Ученица Хозяина Топи
Шрифт:
— Лютый он, этот князь? — спросила прямо, сама ж замерла, ответа ожидая.
— Да чего ж ему лютым быть, — не понял Зарька, — обычный. Не, может, конечно, какой гадостью проклясть, но для того надобно его рассерчать.
— Значит, коли я на празднество явлюсь, он мне ничего дурного не сделает?
Потанята переглянулись.
— Людям туда нельзя, — протянули задумчиво.
— Почему? Хозяин ведь тоже человек, а ходит, да еще и следит за празднеством.
— Никогда людей на Велесову ночь не пущали… — кажется, мальчишки и сами в замешательство пришли.
— Хотя коли подумать, то
— Через костры вот прыгают, — перечисляли они наперебой. А Веся все больше в решимости крепла. Раз уж эта парочка не боится, то ей-то чего опасаться, верно?
— Хозяюшка, а ты никак собралась…
— Тише! — потянулась порывисто рот зажать говорливому Славке да прислушалась, а ну как магик решит подслушивать? Но в зале за дверью тихо было. Ответила Веська шепотом, — очень хочется взглянуть! Милаша обещала, что присмотрит да позаботится… Но мне помощь ваша надобна.
Переглянулись потанята меж собой, да в глазах проказников искорки зажглись. Кому, как не им правила нарушать? А уж тем более, когда их хозяюшка того просит?!
Утро начиналось спокойно, Веша по обыкновению к завтраку накрывала. Лесьяр уж тоже спустился, да за столом сидел, за девицей наблюдая.
— Сегодня тебе придется самой практиковаться, — заговорил, зевая, да рот ладонью прикрывая, — мне надобно еще раз все перепроверить, пока солнце зенит не пересекло.
— Как скажешь, — улыбнулась Веська покладисто, взвар по чашкам разливая. Лесьяр на нее с прищуром глянул, локтями в стол уперся да на сцепленные пальцы свои подбородком оперся.
— Что, и на празднество боле проситься не станешь? — а сам так подозрительностью и сочится, глазами на нее сверкает.
— Ты же все вчера сказал, — пожала плечами в ответ. Но не нравилось при том магику, как девица взглядом с ним избегает встречаться. Надобно ее из равновесия вывести… Может, тогда и сболтнет чего.
Ухнул в тень позади да за спиной девичьей вмиг возник, по обе стороны от нее руками в стол упершись, чтоб не сбежала. Веська вздрогнула всем телом, да пискнула, точно мышка, вызвав тем улыбку на маговых губах. Смешная. Сжалась вся, дрожит от напряжения мигом накатившего. И знал Лесьяр, что стоит ему к ней прижаться, да в объятия заграбастать, как напряжение отступит, и растечется она в лапах его теплым кисельком. И не боится ведь, доверяет. Это и подкупало. Прочие через страх, через силу шли, хоть и по своей воле. А с Весей вот вспомнил себя обычным человеком, не Топи Хозяином, а мужчиной, коим прежде был, до того, как сюда сослали. Точно ото сна очухался. И в душе вот снова тепло разливается с нею рядом. Уютно, покойно и радостно. И играться хочется с девичьим румянцем.
— И что же я сказал? — воркует ей вкрадчиво, голосом низким да едва слышно. Хочется еще ближе подступиться, зарыться носом в золотистые волосы, что крапивой и иными травами пахли, будто на летнем лугу. Сжать пальцами тонкий девичий стан, но боязно спугнуть. Юна она совсем, особливо в сравнении с ним. И пускай выглядит магик немногим старше, да, почитай, полвека меж ними разницы. А значит, будет подбираться к ней бережно, не станет стращать боле, приручит, как маленькую лесную птичку. Пусть привыкнет к его близости,
к тому, что он из тени может вынырнуть в любой миг, чтобы запах ее вдохнуть. Времени много впереди. А после — увезет ее с болот и покажет весь мир, бросит к ногам ее, развернет простором и даст на выбор любую дорогу, какую она захочет. Лишь бы не оттолкнула, да рядом быть позволила, дышать ее теплом.Улыбнулся собственным мыслям. Каковое, однако, романтическое расположение духа пробудилось. Хотя что взять с себя? В минувшие времена он о многих пекся, кто в стены храма жаловал к магии служителям. Впрочем, за добросердечие свое и поплатился, теперь всем подряд раздаривать не станет… Весенье вот можно…
— Что нельзя мне туда, — Веша насилу выдохнула, отвлекая Лесьяра от дум собственнических, а сама стоит не шелохнувшись. В пальцах чайничек стискивает, да на руки его, по обе сторонки от нее в стол упертые, косится. И даже решимость ее дрогнула, быть может, не стоит Хозяина обманывать? Сдался ей тот праздник?
Но тотчас зубы сдавила. Вот уж нет! Она проявит, что не беспомощна, что силы в ней довольно, чтоб за себя постоять и что вольна сама собой распоряжаться! Вдохнула поглубже, подбородок вздернула, плечи расправила.
«Не боюсь я тебя!» — хоть про себя, но высказалась.
И кто бы ведал, как нелегко держаться оказалось, когда он вперед подался, к самому девическому ушку.
— Вот и отлично, — дыханием теплым шейку девичью опаляет, — чайник-то поставь, пока не сплющила.
— А ты… — и не нашлась, как выразиться. Насмешничает еще над ней!
— Что я? — а сам вбирает ее в открытую, не таясь.
— Ты… Лесьяр, что ты делаешь? — сама-то жмурится то ли от смущения, то ли от осознания, что нравится ей все происходящее.
— А что я делаю? — едва-едва вперед подался, не притиснулся, но едва касался теперь ее спины собственным телом. Дразнит, кот-обормот, ластится, плавит ее рассудок. — Я просто рядышком стою.
Веся лишь головой покачала, а магик… волосы отвел с одного плеча, как давеча, да губами коснулся невесомо. Но прежде чем успела Весенья то осознать — снова в тень провалился, чтоб после на другом конце стола на прежнем месте возникнуть.
Она ж сама обернулась порывисто, готовая разразиться возмущением на подобные фамильярности. Все ж надобно репутацию свою поддерживать, да порядки блюсти… Для вида хотя б, но бесстыдника уж и след простыл.
— Лесьяр! — взглядом его нашла да прожгла насквозь.
— М? — а у самого в глазах черти пляски устроили, скалится ехидно.
— Завтракать уже давай! — чашку к нему толкнула, взвинченная, но не зная, что и как ему высказать. Сама-то еще спиной его ощущала. Магик рассмеялся, да за взвар взялся, в кружке ухмылку пряча.
— Лесьяр! — в кухню Мрак ворвался шумливо. На ходу на стол плюхнулся, перья свои во все стороны разбрасывая от приземления излишне резкого, — беда! Кар! Бедакар! — зашумел, крыльями захлопал.
Улыбка сразу с лица магова сошла, поднялся с места.
— Успокойся, Мрак, и скажи нормально, что стряслось.
Веська ворону тарелку с излюбленным его лакомством, лепешками печеными, подвинула. Пернатый в один миг пару проглотил, да крылья сложил, наконец, глаза прикрыв да утихомириваясь.