Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

«Глок» медленно опустился к бедру Холька. Его затрясло. В широко раскрытых глазах ужас и обреченность.

— Скажите моим детям… — выговорил он и медленно, с невероятным усилием, поднес пистолет к ее виску.

Три быстрых выстрела взорвали тишину в пустом пыльном гараже. Она видела, как он трижды дернулся, видела боль и муку в его глазах. Его отбросило назад, и он осел безвольной грудой на пол.

Она опустила голову и ждала.

Приближался Майер — медленно, по правилам. Фонарик направлен на Холька, оружие наготове.

Лунд скосила глаза на неподвижное тело. Искала взглядом движение. Ничего.

Через десять минут медики зашивали Лунд рану на затылке. Тело Холька уложили в мешок, сквозь швы сочилась кровь.

Посреди моря синих огней и завывания сирен стоял, прислонившись к своей машине, Ян Майер и судорожно курил. Рука с сигаретой заметно дрожала.

Он смотрел на Лунд и думал: сколько могло быть вариантов финала? Существуют ли какие-то другие слова, другие стратегии? Или дорога вела только в одну точку, прямо к неизбежному концу?

Подъехал Леннарт Брикс. Синий плащ, бежевый клетчатый шарф, элегантно обернутый вокруг шеи. Как будто только что из оперы.

Осмотревшись, он спросил у Майера:

— Как вы узнали, куда ехать?

Майер опять глянул на Лунд, она с бесстрастным лицом сидела в окружении врачей.

— Так же как Лунд: позвонил его бывшей жене.

Брикс протянул вперед правую руку ладонью вверх. Его кожаные перчатки тоже неплохо бы смотрелись в вестибюле оперного театра.

Майер докурил сигарету, отбросил окурок в темноту, поднялся и вынул из кобуры свой «глок». Проверил обойму — она была пуста, взял пистолет за рукоятку и, дулом вниз, вложил Бриксу в руку.

— Будет проведено расследование, как положено.

— Ага.

— О результатах вам сообщат. Надо будет рассказать родителям девушки. — Он похлопал Майера по спине. — Отличная работа. А теперь поезжайте домой спать.

Хартманна отпустили в десять вечера. Когда он забирал свои вещи, Лунд была через коридор от него, ее осматривал еще какой-то врач.

— Вы ничего не хотите мне объяснить? — спросил Хартманн у Брикса.

— Нет. Вы будете расписываться в получении вещей?

Хартманн забрал галстук и часы, поставил подпись на листе бумаги.

— Наш уговор в силе? — спросил он осторожно.

— Какой уговор?

— Насчет того, что… что я рассказал вам.

Невозмутимое лицо Брикса не дрогнуло.

— Информацию, полученную нами в процессе расследования, мы раскрываем только в случае, если дело передается в суд, — изрек он. — Коль скоро ваше дело до суда не дошло…

— Спасибо.

— Не меня вам надо благодарить.

Хартманн смотрел на свои часы. Время.

И снова ей в глаза светил луч. На этот раз — из фонарика полицейского врача.

— У вас легкое сотрясение мозга. Отправляйтесь домой и полежите.

— Я в порядке, — сказала Лунд, с осторожностью натягивая через голову черно-белый свитер.

На глаза ей попалось несколько прорех, которые уже не заштопать, то есть придется покупать еще один.

Открылась дверь, и вошел Бенгт. Рука на перевязи, в глазах — шок куда больший, чем после его аварии на мосту.

— Я еще не закончил, — сказал врач.

Бенгт не видел и не слышал его.

— Если швы разойдутся, нужно будет накладывать заново.

Он шагнул к ней и обнял.

И все же Лунд успела кинуть быстрый взгляд через коридор и увидеть, как Хартманн, натягивая на ходу серое пальто, быстро идет к выходу.

Доктор кашлянул:

— Я же сказал, что еще не закончил.

Лунд мягко высвободилась из рук Бенгта. Не удержалась, снова посмотрела через окно в коридор.

— Я же сказала, что в порядке.

Но Хартманн уже исчез.

От управления Хартманна забрал Мортен Вебер, подъехавший туда на служебной машине.

— Это был Хольк. Он захватил Сару Лунд в заложники. Она чудом выжила.

Хартманн задумчиво смотрел на городские огни.

— Откуда ты знаешь?

— От твоего адвоката. Все обвинения с тебя сняты. Она считает, что ты можешь засудить их по полной программе.

— Я не буду ни с кем судиться. Где Риэ?

Пауза.

— Ничего нельзя было сделать, Троэльс. Слишком поздно. Голосование состоялось. Тебя сняли с выборов.

— Это мы еще посмотрим. Так где она?

— Бремер созвал пресс-конференцию.

Хартманн отвернулся к окну. Зимняя ночь. Человек, которого он знал, хоть и никогда не любил, был мертв. Вот и еще один обитатель ратуши преждевременно лишился жизни.

Неожиданно Троэльс Хартманн понял, что страх, терзавший его так долго, исчез. Он больше не чувствовал себя одиноким.

— О коттедже никто не узнает, — сказал он.

— Ты же признался полиции!

— Никто об этом не узнает. Мы снова в игре, Мортен.

— Троэльс?!

— Теперь я невинно пострадавший, — отчеканил Хартманн. — Разве ты не понимаешь?

Вебер молчал.

— Я тоже жертва. Как та убитая девушка…

— Не совсем, — возразил Вебер. — Если ты намерен разыгрывать карту жалости, то делать это нужно аккуратно.

— Верное замечание. — Хартманн достал мобильный телефон, соображая, кому позвонить сначала. — Давай-ка займемся этим.

Гостиничный номер был разнесен в клочья — разбитые зеркала, на полу сорванные со стен картины… Вагн Скербек смотрел на Пернилле, которая молча лежала на кровати, почти без одежды.

Пьяный норвежец был перепуган до смерти.

— Я же не знал, что она сумасшедшая! Ваш номер я нашел в ее телефоне. Это я вам звонил.

Скербек был еще в рабочем комбинезоне. Руки в карманах, на голове черная шапочка. Он склонился над кроватью, заглянул ей в лицо:

— Пернилле.

Она посмотрела на него и ничего не сказала.

— И что теперь? — ныл норвежец. — Я ничего не сделал. Ничего не было. Я думал, она сама хочет, и… — Он смотрел только на Скербека, не на нее. Очевидно, надеялся на мужскую солидарность. — А потом она прямо с катушек сорвалась. В смысле… Я же не знал, что она замужем. Мне показалась, она не против немного…