Ученый из Сиракуз

— Ты очень быстро рассуждаешь, учитель.

— Я все это посчитал в уме, еще когда мы обходили храм Зевса. Теперь сообразим, какие нам нужны механизмы. Корабельщики использовали шесть канатов. Я возьму на всякий случай семь, потому что корабль будет гружен. Значит, в конце у нас будет семикратный полиспаст. Делим 14 тысяч на семь и получаем 2 тысячи. Оставшуюся силу нужно уменьшить в 2 тысячи. Примем, что радиус рукоятки, за которую я буду крутить, вдвое больше радиуса барабана, на который будет наматываться канат полиспаста. Это даст выигрыш еще вдвое, и у нас останется тысяча. Возьмем зубчатую передачу. Пара зубчатых колес даст выигрыш в пять раз — останется двести, еще одна такая же оставит нам сорок, еще одна — восемь. Выигрыш в восемь раз получим двумя передачами с отношениями радиусов колес четыре и два. Вот и все. Значит, имеем три передачи с отношением, равным пяти, одну с отношением четыре и одну с отношением два. Ну теперь ты веришь, что я сдвину корабль?

— Умом понимаю правильность твоих расчетов, — ответил Гераклид, — но представить не могу.

— Признаюсь, что чувствую примерно то же самое. Однако, дорогой Гераклид, я слишком верю в математику, чтобы доверять своим ощущениям. Подай-ка мне стиль и дощечку, я хочу заняться определением размеров машины.

Архимед углубился в вычисления. В такие моменты он не видел и не слышал ничего вокруг. Если задача увлекала его, он забывал о сне и пище, порой начинал беседовать сам с собой, рисуя линии и стирая нарисованное.

Гераклид сидел, боясь потревожить учителя. Черная с белым трясогузка прилетала, садилась на тропу, пробегала по ней, качая тонким хвостом, улетала и появлялась вновь. Гераклид думал о Ксении, представлял, как завтра возьмется за отполированное до блеска медное кольцо.

_____

Весь следующий день Архимед провел в мастерской, обсуждая с Гекатеем подробности изготовления невиданной машины. Гераклид, подогнув ноги, сидел на своей кровати, обложенный листами и листочками папируса, и приводил в порядок начало «Катоптрики». Он вписывал, счищал, отрезал, вклеивал, читал написанное, зачеркивал и писал снова. Так прошел день. Ближе к вечеру Гераклид отправился в Полихну.

Закатное небо над холмами было бронзовым. Выше желтизна неуловимо переходила к зеленым и темно-синим тонам. Огромный дуб протягивал ветки над улицей. Подавляя волнение, Гераклид взялся за кольцо и стукнул его нижней частью о выступавшую из дерева граненую шляпку гвоздя. Открыла служанка, новая, незнакомая Гераклиду. Он спросил, дома ли хозяйка, назвался и остался стоять у полуоткрытой двери.

Ксения вышла сама, темноволосая, стройная, в длинном фиолетовом платье без рукавов.

— Входи, — сказала она. — Я думала, ты придешь раньше.

— Откуда ты узнала, что я приехал?

— Твой учитель знаменит, рядом с ним трудно остаться незаметным.

Ксения провела Гераклида не в парадную комнату с фреской, изображавшей рождение Афродиты, а в столовую, дверь которой выходила на пастаду.

— Один человек видел тебя во время показа зеркал, — закончила она.

Этим Ксения давала ему понять, что ее знакомые принадлежат к знати, удостоенной приглашения на демонстрацию опытов. Гераклид отметил это и все же положил перед ней подарок — изящную коробочку для пудры, выточенную из слоновой кости. Ксения молча отодвинула подарок.

— У тебя есть друг?

Ксения кивнула.

— Кто же? — спросил Гераклид.

— Скоро увидишь.

Служанка принесла фрукты. Ксения стала расспрашивать Гераклида об Александрии, он отвечал шутливо, удивляясь своему спокойствию. Послышались твердые, уверенные шаги. Гераклид поднял голову и увидел в дверях Аполлонида.

— Радуйся, Гераклид, ученик Архимеда! — воскликнул Аполлонид. — Я много слышал о тебе в этом доме и рад с тобой познакомиться.

— Радуйся, Аполлонид! Представь, и я совсем недавно слышал о тебе от человека, который с тобой дружит. Я плыл сюда вместе с Марком Метеллом.

— На римском корабле? Заметил, какая у них дисциплина? Недавно я побывал в Риме и восхищен римскими обычаями.

Он сидел, положив на стол крепкие руки, красивый, сильный, самоуверенный.

— Римляне с уважением относятся к женщинам, — сказала Ксения, — они не запирают своих жен в геникее^[8] и не выдают девушек замуж без их согласия.

— Да, нам многому стоит у них поучиться, — согласился Аполлонид. — Знаешь, Гераклид, в древности обычаи сиракузян напоминали римские. Тогда городом управляли гаморы — потомки коринфян, основавших его. И пока длилась власть лучших людей, была справедливость и истинная республика. Но со времени воцарения Гелона только один раз мы вновь оказались у власти. Это случилось, когда великий коринфянин Тимолеонт изгнал Диониссия Младшего и поставил править городом совет шестисот лучших граждан, большинство из которых были гаморами. Двадцать лет продержался этот порядок, но Агафокл силой разрушил его.

Так почему же гаморы не смогли восстановить древнюю республику? — вдруг вскричал Аполлонид, наклоняясь к Гераклиду, и, не дав ему раскрыть рта, ответил сам: — Да потому, что у них не было единоначалия. Совет шестисот был подобием римского сената, и поныне Сиракузы управлялись бы справедливо, не зная тиранов, если бы догадались избирать каждый год двух стратегов — консулов, облеченных всей полнотой власти!

— Когда же ты повезешь меня в Рим? — воскликнула Ксения.

— Придется подождать, — ответил Аполлонид, — война нарушила все планы. Вот как разделаются римляне с пунийцами, сразу и поедем.

Гераклид поднялся, произнес слова прощания. Его не задерживали.

МАШИНА

рхимед вышел из мастерской и остановился у скамейки, где Гераклид возился с «Катоптрикой».

— Знаешь, я сделал занятное изобретение. Показать?

Гераклид с удовольствием отложил листок папируса, и Архимед подал ему небольшую квадратную дощечку с широким углублением в середине. В углублении помещалось зубчатое колесо, к краю которого прилегала палочка со спиральной канавкой. Гераклид повернул палочку, спираль побежала по ее поверхности и потянула за собой зубья колеса.

— Вот видишь, какое получилось продолжение работы «О спиралях», — сказал Архимед. — Целый оборот улитки поворачивает колесо всего на один зуб! Это позволяет получить сразу громадный выигрыш в силе. А ведь все начиналось с кохлеи — водоподъемного винта, который я изобрел, когда был в Египте. Помню, первый винт поставили в Муссейоне для поливки сада, и около него всегда торчали любопытные.

— А сейчас твои винты встречаешь там на каждом шагу, — сказал Гераклид.

— Что ж, четверть века прошло. Я занялся спиралями перед отъездом домой и оставил тогда Конону целый ворох теорем о них. Без доказательств, чтобы дать ему возможность поломать голову, но старик так и не одолел их. После его смерти Досифей попросил прислать доказательства. Тогда-то мы с тобой и составили эту книгу. Но в основе ее лежит тот самый винт. А сейчас вот появился еще один.

— Удивительная вещь. — Гераклид вертел и разглядывал модель. — Просто поразительно, какие неожиданные решения ты находишь!