Учитель. Назад в СССР

Однако, Саныч, так недалеко и в утопиях мыслями утопиться. Но здравое зерно в этих моих фантазиях всё-таки имеется. Если уподобиться библейскому сеятелю, вскопать землю, позаботиться о ней, и в ухоженную почву посадить зерно, из него вырастет прекрасное дерево с замечательными плодами.

Кто, как не учитель, должен сеять разумное, доброе, светлое в души ребятишек? Ведь именно крестьяне, как их ни назови в любых реалиях, — соль земли русской. В этом я полностью согласен с Петром Столыпиным, именно ему принадлежат слова о землепашцах. Не зря, ох, не зря премьер-министр Российского правительства желал улучшить жизнь крестьян.

Вот и получается, не зря я оказался на своём месте. Сколько девчонок и мальчишек прошло через мои руки за годы работы в школе. Скольким помог стать людьми, выправиться. Хотя в школе на них давно махнули рукой: мол, шалопаи, хулиганьё, двоечники, которым в жизни одна дорога — или в тюрьму, или в разнорабочие, а то и в записные алкоголики.

А ведь люди на селе — они более правильные, что ли, искреннее, светлее душой. Понятное дело, что в любой семье не без урода, но в целом-то я прав. И дети в деревнях чище душой, не стяжатели. К любому труду, к человеку, к живому существу с уважением.

В эти сердца что посадишь, то потом и вырастет. Посеешь бурю, пожнёшь ураган. Кинешь семечко доброты, вырастет целый сад хороших людей. Невозможное — возможно, просто на него надо потратить чуть больше времени. А время теперь у меня есть. И добрая почва, и саженцы.

Делать родную страну лучше способен каждый, когда находится на своём месте, делает своё дело. Простой учитель может дорасти до министра образования. Заложить в головы учеников зерно лучшего будущего. И кто знает, может быть, кто-то из моих учеников станет той самой соломинкой, которая переломит хребет волкам, разодравшим Родину на куски.

Глава 14

— Доброго денёчка, — скрипучий женский голос вырвал меня из мыслей и вернул на грешную землю.

Я огляделся в поисках источника звука и увидел древнюю старушку, на её фоне баба Стеша выглядела женщиной средних лет. Невысокого росточка пожилая дама в цветастом платке, в длинной тёмной юбке, тёмной кофте, переднике, тёплых носках и калошах, смотрела на меня из палисадника перед домом. На загорелом лице старушки, изрытом морщинами, ярко сверкали голубые глаза. Хозяйка, не стесняясь своего интереса, с любопытством меня разглядывала.

— Добрый день, — вежливо поздоровался я.

— Вы чьих же будете? Никак к Ефимовым приехали? Так на чём же? Автобус рейсовый только через час… — недоумевала женщина.

— Я новый школьный учитель, Егор Александрович Зверев, — представился любопытной жительнице. — Не посдка…

— Молодой больно для учителя, — бабулька окинула меня скептическим взглядом. — Чего преподаёшь-то?

— Географию, — ответил я. — А…

— Это заместо Ольки, что ли? — продолжила допрос пожилая дама.

— Да, вместо Ольги Николаевны, молодой специалист по распределению. Скажите… — и снова мне не удалось задать свой вопрос, поток вопросов не заканчивался.

— Давно пора, — довольно кивнула хозяйка палисадника. — Чему эта пигалица детей может научить? У самой-то деток нету, — торжествующе заявила пожилая женщина.

— Так, вроде, скоро будет, — осторожно уточнил я.

— Вот когда будет, тогда и поговорим, — отрезала старушка, поудобней перехватывая тяпку. — А чего тута делаешь? Дом учительский туда вон, к школе, — бабушка махнула рукой в ту сторону, откуда я пришёл.

— Да вот, решил познакомиться с учениками в домашней обстановке, так сказать. Вы не подскажете, дом Лены Верещагиной далеко? — я поторопился задать свой вопрос.

— Отчего же не подскажу, подскажу. Хорошее дело. И Ленку давно приструнить надобно. Взяла моду песни петь. Артистка, ишь ты. Я, говорит, в Москву поеду, в артистки поступать. Вон чего! — бабушка возмущённо на меня уставилась.

— Хорошая профессия, — ответил я.

— Профурсетки!

— Кто? — честно, услышав это слово, я на пару секунд просто выпал из советской действительности, в которой оказался, и перенесся в родной свой городишко. Баба Нюра вот также называла всех окрестных девчонок, чьи юбки открывали коленки больше чем на два пальца.

— Так, артистки же, — охотно пояснила старушка.

— Позвольте не согласиться, — я напряг память, вспоминая, кто из советских актрис в шестидесятые находился на пике популярности. — Татьяна Доронина совершенно замечательная актриса…

— И-и-и— … Тожа, сравни-и-и-ил! Доронина — она ж наша, советская, — бабулька гордо выпрямилась. — Ленка-то не туды метит, понимать надо. Хочет на монру походить, — гневно фыркнула старушка.

— На кого? — не понял я.

— Актрисульку заграничную, — женщина скривилась и едва не плюнула себе под ноги.

«Монру… монру… Мэрилин Монро, что ли?» — дошло до меня.

— Мэрилин Монро наверное? — уточнил я.

— Во-во, мэрин монру. Тьфу, пакость, — бабулька не удержалась и всё-таки плюнула. — Так что, учитель, мозги-то ей вправь на место. Отца позорит на всё село. Губищи накрасит и ходит, ходит, чисто на бал собралася. Какая из не актрисулька? А?

— Какая? — покладисто спросил я.

— Никакая! — припечатала добрая бабушка. — И косищу состригла, вот дура-девка. Такая коса была. Во, — пожилая дама согнула руку в локте и похлопала себе по запястье. — С мою руку. А теперь что?

— Что? — я демонстрировал чудеса вежливости.

— А теперь всё, — бабулька яростно схватила тяпку и принялась терзать чистую землю палисадника. — Теперь всё. Коротышками ходит, трусит. Для девки что главное? — выпрямилась пожилая дама.

— Что? — заинтересовался я.

— Коса — девичья краса! Э-эх! Чудак человек! Что ж за девка без косы? Ты, учитель, ступай во-он туда. Вона, качеля на улице торчит, — женщина махнула рукой, указывая направление. — Верещагиных дом. Ванька своим королевнам настроил, — ехидно пояснила бабушка. — Ни к чему это всё, баловство одно, — продолжала ворчать старушка, словно позабыв про меня. — Огород да за домом присмотр. Хозяйство опять же. А тут качели, ты гляди! А всё Нюрка виноватая, разбаловала девок. Горо-о-одска-а-ая! Тьфу!

Я хотел поинтересоваться, кто такая Нюрка, которая настолько испортила девочек, с точки зрения соседки, но решил не прерывать женский монолог, иначе рискую застрять возле словоохотливой старушки ещё на полчаса.

— Спасибо, — громко поблагодарил я и двинулся в сторону качелей.

Ответом меня не удостоили, но я не обиделся. Вскоре я стоял перед домом Верещагиных. Светло-бежевые стены, резные ставни и наличники, выкрашенные в благородный жёлтый цвет. На подоконниках горшки с цветами, цветные занавески на окнах. Забор с красивыми навершиями, калитка с замысловатой резьбой. Не удивлюсь, если хозяин любит плотничать и столярничать.