Училка

— Я напишу задание в электронный журнал. Оценок сегодня никаких не ставлю по педагогическим и моральным соображениям.

— В смысле? — спросила Вероника.

— Вот такая тема сочинения и будет: «Нам не поставили оценок за прошлый урок литературы, хотя мы активно работали, потому что…»

— А почему? — продолжала настаивать Полина.

— Полина, всё! — одернула ее Вероника. — А остальные что будут писать?

— Остальные пусть местоимение «нам» заменят на существительное «девочкам» и напишут то же самое. Пусть подумают.

— Но какое отношение это имеет к литературе? К Фонвизину?

Я терпеливо ответила девочкам, стараясь даже не вдумываться, действительно они не понимают или вредничают. Какая разница?

— Такое же, как любая нравственная проблема. Литература занимается прежде всего этим. Мы недавно говорили об этом же с семиклассниками. Литературу пишут по тем же соображениям, по которым ваши одноклассники не пришли на мой урок. Как решать главные вопросы справедливости, морали и так далее.

— А детективы, а фантастика? — спросила Вероника.

— Ты правильный вопрос задаешь. У разных жанров литературы — и задачи разные. Но в хорошей фантастике и в хорошем детективе автора волнуют мировые проблемы так или иначе. Если убил, то почему, если про инопланетян — то от чего они страдают, чего хотят от своей жизни, и так далее. Поговорим еще об этом. На сегодня всё. Спасибо, девочки!

— За что? — спросила Вероника.

Я посмотрела на нее. Она — хорошая девочка, или я вижу что-то не то?

— Формула вежливости, Вероника. Спроси у мамы, есть ли у тебя восточная кровь.

— Тогда — на здоровье, Анна Леонидовна, — ответила Вероника, вставая. — А мамы у меня нет. До свидания.

— Прости, пожалуйста! — искренне сказала я.

Вероника пожала плечами и вышла из класса, широко выбрасывая длинные, худые мосластые ноги. Мне надо осторожнее разговаривать с этими детьми…

Глава 13

После объявленного мне восьмым «В» бойкота я осторожно заглянула в седьмой «А». Кто его знает — что мне объявили гимназисты, мало на настоящих гимназистов (в моем представлении) похожие.

— Анна Леонидовна… — сзади меня раздался голос Розы, Нецербера, как я ее теперь стала невольно про себя называть.

И как только она летает по школе! Ведь всего лишь пять минут назад видела, как она удалялась в противоположном направлении, и я еще замедлила шаг, чтобы отстать от нее понадежнее, чтобы она не обернулась вдруг и не спросила — а почему у меня такое вытянутое лицо, в каком именно классе оно так вытянулось. Почему-то мне пока хотелось решать все свои проблемы самой, без вмешательства Нецербера.

— Что ты так заглядываешь, как будто опоздавший двоечник? — негромко сказала Нецербер, посмеиваясь.

— Да вот смотрю, мой ли класс, не ошиблась ли я…

— А-а-а… А я-то думала, что тебя восьмой «В» так прищучил, в смысле — напугал! Знаю, знаю, не сомневайся! Я в школе всё первая узнаю всегда! Работа у меня такая!

Я посмотрела на улыбающуюся Розу. Да нет, я не думаю, что она плохо ко мне относится. Тут вообще другие категории. Скорей всего, она ко мне не относится никак. Она хорошо относится к своей школе, в которой должен быть порядок. Никто никого не должен бить, обзывать, никто не должен опаздывать, ходить грязный, плохо одетый. В коридорах не должно быть слышно мата. Что еще? Учителям не следует выгонять с урока весь класс, а классу, соответственно, не следует коллективно прогуливать. Вот что интересует Нецербера. Функционирование огромного коллектива. Как меня интересует мой организм с точки зрения того, что в нем всё должно быть, как положено. Проснулся, поел, попил — и пошел, на твердых ногах. Я не думаю о дыхании, о сердцебиении, о глотании, в конце концов, — это всё естественно. Я начинаю думать о них только тогда, когда где-то что-то болит. А болеть начинает, как правило, на нервной почве или когда набрала где-то чужеродных вирусов. Вот и я сейчас в ее школе (а школа — Ее, это правда) — чужеродный вирус. От меня начинает болеть то, что особо никогда не болело. Скорей всего так.

— Да, восьмой «В» на меня обиделся. Тамарин оскорбился за кол.

— А точно ему нужно было кол ставить? — прищурилась Роза.

— Точно.

— А в четверти ты как будешь ему четверку ставить?

— Если он будет писать с такими ошибками и такую ерунду, в четверти у него будет двойка, — ответила я.

Я понимала, что говорю всё не то. Но как мне быть? Я не умею по-другому.

— Роза, я не умею по-другому.

Нецербер улыбнулась и ничего не сказала. Лишь похлопала меня по плечу. Я не намного ниже ее, но рядом с ней ощущала себя просто Дюймовочкой. Волевая мощь Розы подавляла меня вконец.

Я вошла в класс. Огляделась. Да вроде всё в порядке. Лица спокойные. Никто не собирается говорить гадости, народ пришел. Хорошо бы вспомнить имена. План класса, что ли, нарисовать и подписать все парты по именам…

— Я проверила на каникулах ваши сочинения, если можно их так назвать. По рассказу «Тоска», — начала я.

— Тоска-а-а!.. — тут же с удовольствием подхватил Будковский.

— Будковский получил кол за сочинение, — продолжила я.

— Чё-о-о-о? — заорал Будковский и даже подскочил на парте.

— А тебе не все равно? Что ты так заволновался?

— Мне? Мне? — Красный Будковский даже встал.

— Да что такое, Семен?

— Его не пустят в Англию летом, если будут тройки в году, — объяснила девочка со странным лицом, на котором как будто были нарушены основные пропорции, и старательно накрученными не очень чистыми волосами.

Может, сказать ей потом, что лучше помыть голову, чем накручивать грязные прядки? Хотя… Имею ли я право? Не разобралась я пока со своими правами и обязанностями. Я учу прекрасному людей, которые выглядят и ведут себя вовсе не прекрасно. Я сомневаюсь, что могу сделать замечание по поводу внешнего вида. Кажется, в школе я потеряла твердую почву под ногами. Кто бы мог подумать!

— Я нормально написал! — продолжал орать Будковский. — Нормально! — Он стал всхлипывать.

Я присмотрелась — валяет дурака или действительно собирается плакать? Не поняла.

— Сядь, Семен, если не хочешь получить двойку за поведение!

— Не хочу, — неожиданно покорно пробурчал Будковский и сел.

— А другие что получили? — поинтересовалась Катя Бельская.

Я пригляделась. Девочка после каникул не очень хорошо выглядела. Круги под глазами, бледное лицо.

— Ты хорошо отдохнула? — спросила я ее.

Катя удивленно посмотрела на меня:

— Нет. А что?

— Ничего. Ничего… Так… — Я достала сочинения, которые сидящие передо мной гимназисты судорожно писали перед каникулами на последнем уроке по рассказу Чехова «Тоска», прочитанному тут же. — Одна пятерка. У Кати.

— Кто бы сомневался! — выкрикнул ушастый Кирилл.

— Она нормально написала, человеческими словами. Без ошибок. Умно. Поэтому и получила пятерку. Тебя что-то не устраивает?

— Да нет… — пожал плечами, не вставая, Кирилл. — Просто если бы она училась в другой школе, планка была бы ниже — для нас.