Ученик колдуньи
Шрифт:
Зла не хватает!
Заметив Гвендолин, притаившуюся на подоконнике бойницы, Айхе вздрогнул и застыл, словно громом пораженный. Острое бледное лицо исказилось от испуга, потом сомнения, недоумения и среди полной мешанины чувств, буквально на долю секунды — от радости. А может, Гвендолин выдала желаемое за действительное.
— Ты… — выдохнул Айхе, не успев совладать с эмоциями. Однако быстро взял себя в руки и нацепил сердитую маску. Уткнулся глазами в ступени и двинулся дальше, крепко стиснув зубы.
— Айхе… — шепнула растерянная Гвендолин. — Как ты?
— О, бесподобно, — буркнул он и отвернулся.
Гвендолин
— Пойдем уже, — поторопила Нанну.
— Он же… он на ногах едва держится! — выпалила Гвендолин, спрыгнув на ступени. — А руки!.. А эти повязки!.. Ему нельзя колдовать!
— Догони и удиви его этой новостью, — оборвала Нанну ее трагические излияния. — Уверена, он послушает и непременно вернется!
Сарказм окатил девочку ушатом ледяной воды. Гвендолин вспыхнула от стыда. Ладно. Хватит. Айхе ведет себя, как идиот, и пускай. Ей-то какое дело?
Она шмыгнула носом и украдкой вытерла глаза рукавом куртки.
Тем временем они достигли последних ступенек. Лестница совершила последний крутой рывок и уперлась в обитую железом деревянную дверь со старомодным кольцом вместо ручки. Нанну толкнула ее плечом. В нос ударила неописуемая смесь запахов: горечь трав, едкая гарь, противные вкрапления химикалий.
Лаборатория?
Гвендолин переступила через порог, обводя почтительным взглядом столы со штативами, пробирками, колбами и вычурными агрегатами, состоявшими из сотен трубочек, спиралек, чашечек и резервуаров, в которых пузырились разноцветные жидкости. Половину обзора закрывали шкафы и стеллажи, битком набитые всевозможными пузырьками и банками — из ближайшей на Гвендолин пусто таращился круглый глаз, а в соседних, как огурцы в маринаде, плавали чьи-то розоватые внутренности. В воздухе пластами висел голубой туман.
— Нанну? — позвал низкий, чуть дребезжащий голос. — Это ты?
— Я, если не ждешь никого другого, — Нанну подмигнула Гвендолин и кивком предложила следовать за ней. — Что за вонищу ты тут развел, а? Опять зелье всемогущества?
— Беспамятства, — буркнул мужчина и вынырнул из тумана.
Гвендолин, приготовившись поздороваться, внезапно подавилась словами. Да они все тут были один краше другого, пронеслось в голове. Сначала Кагайя с ее чудовищными башнями из волос, потом бочонок-Коган в нелепом трико, а теперь этот харизматичный тип!
Первыми почему-то бросились в глаза его необычайно тощие ноги, обтянутые черными брюками: длинные и какие-то острые, изломанные в коленях, точно лапки у кузнечика. Зато плечи у их обладателя были что надо, и бесформенная коричневая хламида, пропыленная, заляпанная зельями, местами прожженная искрами от огня, свисала с них, как с вешалки, и заканчивалась бахромой. Скулы на бледной физиономии несоразмерно выпирали. Вокруг запавших черных глаз образовались темные круги, а волосы густой, длиннющей, до пояса, нечесаной огненно-рыжей копной торчали во все стороны. От вида этой гривы Гвендолин просто онемела.
— Это еще кто? — осведомился Дориан.
— Гвендолин. Надеюсь, Кагайя не вспомнит о ней в ближайшие дни.
— Ну
надо же, — алхимик отвернулся и моментально утратил к девочке интерес. До нелепости высоко вскидывая ноги, он зашагал куда-то вглубь лаборатории, стуча каблуками.— На, засунь это куда-нибудь подальше, — Нанну запихнула обе клетки. — О них ведьме тоже лучше не вспоминать. Ты понял?
— Угу.
— Прибыли духи леса.
— Знаю.
— Порошки для чистки каналов готовы?
— Да.
— А гербицид?
— За третьим стеллажом в железном ведре. Не перепутай с удобрением.
Нанну достала указанное ведро, держа за края осторожно, чтобы не расплескать.
— Мне пора, — она ободряюще улыбнулась и потрепала Гвендолин по плечу. — Дел невпроворот. Ах да, Дориан, у тебя есть лекарство от простуды? Девочке совсем плохо.
Алхимик что-то проворчал. Гвендолин не разобрала ни слова и немного испугалась, потому что Нанну уже нырнула в дверной проем, а переспрашивать у этого эксцентричного и, без сомнения, чокнутого типа было страшно. Потоптавшись на месте и не дождавшись больше ни приглашения, ни указаний, ни приказа проваливать, Гвендолин несмело обогнула несколько пыхтящих, испускающих вонючий цветной дым агрегатов, и неожиданно очутилась по правую руку от алхимика. Тот не обратил на нее ни малейшего внимания, а она в свою очередь получила возможность сколь угодно долго созерцать его профиль. Тот был вполне симпатичный, одна беда — нос вырос на семерых.
Склонившись над доской для нарезки ингредиентов, Дориан с маниакальной педантичностью отщипывал одинаковые чешуйки от гигантской хрустящей синей луковицы. Луковица энергично вносила лепту в какофонию вони.
— Двадцать семь, — бормотал алхимик, — ага… угу… двадцать восемь.
Волосы падали ему на лицо и заслоняли глаза. Как он умудрялся сквозь них видеть?
— Э-э-э, — нерешительно проблеяла Гвендолин и больше уже ничего не добавила, потому что Дориан искоса зыркнул на нее, точно вбил гвоздь промеж глаз.
— Седьмой шкаф справа от двери, вторая полка сверху, одиннадцатая бутылочка слева в первом ряду, — отбарабанил он сухо и вернулся к чешуйкам. — Двадцать девять.
Гвендолин попятилась. Задела локтем какой-то пузырек с красным порошком, тот упал на бок и покатился по столу. Гвендолин, ойкнув, подхватила его и быстро поставила назад, борясь с желанием зажмуриться в ожидании отповеди.
Однако Дориан ее удивил.
— Это ядовитая пыльца, — объяснил он, не отрываясь от дела. — Тридцать два. Не разбей, а то единственный вдох — и поминай, как звали.
— Да, конечно, простите, — пролепетала Гвендолин. — Я нечаянно.
Отсчитав седьмой шкаф справа от двери, она в ужасе уставилась на батареи разнокалиберных сосудов. Глаза разбежались, и Гвендолин бы напрочь позабыла, за чем полезла, если бы сразу не наткнулась на пыльную бутыль с этикеткой на веревке, обмотанной вокруг горлышка. "Перечное зелье", — прочла она, и дальше буквами поменьше: "От насморка, простуды, лихорадки и легочной болезни". Вторая полка сверху заставила ее изрядно попотеть, поскольку роста, чтобы дотянуться до нее, катастрофически не хватало. Встав на цыпочки, Гвендолин изо всех сил старалась не опрокинуть грандиозное сооружение — в конце концов, судя по вековой пыли, оно проторчало на этом месте не меньше сотни лет, и пустить его в расход вместе со всем содержимым было бы непочтительно.