Учитель

Я подал рапорт об увольнении в запас в связи с демобилизацией армии. Мне предлагали перейти на работу в территориальные подразделения ВЧК, но я сослался на то, что хочу быть учителем и поступил в педагогический институт в Екатеринбурге. Подальше от тех мест, где служил. Мне было легче, так как я как демобилизованный командир РККА и сотрудник ВЧК получал паек и небольшое денежное содержание. Но все равно, трудная и веселая студенческая жизнь пролетела как один большой день. Я был не таким молодым студентом, но семью заводить не торопился. Образ Татьяны не давал сойтись с кем-нибудь и доверять этой женщине так же, как и себе.

В 1925 году я получил диплом учителя истории и был направлен учителем в сельскую школу уже в Свердловской области. В северной его части.

Пока я учился, Советская власть и ее славные органы ВЧК не сидели без дела. Еще при моем увольнении в запас вышел приказ ВЧК № 52 о репрессиях против российской социал-демократической рабочей партии и партии социалистов-революционеров. Приказано было «изымать» меньшевиков и эсеров. Что такое «изымать», перевода не требует. В этом же году был подавлен Кронштадский мятеж. Произведено «изъятие» анархистов. Подавлено антоновское восстание крестьян. Впервые после мировой войны командующим войсками Тамбовской губернии Тухачевским против восставших крестьян был применен ядовитый газ. В 1922 году Советская власть начала изъятие церковных ценностей. Одновременно была произведена высылка за границу большой группы контрреволюционной интеллигенции.

Школа находилась в старом двухэтажном деревянном здании на высоком берегу небольшой речки. До революции в ней тоже находилась школа. Недалеко от нее высилась колокольня белокаменного храма. За оврагом стоял монастырь, из которого монахи были выселены, а в монастыре была создана колония для малолетних преступников. Дома в селе были деревянные, одноэтажные. Несколько домов были двухэтажные: первый этаж кирпичный, второй - деревянный. В этих домах располагались лавки. В селе было около двух сотен домов. И детей было достаточное количество, так что занятия в школе проводились в две смены.

Вероятно, судьба моя такая, что я выбираю себе самый сложный путь. Так я выбрал себе факультет истории. И кто дернул меня туда пойти. Был бы математиком или химиком, физиком, письменником, на крайний случай, но быть учителем истории на переломе эпох и идеологий - это вообще-то равносильно медленному самоубийству или «русской рулетке» с одним патроном в барабане. Не так преподнес тот или иной факт историй нашей, и прощай свобода, в столыпинском вагоне есть полка для тебя.

Программа изучения истории была составлена в губнаробразе (управлении народного образования губернии) и соответствовала текущему моменту. Больше времени уделялось битвам и великим событиям, чем правлениям тех или иных царей. Начиная с Петра история шла в основном плавно и основной движущей силой является народ, в глубине которого уже зрели ростки пролетарской революции.

Перед поездкой в село мне было рекомендовано зайти в уездный отдел ОГПУ (ВЧК сначала переименовали в государственное политическое управление ГПУ, а затем в объединенное в государственное политическое управление - ОГПУ). Зашел. Приняли очень приветливо. Бывших чекистов не бывает, - сказали мне.
– Знаем о ваших подвигах на войне, о должности занимаемой и надеемся, что в селе будете нашим полномочным представителем. Сами на месте разберетесь, что и как. Бдительности вам не занимать. Успехов.

Это получается, что я в селе буду внештатным представителем ОГПУ.

Педагогический коллектив был достаточно разношерстным, но дружным, несмотря на разницу в возрасте, образовании. Хотя я был в гражданской одежде, но ко мне сразу прилипла кличка «чекист». Почему так, не знаю. Возможно, директору сообщили, кем я был до института и то, что я заходил к своим бывшим коллегам в ОГПУ.

Учительская работа в селе была самым приятным эпизодом в моей жизни. В селе меня быстро узнали. Взрослые приветливо приподнимали головные уборы приветствуя, а ребятишки толпой ходили со мной рыбалку, изучая тонкости рыбной ловли и налавливая немалое количество рыбы для семейных котлов.

Три года я спокойно учительствовал, будучи уже старым для комсомола, но не поднимавшим вопрос о вступлении в партию. Ну, какой же учитель истории нового мира беспартийный. Как беспартийный может преподавать причинный возникновения и кроки Парижской коммуны, прообраза социалистического общества. О партии намекали и приезжавшие в село работники ОГПУ. Пришлось вступать. Как бывший комсомолец, все еще находившийся в комсомольском возрасте, написал заявление в комсомольскую ячейку, собрал две рекомендации от членов партии - директора школы и председателя сельсовета, старого большевика и партизана.

Комсомольское собрание по рассмотрению вопроса рекомендации меня в партию прошло очень бурно. Не то, что меня ругали и критиковали, а задавали множество вопросов и требовали полного ответа. На собрание кроме комсомольцев были и их родители, которые пришли в школу как в клуб.

Зачитали мою биографию и анкету. Все восхищенно смотрели на меня, когда зачитывали, какие я должности занимал и какие задания выполнял. Много вопросов было про то, как я пробирался в захваченную белыми войсками Пермь. Как шли бои в Перми во время ее освобождения. Что значит Особые отделы в армии. Почему я не женат. Когда я рассказывал о Татьяне и о том, что на нас было совершено нападение, глаза многих барышень и старшеклассниц наполнились слезами. Не переигрывай, - сказал я себе, - говори сдержаннее. Не нашел, - говорю, - такую, которая бы мне заменила Татьяну. Если честно, то говорил об этом и сам себя презирал. Перегорело у меня все к Татьяне. А говорю о ней умильно так потому, что если бы не я ее застрелил, то она бы меня без всякой жалости застрелила. Единогласно собрание дало мне рекомендацию для поступления в партию. Затем был на собрании партийной ячейки, потом поехал на бюро уездного комитета партии. Там все прошло быстро. Начальник ОГПУ выступил, сказал, что я человек перед Советской властью заслуженный и достоин быть членом партии. Давно бы был членом партии, но в связи с окончанием войны, расформированием частей уволился в запас и пошел учиться. Сейчас в нашей районной партийной организации появился коммунист, который на деле знает, что такое политическая бдительность. Голосовали все - за.

Глава 11

В 1928 году меня перевели в уездный отдел народного образования. Стал я ездить по селам в районе, проверять как идет выполнение программы обучения, какое состояние школ, какая нужна помощь. Времена те были неспокойные. Начиналась коллективизация. Желающих идти в колхозы было мало. Кого-то уговорами, кого-то угрозами, кого-то посулами, но коллективные хозяйства создавались и каждый надеялся, что кто-то за него сделает, что сообща и урожай будет лучше и больше, и скот будет продуктивнее. Да только за своей-то коровой приглядывалось внимательнее, а чужие коровы так и остались чужими. Опять же крестьянин остался без своей земли, вся она пошла в колхозную собственность. Да вы и сами все это знаете. Появились обиженные. Стали мужички выкапывать из земли винтовочки, оставшиеся от империалистической и от гражданской войны, стали обрезать стволы у них и начали по вечерам да в глухих местах постреливать начальников да партийных уполномоченных. И я для них был такой же уполномоченный.

Однажды ехали мы из села в село через лесок немалый. Возчиком был мужичок один знакомый, возил меня неоднократно, говорливый, ну что тебе радио. Обо всем расскажет, да все с шутками и прибаутками, а иные шуточки такие, что услышь кто, что он нем этот балагур говорит, так обиделся бы до его самого смертного часа. Было бы образования у мужичка побольше, то его природной сметки да способностей хватило бы для руководства не только уездом, но и для всей губернии.

Ехали мы, он говорил, я слушал и усмехался и вдруг выстрел из чащобы. Мужичок мой замертво и свалился. Выхватил я свой револьвер с дарственной надписью Особого отдела армии и бросился в ту сторону, откуда стреляли. Если бы нападавших было несколько человек, то и выстрелили бы несколько раз. А так стрелял один. Пока он перезаряжает обрез, я успею добежать до деревьев, а в промежуток между стволами стрелять трудно из любого оружия. Слышу, впереди метрах в пятнадцати, кто-то через кусты ломится. Я туда. Бегу, все-таки молодость да тренированность многого стоит. Куртка на мне кожаная, удобная, движений не стесняет. Почти догоняю стрелявшего. Он повернулся, сходу выстрелил, промахнулся и тут я на него навалился. И опять на знакомца попал. Мужик из того села, откуда я ехал и откуда возчик мой.

– Ты что это, сволочь делаешь, - спрашиваю его.
– Что я тебе сделал, чтобы стрелять в меня.

– Все вы, уполномоченные, только и приезжаете, чтобы крестьянина ограбить, да всех в колхоз согнать, чтобы все там было общее и чтобы бабу мою другие мужики пользовали, кому она по разнарядке на ночь отписана будет.

– Кто же тебе такую ерунду сказал?

– Да как кто, те кто пограмотнее меня будет, кто в городах бывал, на съездах разных был, деятелей разных слушал.

– Ты мне скажи, бабу твою кто-нибудь тронул без твоего спроса?