Учитель из Меджибожа

— Это так, сынок, так, Лазутин! Совесть твоя перед народом чиста, как слеза!..

— Только я не Лазутин… — после долгой паузы тихонько проговорил он. — Я офицер Советской Армии… лейтенант по званию. Военный переводчик. А настоящая моя фамилия по отцу и матери Френкис. Илья Исаакович Френкис.

Командир похлопал его по плечу, усмехнулся:

— И это нам известно… — сказал он, вызвав удивление Ильи. — А меня величать Кучаром… Николай Кучар… А настоящую фамилию скажу после войны… Но дело не в этом.

Не имя теперь самое важное… Нынче главное то, что ты делаешь для Родины, для разгрома врага.

— Да, это правильно.

«Дядя Коля» выколотил пепел из трубки, придвинулся ближе к коптилке, расправил карту. И все склонились над ней. Начался деловой разговор: какой дорогой вывести из села колонну и где она сможет встретиться с представителями отряда.

Была уже полночь, когда они распрощались. Петр Лазутин отправился лесным проселком в обратный путь; шел медленно, запоминая каждый куст, чтобы потом не ошибиться.

Прошло ровно два дня. Все приготовления к походу были закончены. Сейчас следовало проявлять необычную осторожность. Пленные целые дни работали: ремонтировали шоссейную дорогу, а к вечеру, похлебав овсяную бурду, выходили на плац. Но сегодня он вывел не всех… Многим разрешил остаться в бараках. На сей раз никто не пел. И сельского народу возле площади не было…

За эти дни Лазутин очень хорошо вымуштровал людей. Они маршировали в ногу, четко чеканя шаг, хоть на парад отправляй!

Начальник был доволен тем, как переводчик командует пленными. Теперь они топают, как надлежит шагать в строю. А самое главное, все время до самого отбоя чем-то занимаются. А если так, то ни о чем постороннем, кроме службы, и не думают. Пусть теперь приезжают его начальники, пусть посмотрят на его колонну! Это уже не то расхлябанное быдло, которое он здесь застал! Любо глядеть на эти марши. Точно в Дахау. А поют как дружно!

Начальник был доволен. Его только мучило, что коровники не обнесены проволокой. А вдруг кто-нибудь убежит? Но тут он узнал, что в районном городишке стоит часть, которой командует его приятель, и у него имеется колючая проволока. Очень обрадовался. Во-первых, осуществится его мечта, он будет командовать настоящим лагерем, к тому же встретится со старым закадычным дружком-тюремщиком, с которым когда-то служил в лагере Дахау.

Заложив бричку, взяв с собой верного ординарца, фельдфебеля, он поехал в район. А переводчику приказал смотреть в оба, чтобы люди не разболтались. Пусть побольше их сегодня погоняет по площади и пусть поют.

Откозыряв по всем правилам и заверив, что приказ будет выполнен, Петр Лазутин скомандовал ребятам «форвертс». Очень обрадовался удаче — отъезду начальника. Надо двигаться в путь.

И он запел во всю глотку: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!» Люди дружно подхватили: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война!»

Все шло как нельзя лучше. Уже стало совсем темно на дворе, пора отпускать людей. Но Петру Лазутину что-то не нравилась одна группа. Уж слишком плохо шагают они, путаются в строю, берут ногу не так, как гласит немецкий устав. И он послал всех спать, а этим разгильдяям, которые все еще не научились шагать как положено, велел остаться на площади. Он их не отпустит, пока они не замаршируют как следует.

Надвигалась ночь. Набежали низкие лохматые тучи. Начал накрапывать дождь, а переводчик все еще гонял людей, заставляя их вышагивать.

Наконец условный знак был подан. Люди рассыпались кто куда, вынесли из укрытия оружие, котомки и, в одиночку пробираясь огородами к околице, собрались в балке. Петр Лазутин прошмыгнул в дом начальника, захватил в углу автомат, со спинки стула снял его китель со всеми медалями, значками и прочей шушерой, и выскользнул во двор.

Спустя полчаса все уже были в сборе. Быстрым шагом направились извилистой тропой в сторону отдаленного леса.

Долго и напряженно шли люди. Вот им открылась широкая поляна. Надо быть особенно осторожными, — как бы там, в лагере, не обнаружили, что одна из колонн еще не вернулась. Петр Лазутин на всякий случай построил всех по двое, по бокам и впереди выставил конвой, а сам надел китель начальника. Если встретят кого-либо из немцев, он скажет, что ведет пленных. На кителе были значки не ахти какой важности, больше всего чепуховые, но и они все же произведут какое-то впечатление.

Дождь припустил сильнее, хлестал по лицу. Небо быстро чернело. Сильнее раскисала дорога. Люди устали от муштры, от трудного дня, но каждый понимал, что надо напрячь все силы и пройти за ночь эти километры. Достичь леса — это их заветная мечта, желанная цель.

Молча, напряженно, преодолевая усталость, ярами, проселками, тропами, заросшими бурьянами, все спешили.

Петр Лазутин то вырывался вперед, то останавливался, чтобы пропустить колонну, внимательно всматривался в лица людей. Он подбадривал их, шагал рядом, ослабевших поддерживал, успокаивал, уговаривая взять себя в руки — уже недолго, мол, осталось идти…

Впереди сплошной стеной стоял лес, черный как смола, туда, казалось, рукой подать. Но, странное дело, чем ближе подтягивалась к нему колонна, тем больше отдалялся он, словно наваждение какое-то. Казалось, впереди стоит чудовище, которое каждый раз пятится все дальше и дальше от людей.

Петр Лазутин то и дело останавливался, озираясь во все стороны. Приметы, по которым он два дня назад возвращался к своим, куда-то запропастились, и его охватила тревога. Неужели сбился с пути и повел людей не той дорогой? Он подал команду передохнуть, не курить, не шуметь. А сам пристально всматривался в лесную даль, припоминая, по какой тропе нужно свернуть в чащу.

Уже совсем было потерял надежду. Но вдруг на опушке вспыхнула красная ракета, а вслед за ней — зеленая. Вложив пальцы в рот, Лазутин дважды свистнул — ответный знак. И приказал товарищам как можно быстрее двигаться за ним.

У самого края леса они наконец встретились — группа партизан и Лазутин со своими людьми. Обнимая друг друга, здоровались, словно встретились старые закадычные друзья. Чуть передохнув, двинулись в глубь леса. И зеленый мрак поглотил их, принял в свои дебри, скрыл от постороннего ока.

Хотя стояла глубокая ночь и дождь все еще моросил, неподалеку от землянок, в глубокой лесной впадине, окруженной со всех сторон густым лозняком, тускло тлели костры и над огнем кипели котлы с пахучим варевом. Это готовили скромную трапезу для новоприбывших. При их свете командир партизан всматривался в счастливые, возбужденные лица Лазутина и его друзей. Командир отряда был благодарен этим мужественным людям за неожиданное подкрепление. Теперь это весьма кстати. После недавних операций на коммуникациях отступающего врага отряд понес немалые потери, и значительная группа, прибывшая сюда со своим оружием, снаряжением, сделала его опять боеспособным. Что и говорить: большая сила влилась в отряд. Пусть эти люди только немного отдохнут, придут в себя, они еще себя покажут! Долгие месяцы они мучились за колючей проволокой, угнетенные, униженные. Теперь будут беспощадно мстить за все. У каждого, небось, свои счеты с фашистскими палачами.