Ученица чародея

– А ты изменилась, Абели Мадлен, – заметила она, – или изначально была не так проста, как казалась.

– Как вам угодно считать, мадам. Возможно, я слишком стремилась вам понравиться. И тщетно. Что касается камня, я подобрала его с пола в вашей комнате. Я зашла вечером, чтобы предупредить, но вы спали слишком крепко. Похоже, вам нездоровилось…

Графиня тотчас поняла, что я видела ее неглиже, постыдно спящую на коврике, словно ручная крыса. Она покраснела, бросив взгляд на слуг и дворецкого.

– Не будем об этом, – графиня переложила письмо в другую руку. – Так ты настаиваешь, что воровства не было?

– Никогда не брала и не возьму чужого, – я смотрела мадам прямо в глаза. – Могу поклясться на Библии. Или, если хотите, своей жизнью.

– Что ж, милочка, – графиня явно боролась в душе с жаждущим крови домашним деспотом. Лицемерие, видимо, победило, ибо она сказала елейно: – Ты поступаешь смело, не боясь говорить правду. И я рада узреть в твоем поведении достоинство, присущее благородной крови нашего рода. – Она снова переложила письмо в другую руку и покосилась на выведенные пером строки.

Святые угодники, да что в нем такое? Я уже готова была начать словесную перепалку и, если придется, понести наказание. Но благодетельница отчего-то слишком легко сдалась. Неужели для нее что-то значит мнение слуг? Или я чего-то не знала?

– Я рада, что наш конфликт исчерпан, – приторно продолжила графиня, – иначе мне бы пришлось отказать особе, приближенной к королю, а это по меньшей мере невежливо.

Несмотря на черную скорбь, изъедавшую меня изнутри, огонек любопытства зажегся в моей груди. Кто мог написать графине и что?!

– Как ни странно, ты произвела на мадам де Ментенон самое благоприятное впечатление, – ответила на мой немой вопрос графиня. – Впрочем, супруга короля известна особым отношением к юным созданиям, оставшимся без родителей. Не будь у тебя такой покровительницы, как я, она наверняка приютила бы тебя в Сен-Сире [8] . Так или иначе, но маркиза де Ментенон приглашает нас в Версаль на бал-маскарад, который состоится в следующее воскресенье.

– Всего через пять дней? – воскликнула я. Мое сердце забилось быстрее: я смогу подать прошение об Этьене самому королю! Ведь, говорят, Людовик, несмотря на возраст, присутствует на всех версальских балах.

8

Пансионат-школа для благородных девиц, оставшихся без средств к существованию. Основан мадам де Ментенон в 1686 г.

Заметив блеск в моих глазах, графиня снисходительно улыбнулась:

– Конечно, если ты предпочитаешь скорбеть и носить траур, я принесу извинения мадам де Ментенон…

– Нет-нет, не стоит! – поторопилась заверить ее я. – Было бы неучтиво с моей стороны ответить отказом.

– Рада слышать разумные речи. Тогда я напишу ответ маркизе. И советую тебе переодеться. Ходить в таком виде – ужасный моветон. Ты выглядишь, как кухарка.

– Да, мадам.

Я присела в реверансе, а, выходя из столовой, как бы ненароком спросила:

– Не стоит ли мне написать благодарственное письмо мадам д’Эдикур? Она была столь гостеприимна вчера.

Графиня удовлетворенно отметила:

– А мои уроки не прошли даром. Ты права, милочка, обязательно напиши. Лабутен принесет тебе гербовую бумагу и перья.

Я добавила:

– Мне бы не составило труда самой отвезти письмо маркизе. Если, конечно, вы посчитаете это нужным.

– Почему бы и нет, – благодушно согласилась графиня, – только сделайте это до ужина. К семи у нас ожидается особый гость.

– Могу ли я узнать его имя? – взволновалась я.

– Пусть оно останется для тебя сюрпризом, – жеманно ответила мадам де Клермон, давая понять, что разговор окончен.

Я снова поклонилась, скрывая залившую мои щеки краску, – маркиза д’Эдикур называла особым гостем графа Салтыкова! Возможно, мне не придется искать его?! С бешено бьющимся сердцем я направилась в свою комнату.

* * *

Но сидеть без дела я не собиралась. Едва горничная помогла мне переодеться, я написала письмо в самой куртуазной манере, и через полчаса карета уже мчала меня к особняку на улице Фран-Буржуа. Маркиза д’Эдикур была любезна и без обиняков дала адрес гостиницы на бульваре Сен-Жермен, однако заметила:

– Не думаю, что вы застанете там графа. Он склонен появляться и исчезать, как южный ветер. Один Бог знает, где его искать сегодня – в Версале или в какой-нибудь таверне по дороге в Дрезден.

Я поблагодарила ее как могла учтиво, но, боюсь, вид у меня был настолько потерянный, что маркиза добавила:

– Если у вас действительно столь срочное дело к господину Салтыкову, попробуйте оставить ему сообщение через некоего Франческо Прокопио. Граф упоминал, что дружен с ним. Ресторан мсьё сицилийца называется «Лё Прокоп» и находится как раз неподалеку от бульвара Сен-Жермен – на улице Фоссе.

Я вновь воспылала надеждой и направила кучера в Латинский квартал. Увы, маркиза оказалась права. В гостинице лишь развели руками – граф Салтыков еще ночью рассчитался за номер.

Розовощекий добряк ресторатор тоже не знал, куда уехал русский «маэстро». Пока я писала свою сбивчивую мольбу о помощи, он принес мне кофе и странный белый шарик в печеной корзиночке, обильно политый шоколадом.

– Си белла синьорина не должна грустить, – мягко проговорил сицилиец, – пусть этот десерт подарит вашему сердцу лучик солнца!

На мою попытку отказаться ресторатор сделал обиженное лицо:

– Сделайте одолжение мне. А я сделаю одолжение вам, синьорина.

Вздохнув, я поднесла к губам ложечку белого десерта и ахнула – он был чудесным и холодным. Если бы мой голубой поток имел вкус, он был бы именно таким!

– Святая Клотильда, что это?!

– Мороженое, дольче синьорина, – расцвел мсьё Прокопио: – Кусочек холода, который согревает душу.

Умиленно глядя, как я ем угощение, ресторатор забрал мое письмо графу:

– Не волнуйтесь, передам как только представится возможность.

– Это очень срочно!

– Мадонна мия! Certamente! – раскланялся сицилиец.

* * *

Мне ничего не оставалось, как вернуться домой и ждать ужина с «особым гостем», моля всех святых, чтобы им оказался русский граф. Несмотря на усталость, заснуть мне не удалось. Каждый вскрик на улице казался криком Этьена, а топот копыт по брусчатке заставлял подскакивать к окну и с обрывающимся сердцем всматриваться в проезжающего по площади всадника – не русский ли это граф.