Учение о сущности
Шрифт:
Основание есть поэтому само одно из определений рефлексии сущности, но определение последнее, правильнее, то определение, что оно есть снятое {46}определение. Определение рефлексии, поскольку оно уничтожается в основании, получает свое истинное значение, именно то, что оно есть абсолютное отталкивание себя внутрь себя самого, именно что положение, присущее сущности, есть лишь снятое положение, и наоборот, что лишь снимающее себя положение есть положение сущности. Сущность, поскольку она определяет себя как основание, определяет себя, как неопределенную, и лишь снятие ее определенности есть ее определенность. В этой определенности, как снимающей себя, она есть не привходящая из другого, но в своей отрицательности тожественная себе сущность.
Поскольку от определения, как первого, непосредственного, совершается дальнейшее движение к основанию (через природу самого определения, которое через себя уничтожается в основании), то основание есть ближайшим образом нечто определенное через это первое. Но это определение есть, с одной стороны, как снятие определения, лишь восстановленное, очищенное или обнаруженное тожество сущности, – которое есть определение в себе рефлексии; а с другой стороны, это отрицающее движение, как определение, и есть положение сказанной определенности рефлексии, являющейся
Рефлексия есть чистое опосредование вообще, основание же есть реальное опосредование сущности самою собою. Первая, движение от ничто через ничто к себе самому, есть видимость себя в некотором другом; но поскольку в этой рефлексии противоположность еще не имеет самостоятельности, то ни первое, видимое, не есть положительное, ни другое, в чем оно показывается, не есть отрицательное. Оба суть субстраты, собственно порождения воображения; они не суть еще относящееся к себе самому. Чистое опосредование есть только чистое отношение без относящихся. Определяющая рефлексия, правда, полагает последние, как самотожественные, но вместе с тем, лишь как определенные отношения. Напротив, основание есть реальное опосредование, ибо оно содержит в себе рефлексию, как снятую рефлексию; оно есть возвратившаяся в себя через свое небытие и полагающая себя сущность. По этому моменту снятой рефлексии положенное содержит в себе определение непосредственности, чего-то такого, что тожественно с собою независимо от отношения или от своей видимости. Это непосредственное есть восстановленное вновь через сущность бытие, небытие рефлексии, через которую опосредывает себя сущность. Сущность возвращается обратно в себя, как отрицающая; оно, таким образом, в своем возврате в себя сообщает себе определенность, которая именно потому есть {47}тожественное себе отрицательное, снятое положение и тем самым сущее, как тожество сущности с собою, основание.
Основание есть, во-первых, абсолютное основание, в котором сущность есть ближайшим образом вообще основа основного отношения; ближе определяется она, как форма и материя, и сообщает себе некоторое содержание.
Во-вторых, оно есть определенное основание, как основание определенного содержания; и поскольку основное отношение в своей реализации становится вообще внешним, оно переходит в обусловливающее опосредование.
В-третьих, основание предполагает условие; но условие также предполагает основание; безусловное есть их единство, вещь в себе, которая через опосредование условливающего отношения переходит в осуществление (Existenz).
Примечание. Основание, подобно прочим определениям рефлексии, выражается в некотором предложении: все имеет свое достаточное основание. Смысл этого предложения состоит вообще не в чем ином, как в том, что все, что есть, должно быть рассматриваемо, не как сущее непосредственное, а как положенное; оно должно не останавливаться на существовании или вообще на определенности, но возвращаться от них к своему основанию, в каковой рефлексии оно есть снятое и находящееся в своем бытии в себе и для себя. В начале основания высказывается, следовательно, существенность рефлексии в себя вопреки простому бытию. Что основание должно быть достаточным, это есть собственно излишнее прибавление, ибо это понятно само собою; то, для чего основание недостаточно, не имеет основания, между тем, как все должно иметь некоторое основание. Но Лейбниц, сердцу которого было особенно близко начало достаточного основания, и который сделал его даже основоначалом всей своей философии, соединял с ним более глубокий смысл и более важное понятие, чем какие соединяются с ним обыкновенно, когда останавливаются на его непосредственном выражении; хотя и в этом смысле уже считается важным предложение, высказывающее, что бытие, как таковое, в своей непосредственности есть не-истинное и по существу положенное, основание же есть истинно непосредственное. Лейбниц же противопоставлял достаточность основания главным образом причинности в строгом смысле этого слова, как механическому образу действий. Поскольку последний есть вообще внешняя по своему содержанию, ограниченная лишь одною определенностью деятельность, то положенные через нее определения входят в связь внешне и случайно; частичные определения понимаются через их причины, но их отношение, составляющее существенное в некотором осуществленном, не содержатся в причинах механизма. Это отношение, целое, как существенное единство, заключается лишь в понятии, в цели. Для этого единства механические причины недостаточны, так как в основании их не лежит цель, как единство определений. Поэтому под достаточным осно{48}ванием Лейбниц понимал такое, которое достаточно и для такого единства, т.е. обнимает собою не просто причины, а конечные причины. Но это определение основания еще сюда не относится; телеологическое основание принадлежит понятию и опосредованию через него, которое есть разум.
А. Абсолютное основание
а. Форма и сущность
Определение рефлексии, поскольку оно возвращается к основанию, есть первое, непосредственное существование вообще, с которого начинают. Но существование имеет значение лишь положения
и предполагает по существу некоторое основание в том смысле, что первое собственно не полагает последнего, что это положение есть снятие себя самого, что непосредственное есть скорее положенное, а основание – неположенное. Как оказалось, это предположение, это возвратившееся к полагающему положение, основание, есть, как снятая определенность, не неопределенное, но определенная самою собою сущность, определенная, как неопределенное или как снятое положение. Это сущность, которая в своей отрицательности тожественна себе.Определенность сущности, как основания, становится тем самым двойною, основанием и обоснованным. Она есть, во-первых, сущность, как основание, определенная, в смысле сущности, против положения, как неположение. Во-вторых, она есть обоснованное, непосредственное, которое не есть однако в себе и для себя, есть положение, как положение. Последнее тем самым также тожественно себе, но есть тожество с собою отрицательного. Тожественное себе отрицательное и тожественное себе положительное есть одно и то же тожество. Ибо основание есть тожество положительного или положения с самим собою; обоснованное же есть положение, как положение, а эта его рефлексия в себя есть тожество основания. Следовательно, это простое тожество не есть само основание, ибо основание есть сущность, положенная, как неположение против положения. Как единство этого определенного тожества (основания) с отрицательным тожеством (обоснованного), она есть сущность вообще, различенная от ее опосредования.
Это опосредование, сравненное с предшествовавшею рефлексиею, из которой оно проистекает, во-первых, не есть чистая рефлексия, неразличенная от сущности, а есть отрицательное, и тем самым не имеет еще в ней самостоятельности определений. Оно не есть также определяющая рефлексия, определения которой имеют существенную самостоятельность; ибо последняя уничтожилась в основании, в единстве которого они суть лишь положенные. Это опосредование основания есть поэтому единство чистой и определяющей рефлексии; ее определения или положение имеют устойчивость, и, наоборот, их устойчивость есть нечто положенное. Так как их устойчи{49}вость сама есть положение или имеет определенность, то они тем самым различены от их простого тожества и образуют собою форму в противоположность сущности.
Сущности свойственна форма и ее определения. Лишь как основание, сущность обладает прочною непосредственностью или есть субстрат. Сущность, как таковая, есть одно со своею рефлексиею и неразличимо ее собственное движение. Поэтому, не сущность пробегается рефлексиею, и первая не есть то, с чего последняя начинает, как с первоначального. Это обстоятельство вообще затрудняет изложение рефлексии, так как нельзя собственно сказать, что сущность возвращается в саму себя, что сущность имеет видимость внутри себя; ибо сущность не есть перед своим движением или в нем, и последнее не имеет основы, в которой оно протекает. Нечто относящееся выступает лишь в основании по моменту снятой рефлексии. Но сущность, как относящийся субстрат, есть определенная сущность; и в силу этого положения она по существу имеет форму. Напротив, определения формы суть определения в сущности; она лежит в их основании, как неопределенное, которое в своем определении безразлично к ним; они имеют в ней свою рефлексию в себя. Определения рефлексии должны бы были иметь свою устойчивость в себе самих и быть самостоятельными; но их самостоятельность есть их разложение; поэтому они имеют ее в некотором другом; но это разложение есть само это тожество с собою или основание той устойчивости, которую они себе сообщают.
К форме относится вообще все определенное; оно есть определение формы, поскольку оно есть положенное и тем самым отличенное от того, чему оно служит формою; определенность, как качество, есть одно с своим субстратом, бытием; бытие есть непосредственно определенное, еще не отличенное от своей определенности, или еще не рефлектированное, в ней в себя и потому подобно ей нечто сущее, еще не положенное. Определения формы в сущности суть далее, как определенности рефлексии, по их ближайшей определенности вышерассмотренные моменты рефлексии, – тожество и различение, второе отчасти, как различие, отчасти, как противоположность. Но далее сюда же принадлежит отношение основания, поскольку оно есть хотя и снятое определение рефлексии, но через него сущность есть вместе с тем положенное. Напротив, к форме не принадлежит тожество, которое имеет основание внутри себя, именно состоящее в том, что положение снято, и что положение, как таковое – основание и обоснованное – есть одна рефлексия, превращающая сущность в простую основу, которая и есть устойчивость формы. Но эта устойчивость положена в основании, или иначе эта сущность есть сама по существу определенная; тем самым выступает вновь момент отношения основания и формы. В том и состоит абсолютное взаимоотношение формы и сущности, что последняя есть простое единство основания и обоснованного и тем самым сама становится определенным или отрицательным и отличается, как основа, от формы, но таким образом сама вместе с тем становится основанием и моментом формы.{50}
Поэтому форма есть законченное целое рефлексии; первая содержит в себе и то определение рефлексии, что последняя снята; поэтому первая, как и вторая, есть некоторое единство своих определений и также относится к своему снятию, к другому, которое уже не есть само форма, но в котором она есть. Как существенная, сама к себе относящаяся отрицательность, она в противоположность этому простому отрицательному есть полагающее и определяющее; напротив, простая сущность есть неопределенная и недеятельная основа, в которой определения формы имеют свою устойчивость или рефлексию в себя. На этом различении сущности и формы пытается остановиться внешняя рефлексия; оно необходимо, но самое это различение есть их единство так же, как это основное единство есть отталкивающая от себя и образующая положение сущность.