Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Уцелевший

Паланик Чак

Шрифт:

Вообще-то он должен смотреться набожным и благочестивым.

— А смотрится просто бесовски, — говорит Адам.

Я сижу за рулем и веду машину.

А Адам говорит.

Он говорит, что в культурных традициях, где людей не кастрируют по-настоящему, чтобы сделать из них рабов, их кастрируют морально. В них воспитывают отвращение к сексу — такому грязному, мерзкому и опасному, — и ты уже сам ничего не захочешь, хотя умом, может быть, и понимаешь, что это все здорово и приятно.

Именно так и действует большинство религий во внешнем мире, говорит Адам. Так было и в Церкви Истинной

Веры.

Я не хочу это слушать, но когда я пытаюсь включить радио, по всем установленным на приемнике каналам идут религиозные передачи. Церковная музыка. Проповедники-евангелисты говорят мне, какой я плохой и нечистый. На одном из каналов я слышу знакомый голос. Радиоцерковь Тендера Бренсона. Одна из тысячи программ, заранее записанных на какой-то там студии, я не помню где.

Старейшины Церкви Истинной Веры обращались с детьми так жестоко, что это даже не передать словами, говорю я по радио.

Адам говорит:

— Ты помнишь, что они с тобой сделали?

Я говорю по радио: и этим жестокостям не было конца и края.

— Когда ты был маленьким, — говорит Адам.

Солнце уже поднимается над горизонтом, и в темноте проявляются видимые силуэты.

Я говорю по радио: мы были полностью под контролем, у нас не было шанса вырваться. Во внешнем мире никому из нас не хотелось секса. И никогда бы не захотелось. Мы никогда не предали бы нашу Церковь. Мы всю жизнь только и делали, что работали и работали.

— А если ты никогда не спал с женщиной, — говорит Адам, — у тебя никогда не было ощущения силы. Не было и не будет. Ты не найдешь себя, не обретешь собственный голос и волю. Секс — это то, что отделяет нас от родителей. Детей — от взрослых. Когда человек в первый раз занимается сексом — это его первый бунт. Он заявляет о том, что он взрослый.

А если ты никогда не спал с женщиной, говорит мне Адам, значит, ты еще не перерос и все остальное, чему тебя научили родители. Если ты не нарушил правило против секса, ты не нарушишь и все остальные правила.

Я говорю по радио: человеку из внешнего мира даже трудно представить, как нас там дрессировали, в общине.

— Тот бардак, что поднялся в шестидесятые… война во Вьетнаме тут ни при чем, — говорит Адам. — И наркотики — тоже. То есть все, за исключением одного. И это был не наркотик. Это были противозачаточные таблетки. Впервые в истории человечества у людей появилась возможность заниматься сексом исключительно для удовольствия, не опасаясь последствий. Секс — это сила и власть. И теперь они были у каждого.

Возьмем историю. Все самые могущественные правители были сексуальными маньяками. И вот вопрос: это власть возбудила в них неуемные сексуальные аппетиты или же их сексуальные аппетиты пробудили в них волю к власти?

— И если ты не стремишься к сексу, тебе захочется власти? — спрашивает Адам.

И сам же себе отвечает: нет.

— И вместо того чтобы голосовать за приличных и благопристойных, скучных и нудных кандидатов с подавленными сексуальными желаниями, — говорит Адам, — может, нам стоит выбрать в правительство самых отвязанных бабников, и они сделают для страны что-то хорошее и полезное.

За окном пролетает знак: Санитарная свалка для захоронения щепетильных материалов

имени Тендера Бренсона 10 миль.

Адам говорит:

— Ты понимаешь, к чему я веду?

До дома — всего десять миль.

Адам говорит:

— Ты должен помнить, что было.

Ничего не было.

Я говорю по радио: я не могу передать словами, как они над нами издевались.

Теперь вдоль дороги валяются обрывки порножурналов, сдутых ветром с открытых грузовиков. Выгоревшие на солнце откровенные снимки голых красоток лепятся ко всем деревьям. С веток свисают размоченные дождями голые мужики в состоянии полной боевой готовности. Коробки с видеокассетами чернеют на гравии вдоль дороги. Дырявая женщина из розового винила лежит в сорняках, ее волосы развеваются на ветру, и кажется, что она машет нам рукой, когда мы проезжаем мимо.

— Секс — это совсем не ужасно, — говорит Адам.

Я говорю по радио: самое лучшее — это забыть о прошлом и жить дальше. Не оглядываясь назад.

Впереди уже показались деревья, за которыми дорога заканчивается. Дальше нет ничего. Солнце встало, свет нас догнал, и впереди нет ничего — только громадный пустырь.

За окном пролетает знак: добро пожаловать на Санитарную свалку для захоронения щепетильных материалов имени Тендера Бренсона.

Вот мы и дома.

А дальше, за знаком, долина. Она протянулась до самого горизонта, голая, вся заваленная мусором, серая — за исключением нескольких ярких желтых бульдозеров, неподвижно застывших на въезде, потому что сегодня воскресенье.

Ни единого деревца.

Ни единой птицы.

Единственный ориентир, сразу бросающийся в глаза, — бетонный столб в центре долины, серая квадратная колонна, установленная в том месте, где раньше был молитвенный дом и откуда все братья и сестры общины отправились на Небеса. Десять лет назад. А вокруг на земле — фотографии и картинки. Мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами, мужчины и женщины с животными и различными приспособлениями.

Адам молчит. Не произносит ни слова.

Я говорю по радио: теперь моя жизнь полна радости и любви.

Я говорю по радио: я с нетерпением жду своей свадьбы. Я собираюсь жениться на девушке, которую выбрали для меня в рамках кампании «Бытие».

Я говорю по радио: с помощью моих верных последователей я брошу вызов одержимости сексом, что захватила весь мир.

Дорога к бетонной колонне от края долины похожа на борозду в толще слежавшейся порнографии. Мы едем вперед, и с обеих сторон — тлеющие дилдо, журналы, латексные влагалища и французские перышки плотным дымящимся слоем, и дым плывет над дорогой удушающим маревом грязно-белого цвета.

Колонна все ближе и ближе. Она то скрывается за клубами дыма, то вновь появляется, нависая над нами серой громадой.

Я говорю по радио: вся моя жизнь продается в ближайшем книжном.

Я говорю по радио: с Божьей помощью я сделаю так, что мир вообще не захочет секса.

Адам выключает радио.

Адам говорит:

— Я ушел из долины в ту ночь, когда узнал, что старейшины делают с вами — с тендерами и бидди.

Дым опускается на дорогу. Проникает в машину и в легкие. От него саднит горло и слезятся глаза.

Поделиться с друзьями: