Учитель Истории

— Вы урок-то будете вести? — Сливко без разрешения встал с места и пересел за первую парту, потеснив одиноко сидевшую там девочку. — Или сразу к делам приступим?

— У меня нет с вами никаких дел.

— С нами? С какими такими нами?

— С теми «нами», про которых говорил твой друг Глазунов на позапрошлом уроке, — на всякий случай я отступил на шаг назад, к доске. — Если не стесняетесь, я могу все рассказать при учениках.

— А что мелочиться, — новенький также переместился поближе ко мне, заняв пустое место за второй партой. — Соберите всех в актовом зале да расскажите. Это ведь такой большой секрет! Громобоям нужна коллекция Юрьевских! Громобои ограбили инкассаторов! Громобои убили черных археологов! Громобои повинны в бесовской субботе! Громобои подожгли общежитие! Да все и так в курсе, что за всем стоят громобои! Но громобои за истинную веру, за русскую веру. Цель громобоев оправдывает любые средства. Или ты расскажешь всем, куда подевались твои друзья узкоглазые? Которые решили за твой счет рыпнуться на нас. На нас, на русских! Что? Ты и сам не знаешь, куда они подевались? Какая досада…

— Ты забыл упомянуть про квартиру Ааронова, — напомнил я. — Пока одни ваши дружки жгли мою машину, другие копались в вещах умершего человека. Которого любила вся школа, весь город. Не при вашем ли содействии он умер?

— Не при нашем, — ответил он, сам того не заметив перейдя на «мы». — Если ты думаешь, что мы смогли бы поднять руку на самого уважаемого человека в городе — ты совсем нас не знаешь. Так же как осквернить память о нем. Это твой друг Шизик сделал.

— Женя? — я не поверил своим ушам; по классу разнесся чуть слышный ропот. — Быть не может… Ты врешь.

— Больше некому, — старший громобой повернулся к ученикам. — Кстати, ребятки, вы знаете, что это именно ваш уважаемый Евгений Валерьевич влез в монастырь и стащил оттуда саблю князя Младовского и ожерелье его бабки? Да, да, и не надо кивать на громобоев. У нас никогда бы и мысли не возникло грабить церковь.

— А убивать инкассаторов? — похоже, я начал нарываться, окрыленный мыслью, что мой друг все-таки смог ускользнуть из лап преступников. — Это нормально, по-вашему?

— Не сравнивай быдло со святым, — отрезал Сливко. — Они нам никто.

— А кто вам тогда кто, прошу прощения за каламбур?

— Они все, — жест в сторону учеников. — Они нам кто. Они наши, младовские. А ты — нет. И пришлые — все эти Ганеевы, Джунгуровы, Хасамеевы — тоже нет.

— Тогда зачем вы хотите разрушить город? — я никак не мог взять в толк. — Если вы так любите его, так защищаете?

— Тебе уже и про это нашептали, — улыбка сошла с лица старшего. — Может, и точные сроки назвали? Или вместо подробной лжи озвучили только поверхностную? Чтобы можно было дать простор фантазии?

— Что он имеет в виду? — подал голос Чупров.

— Хлеборезку прикрой, — Сливко, похоже, сам испугался, возможных последствий брошенной мною фразы. — Мы ничего такого не собираемся делать. Слышите? Это неправда. Мы всегда стояли за город и в обиду его не дадим. Ну что, Плед, заканчиваем урок?

— Да, пожалуй, — согласился его подельник. — Детки, вы свободны. Расскажите мамам и папам все, что слышали. И про Ааронова, и про храм, и про Шизика. А с Филиппом Анатольевичем мы еще побеседуем. Замутим, факультатив, так сказать.

— Короткий что-то урок получается, — я отступил еще на полшага назад и взял в руки лежавшую на полочке возле доски деревянную указку. — Я еще даже не начал спрашивать домашнее задание.

Указка была длинная, остро заточенная, с резной рукояткой — по всему, хозяин кабинета получил ее в подарок на какой-то праздник. Пистолет отца Яны лежит в портфеле, но пока его достанешь, пока взведешь…

— Ты хочешь, чтобы они остались? — в лоб спросил Плед. — Хочешь, чтобы они видели?

— Нет, — тут же сдался я. — Не хочу.

— Тогда все вон.

Я бросил взгляд на висевшие на стене часы. Половина третьего. До звонка еще почти полчаса. За окном третий этаж, прыгать… Ну, не самоубийство, конечно, но койко-место по соседству с Яной я себе гарантированно обеспечу. Хорошо, что она сейчас не видит всего этого.

А класс уже опустел.

— Что-то я Телиги не видел, — Плед вопросительно посмотрел на Сливко. — Зачетная деваха была… Пока с узкоглазиками гулять не начала.

— Она в больнице, — ответил Сливко. — В гипсе. Давай быстрее с ним, пока кто-нибудь их этих оболтусов не побежал жаловаться завучихе. Она его крышует.

— Больше не крышует. С тех пор как он дело в суде провалил.

— А ты откуда знаешь? — вмешался я. — Я вообще тебя впервые вижу.

— А я тебя нет. Так, теперь отвечаешь быстро и по существу. Три вопроса. Первый: где прячется Шизик? Второй: где он прячет сокровища Юрьевских? Третий: куда делся Юрьев? Ответишь на все три — свободен.

— Кто такой Юрьев?

Вместо ответов на три вопроса я произнес всего три слова. Первые, что пришли в голову. Вполне логичные, по-моему, когда тебя спрашивают о судьбе человека, о существовании которого секунду назад ты даже не подозревал.

Но им моя короткая реплика сказала куда больше, чем я мог рассчитывать. Плед изменился в лице.

— Он водил нас за нос! Обманывал! Все это время!

— Выходит, что так… — Сливко тоже выглядел растерянным. — Ты вправду не знаешь Юрьева?

— Правда, — подтвердил я. — Впервые слышу это имя. Почему вы решили, что я должен его знать?

— Потому что он сам говорил… — Плед задумался, но совсем ненадолго. — Но в таком случае… Это кардинально все меняет. Слива, убей его.

— Ты уверен? — мой ученик воспринял приказ спокойно, его озадачила лишь обстановка, в которой он был отдан. — Прямо в школе?

— Да. Он и так слишком долго живет.

— Как скажешь.

И тут я, не дожидаясь конца дискуссии, подлетел к Пледу и ткнул его указкой. Целил в грудь но попал в плечо. Все произошло так быстро, что громобои даже дернуться не успели.

— Ой, — тихонько вскрикнул Плед, глядя на растекающееся под белой рубашкой красное пятно. — Ты… Ты только что подписал себе смертный приговор.

— Ты сам только что подписал его мне.

Я не чувствовал страха. Это оказалось так просто. Какая там дамасская сталь, какие мечи самураев Токугавы и рапиры миньонов Генриха III? Обычная школьная указка, сработанная из прочного дуба и заостренная с одного конца, преодолевает эфемерный барьер человеческой плоти ничуть не хуже. Я так и оставил свое оружие торчать из ключицы раненого врага, а сам уже обрушился на другого — не менее деморализованного смелым выпадом, казалось бы, уже загнанной в угол жертвы. Сливко замер, разинув рот и лихорадочно пытаясь нащупать что-то у себя на поясе. Пистолет, решил было я. Но нет, всего лишь нож. И прежде, чем мой бывший ученик (боже, зачем ему эта железяка, если с его комплекцией он мог был раздавить меня голыми руками?) начал как-то действовать, ему в голову уже летел учительский стул, от которого он даже не подумал увернуться.

«Брямс!» — ветхая конструкция разломилась пополам. Сливко застыл на несколько мгновений, скорее оглушенный, нежели контуженный, но затем снова пошел на меня. В правой руке его блеснул клинок-«бабочка».

— Тебе не жить, понял?

Нож против револьвера? Нет, не вариант. Короткой задержки вполне хватило, чтобы я успел дотянуться до сумки извлечь оттуда оружие.

— Пацаны, шухер! Охранник идет, они полицию вызвали!

В класс влетел еще один ученик, в котором я узнал… Нет, быть того не может! Он-то как мог к ним примкнуть? Выходит, я ошибался…