Ученик философа

— Да, то есть один был, но это была просто шутка…

— Шутка?! Вы в своем уме?

— Я знаю, это ужасно, но я не виноват, а все остальное газеты просто выдумали.

— Вы хотите сказать, они просто выдумали, что…

Джон Роберт облокотился о дверь. Он хватал воздух губами, покрытыми пеной, словно у бешеного зверя.

Том уже чуть не плакал от страха и отчаяния. Он провыл:

— Я ничего плохого не делал!

Розанов с трудом выговорил:

— Вы хотите сказать, что газеты выдумали, что я… сказал, что вы можете… что вы и Хэрриет могли бы… что я хотел, чтобы вы были вместе?

В том, как он произнес эти слова, было что-то кошмарно, чудовищно жалкое; и только в этот момент Том полностью осознал весь ужас своего положения. Он стоял лицом к философу, но теперь опустил голову. Он пробормотал:

— Я не знаю, почему они про это написали.

— В самом деле не знаете? Вы кому-то рассказали… о том, о чем я запретил говорить…

— Нет…

— Вы кому-то рассказали.

— Ну да, я сказал одному человеку.

— Кому?

— Моему другу, Скарлет-Тейлору, но…

— Вы сказали… вы обещали… никому не рассказывать…

— Простите меня, пожалуйста… если бы вы знали, как я раскаиваюсь, вы бы меньше сердились… я не знаю, как это стало известно — он не мог рассказать, — может, они и в самом деле это выдумали…

— Вы понимаете, какой ужасный вред причинили Хэрриет и мне, чудовищный, непоправимый вред?

— Ничего подобного, — сказал Том. — Это просто глупая статейка в местной газетке, большинство людей над ней посмеются, и все.

— Вы думаете, мне нравится, когда надо мной смеются? Думаете, я так просто отмахнусь от того факта, что вы выставили меня дураком, посмешищем? Что сделали нечто глубоко личное предметом вульгарных шуток?

Розанов шагнул вперед, и Том отпрянул к углу комнаты — стоя в углу, он облокотился на стену. Он сказал:

— Мне очень жаль, я уже сказал. Что еще я могу сказать? Это просто чепуха.

— Имя моей внучки публично опозорено, а вы называете это чепухой?

— Не вижу, как это может повредить Хэтти.

— Не называйте ее Хэтти!

— Хорошо, Хэрриет, мисс Мейнелл, как вам угодно. Я понимаю, что вся эта история задела ваше… самолюбие… но вы скоро оправитесь, и она не должна из-за этого переживать, это временное…

Джон Роберт выбросил руку перед собой, схватил с каминной полки фарфоровую собачку и с невероятной силой запустил ею в каминную решетку. Осколки разлетелись по полу. Он спросил:

— Вы читали эти статьи?

На самом деле статьи в «Пловце» Том не видел вообще, а статью в «Газетт» читал невнимательно. Он пробежал ее с ужасом и отвращением, а потом вырвал и выбросил, чтобы не поддаться искушению прочитать ее снова и тем самым не расстраивать себя еще больше. Он сказал:

— Я ее прочитал, но невнимательно… а другую не видел…

— В таком случае сядьте и прочитайте обе. Сядьте у стола и прочитайте. Сядьте.

Том сел на стул у стола. Он прочитал статью в «Газетт». Это заняло довольно много времени, поскольку оказалось, что он плохо видит — шрифт расплывался, и Тому приходилось щуриться и перечитывать каждое предложение дважды. Затем он прочитал статью в «Пловце» — Розанов разложил газету рядом с ним. Когда Том первый раз читал статью в «Газетт», он пробежал абзац со словами «по настоянию профессора» и смутно понял, о чем идет речь, но не осознал содержащихся в тексте намеков. Его возмутило выражение «пьяные бесчинства», и ему было очень неприятно, что его имя связывается в печати с именами Хэтти и Розанова. Но даже об этом он не задумывался серьезно. Он подумал: «Это всего лишь наглая и лживая статейка в местной газете, никто не воспримет ее всерьез и даже не поймет, все просто решат, что это безумие, и, скорее всего, Джон Роберт этой статьи никогда не увидит». Он тут же переключился на Хэтти и стал думать, что сказать ей после той ужасной сцены. Но теперь… Он прочитал другую статью. Прижал ладони к пылающему лицу. И сказал:

— Я не осознавал в полной мере. Теперь я понимаю. Но все равно это все ложь, выдумки. Это так ужасно — может быть, можно что-то сделать, заставить их признать, что это неправда?

Пока он читал, Джон Роберт сидел напротив у стола и наблюдал за ним.

— Нет, разумеется, сделать ничего нельзя. Надеюсь, теперь вы понимаете все последствия своего предательства для нее и для меня, понимаете, какую боль, какое отчаяние, какой непоправимый вред принесли нам.

Том слабо сказал, не поднимая головы:

— Я вас уверяю, что ничего не выдавал. Они, должно быть, все это выдумали. Конечно, это ужасно… но никто этому не поверит… а потом это все развеется и забудется… в наши дни такие вещи вообще никого не волнуют.

— У вас грязный язык, — произнес Розанов, — Я должен был понять, что вы такой же, как ваш брат, — эгоцентричный скабрезный циник и жалкий идиот. А вы, видимо, его собутыльник и приспешник.

— Это неправда, и не связывайте меня с Джорджем. Я хочу сказать, мы вовсе не так близки.

— Подробности ничего не меняют. Все это крайне плохо… непоправимо. Вы сделали из меня дурака, а этого я не прощаю.

Том поднял пылающее лицо и встретил яростный взгляд Розанова.

— Вы меня пугаете, и у меня в голове все путается. Я просто хотел сказать, что люди забудут, это не конец света.

— Да еще приплели имя своего брата. Подумать только, что он вошел в этот дом. С вашей ли помощью…

— Я ему не помогал.

— Это несущественно. Я думаю, что вы лжете, и не хочу больше с вами разговаривать. Вы говорите, что теперь такие вещи вообще никого не волнуют. Да, «никого не волнуют» половая добродетель, стыдливость, целомудрие и достойное поведение. А меня волнуют. И я… я выбрал вас… потому что думал… что они и вас волнуют. Мне надо было держаться подальше от вашего растленного клана.

Том почувствовал, что слезы наворачиваются на глаза. Он произнес:

— Я говорил глупости — я не имел в виду ничего такого. Но уж конечно, вы… я не понимаю… не думаете же вы, что Хэтти могла поступить плохо?

Джон Роберт встал, и Том тоже быстро встал и передвинулся к камину, готовый рвануться к двери. Джон Роберт сказал:

— Вы низкий глупец. Но можете меня не опасаться. Я позвал вас сюда только с одной целью.

— С какой?

— Вы нарушили одно обещание. Теперь я потребую от вас, после всего зла, которое вы нам причинили, не нарушать другого. Никогда больше не пытайтесь увидеться с моей внучкой или снестись с ней каким бы то ни было способом.

— Но…

— Вы больше ее не увидите. Любая попытка приблизиться к ней теперь будет непростительным, возмутительным преступлением. Насколько мне известно, вы живете в Лондоне. Отправляйтесь туда сегодня же и оставайтесь там. Не пытайтесь показаться в Эннистоне. Иначе я… сделаю все возможное, чтобы причинить вам вред, такой же, как вы причинили мне. Вы совершили непростительный поступок. Убирайтесь прочь и не приближайтесь больше. Я скоро увезу Хэрриет обратно в Америку. Я совершил чудовищную ошибку, привезя ее сюда. И вина, проклятие, лежит на вас, сыне блудного отца и беглянки-матери, растленном негодяем братом. И подумать только, что я доверил вам… нечто столь драгоценное…