Учись видеть. Уроки творческих взлетов

Любой писатель, любой мало-мальски приличный журналист ведет подобный дневник. А также интеллектуальные актеры, художники, поэты и путешественники – глубокие исследователи мира. А не то что это обязательная принадлежность какой-нибудь кисейной барышни из девятнадцатого века. Ибо, как сказал один великий человек: «Сначала мы ведем дневник, а потом он ведет нас».

Если вы почитаете «Записные книжки» Антона Павловича Чехова, а потом возьмете и прочтете – том за томом – его рассказы, вы увидите, как органично вплетены живые дневниковые документальные нити в ткань художественной материи.

А какая звонкая, веселая и «зачитывающая» вещь – рукописный журнал Корнея Чуковского «Чукоккала»!..

Или «Ни дня без строчки» – роман Юрия Олеши, построенный как натуральный дневник писателя. Растерянность перед лицом огромного, разобщенного, раздробленного мира у нас на глазах создает особый жанр, который помогает – и автору, и нам – почувствовать себя частью этого мира.

Писатель делает отчаянные попытки «ухватить» натуру, но она ускользает, просачивается, как воздух между пальцев. Притом что Юрий Олеша – Мастер и Чародей своего ремесла. Как будто самым продвинутым на пути художественного освоения мира, таким как Юрий Карлович Олеша, открывается страшная тайна, что НАТУРА – это дым, иллюзия… Вот так, мне кажется, родилась его книга «Ни дня без строчки». Она о том, что когда Художник и Натура встречаются, они проходят друг сквозь друга, словно призраки.

А может, именно это и есть истинная встреча, единственно возможное соприкосновение с Натурой? Впрочем, не будем заглядывать так далеко.

Дневники бывают разные.

^{Своеобразный фотодневник Игоря Макаревича. Хотя по эпической интонации это скорее летопись. «Потерянный рай» – так называет он огромную вереницу снимков из окна своей квартиры, выходящего на улицу Малую Бронную – туда как раз, где располагаются несколько мусорных баков.}

^{«Мусор, – говорит Игорь, – это единственное, что мы бескорыстно получаем из космоса и безвозмездно отдаем обратно».}

^{В дождь и снег, в разгар листопада и душную летнюю ночь он стоял у окна и фотографировал людей, которые, как говорит Игорь, ищут в мусорном контейнере свое потерянное Время. В течение нескольких лет он жил этим, занимаясь поиском своего рая, с большой теплотой и любовью снимая людей, склоненных над мусорным контейнером.}

^{«Конечно, преимущественно это люди пожилые, – рассказывает Игорь, – люди, которые привыкли быть занятыми. Да, человеку больше некуда идти. Все двери закрылись для него. Тогда он встает утром, собирается, надевает хороший костюм, галстук или вычищенную курточку и уходит. Его родные не знают, куда он идет. А он приходит сюда и начинает свой ежедневный упоительный поиск. Теперь все в порядке. Он занят, он увлечен, он обрел свой “Потерянный рай”».}

^{Стекаются к контейнерам на Малой Бронной и представители других слоев населения – это яркие индивидуальности, устойчивые безумцы. Один из них превращает общение с мусоркой в хорошо регламентированный ритуал: он склоняется над контейнером, осеняет сначала его крестным знамением, потом себя, и тогда начинаются поиски.}

^{– Есть сюжет, который мог бы стать рождественской открыткой, – говорит Игорь, – где пожилой человек, как на витрину дорогого магазина, глядит с надеждой и тоской в жерло пустого мусорного контейнера.}

^{Сотни фотографий – и среди них грустный рассказ о Безумной Грете. Осень, зима, весна… А в летней московской ночи она стоит около мусорного контейнера, обмахивается веником, словно огромным опахалом, и на повышенных тонах обсуждает политику и правительство с пожилой женщиной в ночной сорочке…}

Я вам уже называла имя австралийского писателя Алана Маршалла. В детстве он заболел полиомиелитом. Детский паралич, костыли. Но Алан не смирился с участью калеки: он взобрался на лошадь, научился водить грузовики по бесконечным дорогам Австралии, бродяжничал, охотился, рыбачил, ловил кроликов, жил среди простых, близких земле людей, в лесу, в саванне. Он даже поднялся на гору, чтобы увидеть землю с высоты птичьего полета.

Это был подарок Алану от его друзей-аборигенов, за чьи права он боролся с бесстрашием и неутомимостью. Они усадили Алана на деревянную дощечку и, передавая, как драгоценную эстафету, вознесли на вершину самой высокой горы.

Не знаю, найдете ли вы его книгу «Мои соплеменники», посвященную аборигенам, или книгу «Это мой народ», или сборник рассказов «Пишу о тех, кого люблю», обычно эти вещи я вам читаю вслух. Но потрясающе живую книжку «Я умею прыгать через лужи» каждый человек должен прочитать сам.

Было время, Алан Маршалл работал на обувной фабрике в бухгалтерии и вел там регистрацию приходов и расходов в журнале с отрывными листами.

«Когда приходил какой-нибудь посетитель – интересный человек и у нас завязывалась беседа, – рассказывал Алан Маршалл, – я записывал ее в этот журнал. А затем вырывал страницу. Словом, в пересчете на листы гроссбуха я им дорого обходился. Так вот, у меня собрался интересный материал, который я хотел использовать в дальнейшем. Но, видите ли, одна только дословная запись разговора иной раз лишена убедительности жизни. В ней непременно должна заключаться и частица души самого писателя. А то, что я привносил, надо было сплавить в единое целое, тесно увязать с характером персонажа. Итак, я записывал, записывал, записывал – я заполнял целые гроссбухи, у меня собралось их в общей сложности около тридцати. Словом, я записывал разговоры людей, которые заходили в бухгалтерию или работали на фабрике, а затем обрабатывал, что-то изменял или дополнял. Так родился мой первый роман про обувную фабрику “Как прекрасны твои ножки”».

Другой пример невероятного дневника явил миру поэт Велимир Хлебников. Когда я начну вам читать его стихи, вы все в обморок попадаете – такой он необычный, а потом когда-нибудь поймете его и полюбите. Маяковский называл его «поэтом для поэтов», уж очень много в поэзии Хлебникова загадок и завихрений, а сам он с гордостью носил титул Председателя Земного Шара и титул гения.

Он всюду странствовал, постигая тайны времени, тайны пространств, и заклинал художников будущего вести тщательные дневники жизни – «смотреть на себя как на небо и вести точные записи восхода и захода звезд своего духа».

В странствиях Велимир Хлебников делал записи на обрывках случайных бумаг и складывал в наволочку от подушки. Это был его поэтический дневник.

«Мы стоим у порога мира, когда будем знать день и час, когда мы родимся вновь, смотреть на смерть как на временное купание в волнах небытия. По мере того как обнажаются лучи судьбы, исчезает понятие народов и государств и остается единое человечество, все точки которого закономерно связаны», – писал Хлебников на клочке бумаги и бросал в наволочку.

Наверное, и это прекрасное стихотворение хранил до поры до времени в наволочке Велимир Хлебников:

Мне мало надо!Краюшку хлебаИ каплю молока.Да это небо,Да эти облака!

Глава 21 «Люблю я карих лошадей»

Чьи бы вы ни раскрыли дневники, я имею в виду те, что автор доверил читателю, перед вами возникнет личность, неповторимая интонация, особая стилистика… Хоть возьмите «Записные книжки» Ильи Ильфа, автора «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» (Ильф и Петров); тома с письмами Чехова; письма, дневники, записные книжки журналиста, артиста, барда Юрия Визбора; письма и дневники поэта, сценариста, режиссера Геннадия Шпаликова (фильмы «Долгая счастливая жизнь», «Застава Ильича», «Я шагаю по Москве», «Я родом из детства», «Стеклянная гармоника», «Ты и я»… – один другого лучше. А стихи!) или «Дневник на клочках» мировой актрисы Фаины Раневской.