Учитель

– Хорошо, Сашенька, - отозвалась Надежда Васильевна, возвращаясь к кастрюле с остатками супа.
– Ты только не волнуйся. Накормим твоего Шарика и тебя с ним заодно.

– Я не волнуюсь, Надюш, - рассмеялся Александр Петрович.
– А вот кушать я не хочу. Что-то аппетита нет... Я пойду в зал, а вы как только, так сразу и приходите.

– Сашка, ты меня пугаешь!
– воскликнула Надежда Васильевна.
– Да что с тобой?!

– Не волнуйся, - улыбнулся Александр Петрович.
– Все... все хорошо.

– Попробую тебе поверить, но что-то мне это все не нравится, - Надежда Васильевна повернулась к умывальнику и принялась мыть посуду.

– Мне тоже многое не нравится, - пробормотал Александр Петрович, выходя из кухни и направляясь в зал.

– Но выбирать не приходится.

– Пугает меня твой отец, - сказала Надежда Васильевна, повернув голову к сыну, когда Александр Петрович покинул кухню.
– Чувствую, что-то случилось. Я его таким никогда прежде не видела.

– Да брось, ма, - сказал Сашка-младший, работая челюстью.
– Видишь, человек за книгу взялся, вот и решил тебя обрадовать новостью, а ты говоришь, пугает. Этим точно не испугаешь. Меньше думай о плохом, оно тебя стороной и обойдет. А будешь звать лихо, оно не заставит себя долго ждать.

– Кто его знает, Сашка, может ты и прав. Но все равно на душе тревожно, авось что-то да случилось. С чего-то ему да и приспичило начать что-то там писать. Что ни говори, а на все есть причина. Дыма без огня не бывает.

– Не бывает, - кивнул Сашка, берясь за стакан с компотом.
– Но почему обязательно должно произойти что-то плохое?

– Не знаю. Вот чую и все.

– Меньше об этом думай и не будешь чуять, - хмыкнул Сашка, после чего допил компот и поставил стакан на стол.
– Я готов.
– Можем идти узнавать, что там у бати за разговор к нам есть.

– Идем тогда, - Надежда Васильевна выключила кран с водой и вытерла руки о полотенце.
– Что его ждать-то? Итак извелась вся.

Александр Петрович сидел в зале и смотрел новости по телевизору.

– Неужели в мире ничего хорошего не происходит?
– думал он, слушая известие о том, как ограбили очередной банк то ли в Донецке, то ли в Днепропетровске. – Разве может человек думать о чем-то хорошем, когда на него со всех сторон льются потоки негатива. А может это специально делается? Есть же люди, которые смотрят за тем, что попадает в эфир, что лучше показать, а что - не стоит. Вот и решает какой-то нелюдь показывать насилие, смерть, ограбления, пиратов, бедствия. И без того народ боится по улицам ходить, а тут его еще больше запугивают. Только никак не пойму, зачем это делается?– старик посмотрел на Шарика, прибежавшего с кухни. Собака покрутилась, покрутилась, да и улеглась на диван.

– Вот если я Шарика начну запугивать, что из этого получится?– размышлял Александр Петрович, выключая телевизор. – Тогда он будет меня бояться. И что дальше? А дальше то, что я смогу им управлять, как мне вздумается. Он будет бояться, значит будет слушаться. Неужели и с людьми так? Держат в страхе, чтобы управлять ими легче было? Как это все сложно, как запутано. Но главное, до этого нет никому дела. Люди живут в собственных скорлупках-мирах и боятся нос высунуть наружу. Что же это такое? Неужели так мы и должны жить? В зависти и ненависти, с сиюминутными вспышками добра и радости. Нет, это неправильно. Так не должно быть. Иисус, Будда, все великие мудрецы прошлого учили не этому. Разве они говорили, что надо жить во зле? Разве о ненависти или зависти они говорили? Нет, только о добре, к ближнему, к животным, к окружающему миру. Так почему же человек забыл эти простые истины? Почему он продолжает жить разумом? Сколько вопросов! А где же ответы?

– Сашенька, что ты нам хотел сказать?
– в зал вошла Надежда Васильевна, а за ней и Сашка-младший.
– Мы уже освободились.

– Очень хорошо, - кивнул Александр Петрович.
– Садитесь на диван. Я хочу с вами поговорить.

Надежда Васильевна села на краешек дивана и положила руки на колени. С тревогой взглянула она на мужа. Весь ее облик, словно спрашивал: Ну, что же ты хочешь сказать? Не томи. Говори.

– Я сяду в кресло, если ты не против, - сказал Сашка-младший, направляясь к креслу, одиноко стоявшему возле дивана.

– Конечно не против. Садись, где тебе будет удобнее, - сказал Александр Петрович, улыбнувшись.

Сашка уселся в кресло и забросил ногу на ногу.

– Ну, давай, бать, говори, что ты нам хотел сказать.

– Да что ты отца торопишь, - повернулась к нему Надежда Васильевна.
– Надумает, сам скажет.

– Есть у меня две новости, - сказал Александр Петрович.

– И одна хорошая, а другая плохая, конечно же, - рассмеялся Сашка.

– Да, что ты отца перебиваешь, - всплеснула руками Надежда Васильевна.
– Дай же ему досказать, Сашка, - Надежда Васильевна взглянула на сына. Немой укор застыл в ее глазах.

– Та молчу, молчу, мам, - сказал Сашка.
– Говори бать. Обещаю больше не перебивать.

– Надюша, в какой-то мере Сашка даже прав. Хорошая новость - я все же взялся за, скажем так, перо и несколько страниц сегодня уже написал. Как же это чертовски трудно оказывается, - сказал Александр Петрович.
– В молодости это занятие казалось не таким трудным.

– Значит, батя, быть тебе большим человеком, - сказал Сашка.
– Вот напишешь бестселлер, станешь известным, авось и на телевидение пригласят.

– Это очень хорошо, Сашенька, - губы Надежда Васильевна дрогнули и скривились в неком подобии улыбки. Как она ни старалась казаться веселой, но тревога в глазах никуда не делась. Было заметно, что Надежда Васильевна больше волнует вторая новость. В конце концов, не выдержав, она спросила:

– А вторая, что за новость?

– Был я сегодня у врача. Как оказалось, дела мои не очень… не очень хороши, - сказал Александр Петрович, чувствуя как дрогнул голос на последних словах. Страх снова решил опутать своими нитями его разум. Снова напомнил ему, какая страшная болезнь живет у него внутри.

– Что сказал врач, Сашенька?
– взмолилась Надежда Васильевна.
– Ну, говори же. Неужели опять язва?

– Если бы, - грустная улыбка появилась на лице Александра Петровича.
– Нет, Надюш, у меня не язва. Врач сказал, что у меня… что у меня рак поджелудочной железы и жить мне осталось не больше шести месяцев.

Едва Александр Петрович замолк, тишина воцарилась в комнате.

– Вот-те на, - пробормотал Сашка и откинулся на спинку кресла. Взгляд его заскользил по потолку.

Глаза Надежды Васильевны округлились, целая гамма чувств отобразилась на ее лице за несколько секунд. Удивление, недоверие, страх, и, в конце концов, ужас. Надежда Васильевна закрыла лицо руками и заплакала.

– Нет, Сашенька, скажи, что ты пошутил, - Надежда Васильевна отняла руки от лица и взглянула на мужа заплаканными глазами.

– Таким, мам, не шутят, - сказал Сашка и тоже посмотрел на отца. Хотел бы он ошибиться в своем предположении, но отец был серьезен. Он не шутил.

– Может врачи ошиблись, а Сашенька?
– спросила Надежда Васильевна.
– Такое же бывает.