рамирес, по мнению Габриеля, едва ли согласился бы встретиться с ним.

А так Рамирес охотно принял приглашение на ленч и предложил встретиться в местном кафе в Сан-Тельмо, в двух кварталах от дома, где у него была контора. Пол в кафе был выложен черными и белыми плитками, по которым были бессистемно расставлены квадратные деревянные столики. На оштукатуренных стенах висели полки, уставленные пустыми винными бутылками. Широкие двери были распахнуты на шумную улицу, и на тротуаре, под брезентовым навесом, тоже стояли столики. Три вентилятора на потолке разгоняли удушливый воздух. У стойки бара лежала, тяжело дыша, немецкая овчарка. Габриель приехал вовремя – в два тридцать. Аргентинец опаздывал.

В январе – самый разгар лета в Аргентине и было невыносимо жарко. Габриель, выросший в долине Джезреель и проводивший лето в Венеции, привык к жаре, но он всего два-три дня назад находился в Австрийских Альпах, и его тело ощущало резкую смену климата. Транспорт поднимал волны жары, проникавшие в распахнутые двери кафе. С каждым проходившим мимо грузовиком температура, казалось, поднималась на один-два градуса. Габриель не снимал солнечных очков. Рубашка его прилипла к спине.

Он потягивал холодную воду, жуя лимонную корку, и смотрел на улицу. Взгляд его ненадолго остановился на Кьяре. Она потягивала кампари с содовой водой и с безразличным видом ковыряла эмпанадас. [20] Она была в шортах. Длинные ноги ее были вытянуты на солнце и начинали поджариваться. Волосы были небрежно закручены в узел. По шее в блузку без рукавов стекала струйка пота. Часы красовались на левой руке. Это был условный сигнал. Часы на левой руке означали, что она не заметила за ними наблюдения, хотя Габриель знал, что даже столь опытному агенту, как Кьяра, трудно обнаружить профессионала днем среди толпы на улицах Сан-Тельмо.

20

Пирог с мясом (исп.).

Рамирес появился только в три часа. Он не извинился за опоздание. Это был крупный мужчина с могучими плечами и черной бородой. Габриель ожидал увидеть на нем следы пыток, но ничего не обнаружил. Голос его, когда он заказывал два бифштекса и бутылку вина, звучал любезно, но был таким громким, что, казалось, закачались бутылки на полках. Габриель усомнился, что бифштекс с красным вином едва ли правильный выбор в такую жару. У Рамиреса был такой вид, словно он счел вопрос Габриеля скандальным.

– Мясо – это единственная настоящая вещь в данной стране, – сказал он. – К тому же при том, куда идет наша экономика… – Остальное поглотил грохот проезжавшего мимо грузовика с цементом.

Официант поставил на столик вино. Это была зеленая бутылка без этикетки. Рамирес налил вино в два бокала и спросил Габриеля, как имя человека, которого он ищет. Услышав ответ, аргентинец сосредоточенно насупился.

– Отто Кребс, да? Это его настоящее имя или вымышленное?

– Вымышленное.

– Как вы можете быть в этом уверены?

Габриель протянул ему документы, которые он взял в «Санта-Мария-дель-Анима» в Риме. Рамирес вытащил из кармашка рубашки засаленные очки и надел их. А Габриель занервничал оттого, что документы находятся на виду. Он бросил взгляд в направлении Кьяры. Часы по-прежнему были у нее на левой руке. Когда Рамирес поднял глаза от бумаг, стало ясно, что они произвели на него впечатление.

– Как вам удалось получить доступ к бумагам епископа Гудала?

– У меня есть друг в Ватикане.

– Нет, у вас есть очень могущественный друг в Ватикане. Единственный, кто мог заставить епископа Дрекслера открыть бумаги Гудала, это сам папа! – Рамирес поднял бокал в сторону Габриеля. – Итак, значит, в сорок восьмом году офицер СС по имени Эрих Радек приезжает в Рим и падает в объятия епископа Гудала. А через два-три месяца он уезжает из Рима под именем Отто Кребса и направляется в Сирию. Что еще вам известно?

Следующий документ, который Габриель положил на деревянный столик, вызвал аналогичное удивление у аргентинского журналиста.

– Как вы видите, израильская разведка обнаружила человека, известного теперь под именем Отто Кребс, в Дамаске в шестьдесят третьем году. Источник очень надежный – не кто иной, как Алоис Брюннер. Согласно Брюннеру, Кребс уехал из Сирии в шестьдесят третьем году и прибыл сюда.

– И у вас есть основание считать, что он, возможно, все еще здесь?

– Это-то мне и необходимо выяснить.

Рамирес скрестил на груди могучие руки и посмотрел на Габриеля через стол. Между ними воцарилась тишина, наполненная жарким грохотом транспорта с улицы. Аргентинец почувствовал, что тут пахнет сюжетом. Габриель это как раз и предвидел.

– Как же это человек по имени Ренэ Дюран из Монреаля сумел получить секретные документы из Ватикана и от израильской разведслужбы?

– У меня, ясное дело, есть хорошие источники.

– Я человек очень занятой, мсье Дюран.

– Если вы хотите денег…