Учитель

Также выяснилась еще одна причина прихода следователя. Оказалось, что в милиции Александр Петрович числился, как пропавший без вести. Надежда Васильевна, не смотря на просьбу мужа, все же сообщила в милицию о его исчезновении. Правда, выйти на след Александра Петровича, по словам следователя, милиции удалость только благодаря статье в черкасской газете. Но после того как Александр Петрович покинул Черкассы его след снова затерялся и обнаружился только в Полтаве, после недавнего выхода передачи на местном телевидении. Также Александр Петрович узнал, что больница, в которую его и Владимира доставила скорая после аварии - одна из больниц Борисполя. Как оказалось, ближайшим городом к месту аварии был именно Борисполь, поэтому было решено везти пострадавших туда, а не в какой-либо другой город.

Утомленный воспоминаниями Александр Петрович закрыл глаза, собираясь подремать, но сделать ему это не удалось, раздался стук в дверь.

– Входите, - сказал Александр Петрович, повернув голову в сторону двери.

Дверь скрипнула и отворилась. Удивление сменилось радостью на лице старика, когда он увидел, кто вошел в палату.

– Сашенька!
– воскликнула Надежда Васильевна, увидев мужа.
– Ты ли это?

Всплеснув руками, Надежда Васильевна заплакала и подошла к кровати, на которой лежал Александр Петрович. За мамой с довольной улыбкой на лице вошел младший сын Сашка.

Надежда Васильевна опустилась на край кровати и уронила голову на грудь мужа.

– Сашенька, как ты мог поступить так со мной?
– запричитала Надежда Васильевна.
– Я же ночи не спала, все думала, где ты. Исхудал-то как. Одни кожа да кости. А бинтов-то сколько, все тело изранено.

– Ну, ну, - Александр Петрович легонько похлопал жену по спине, успокаивая.
– Все в прошлом. Чего слезы лить по пустякам? Жив, как видишь.

– Привет, батя, - услышал Александр Петрович приветствие сына.

– Привет, Сашка, - отозвался Александр Петрович, улыбнувшись.
– Что ж ты позволил матери в милицию на меня заявлять? Я ж просил этого не делать.

– Ну, бать, - Сашка ухмыльнулся.
– Я тут был бессилен. Ты из дому, а мама в милицию.

– Ничего, ничего, - улыбнулся Александр Петрович.

Надежда Васильевна принялась ощупывать тело мужа, словно хотела убедиться, что он действительно цел и невредим.

– А что ты бороду такую страшную завел? Людей что ли пугать вздумал?
– Надежда Васильевна села и посмотрела на лицо мужа.
– Сбрить бы ее, а то похож, не знаю даже на кого. Прям леший какой-то... А послушай, Шарика ты куда дел?

– Нет больше Шарика, - вздохнул Александр Петрович.
– Умер бедняга.

– Умер?
– Надежда Васильевна удивленно вскинула брови.
– Ну, пусть земля ему будет пухом. Главное, что ты жив, здоров. Мы тут с Сашкой тебе покушать принесли, - Надежда Васильевна указала на сумку в руках сына.
– Давай сейчас покушаешь, а то совсем исхудал. Плакать хочется, когда смотрю на тебя, так ссохся весь... Молочко принесли, творожок, картошечка свеженькая с котлетами, салатик с капусты. Покушаешь?
– Надежда Васильевна с надеждой во взгляде взглянула на мужа.

– Я потом, потом поем, - улыбнулся Александр Петрович.
– Салатику немного да творожку чуть.

– Ну, как хочешь, - сказала Надежда Васильевна.
– Дай хоть посмотрю на тебя. Сколько ж не видела. Извелась вся. Смерти моей захотел что ли? Я уж думала, никогда тебя больше не увижу. Старый дурень, так напугал-то.

– Так надо было, - улыбнулся Александр Петрович.

– Надо было, - Надежда Васильевна покачала головой.
– Дурень ты дурень, Сашка. А если бы я так из дому ушла? Что бы ты тогда сказал?

– Сначала посмотрел бы на причину, а потом бы и сказал, - рассмеялся Александр Петрович.

– Ох, Сашка, Сашка, - вздохнула Надежда Васильевна и махнула рукой.
– Каким был, таким и остался, только иссох весь, словно сухой стручок фасоли стал.

Александр Петрович ничего не сказал, только улыбнулся. Странное дело, но сейчас ему захотелось оказаться где-то там, среди пустынных полей и диких лесов, там, где есть только ты, мысли, чувства и... и одиночество, дарящее мудрость жизни.

– Бать, а книжка твоя-то как?
– подал голос Сашка.
– Написал-то?

– Написал, - Александр Петрович почувствовал, как защемило сердце.
– Написал, да не уберег. Не уберег. Сгорела в огне, когда в аварию попал.

– Ой, черт!
– воскликнул Сашка и умолк, пораженный новостью.

– Ничего, Сашенька, - сказала Надежда Васильевна.
– Написал одну, напишешь и другую.

Александр Петрович посмотрел на жену. Сердце в груди заколотилось, словно ненормальное. Ладони взмокли.

– А ведь, и правда, -подумал Александр Петрович. – Знания со мной, они никуда не делись. И воспоминания со мной. Все помню так, словно вчера дело было. Но время... время-то не вернешь. Хватит ли у меня времени закончить книжку раньше, чем костлявая постучит в дверь? Нет! Это не важно. Не важно! Пока бьется сердце в груди, я не смею останавливаться, не смею сдаваться. Иначе я предам свое сердце. Начну писать сразу же с завтрашнего дня. Вот как встану утром, сразу за книжку сяду. Пока бьется сердце, ничего не кончено для того, в чьей груди оно бьется, -Александр Петрович почувствовал, как на глаза набежали слезы.

– Надюша, - сказал Александр Петрович.
– Большое тебе спасибо за то, что ты сегодня пришла. Ты даже не представляешь, как сильно ты мне помогла.

– Сашенька, что ж я сделала-то такого? Ты что плачешь?
– Надежда Васильевна поднесла ладони ко рту и поднялась с кровати.
– Тебе что плохо? Надо медсестру позвать?

– Нет, - Александр Петрович мотнул головой.
– Никого не надо звать. Все хорошо для того, чье сердце еще живо.

Александр Петрович улыбнулся и посмотрел на жену.

– Нет, пока не закончу рукопись, я не умру,– думал Александр Петрович, глядя на удивленное лицо жены. – Если желаешь смерть, забирай меня сейчас, иначе тебе придется подождать.

Александр Петрович чувствовал как по телу разливается тепло, как ускоряется ритм его сердца. Ему было хорошо, безумно хорошо, даже боль, ставшая в последнее время его постоянным спутником, отступила в смятении, забилась в самые дальние уголки подсознания и затрепетала, словно лань, за которой гонятся борзые. Солнце в груди Александра Петровича засияло с новой, еще большей силой, разжигая в нем всепоглощающий огонь истинной веры, веры, способной преодолевать широкие реки, опаленные солнцем пустыни и бездонные моря. Несмотря на боль, несмотря на болезнь, несмотря на хрупкое будущее, он обязан сделать все для того, чтобы рукопись обрела вторую жизнь. Если ему предстоит умереть, то пусть он умрет в пути, по дороге к своей мечте.