Удачная попытка

Коул никогда раньше не замечал за собой стремления искать поддержки у других в минуты душевных невзгод. Он никому и никогда не плакался в жилетку, считая зазорным для себя грузить своими проблемами других. И Эрин не хотел ни о чем просить. Само вырвалось. И он пожалел о том, что позвал ее, едва ее имя слетело у него с языка. Но, по правде сказать, у него отлегло от сердца, когда она позвала его с собой. И, честно говоря, ему показалось, что и она вздохнула с облегчением. Наверное, и ей не хотелось коротать эту ночь в одиночестве.

По молчаливому согласию они направились в ее комнату. Эрин зашла в ванную, чтобы принять душ. Коул снял джинсы и футболку и нырнул под одеяло. Как только он лег в пахнущую Эрин постель, он словно почувствовал себя дома. Ему сразу стало так покойно на душе, так хорошо, и у него даже не было сил анализировать это ощущение или пытаться бороться с ним.

Через несколько минут Эрин вышла из ванной в черной кружевной сорочке, доходящей до середины бедра. Он еще не видел ее и пришел к выводу, что она была приобретена недавно, в числе прочих вещей, предназначенных для ее новой, увеличивающейся в размерах фигуры. Эту сорочку можно было бы назвать целомудренной, но груди Эрин теперь стали больше, отнюдь не скромно выглядывая из выреза рубашки. Эрекция возникла спонтанно, и Коулу пришлось напомнить себе, что, чего бы там ни хотелось его маленькому другу, сегодняшняя ночь не для этого.

Эрин задержалась у кровати, вопросительно подняв на него взгляд.

– Забирайся, я не кусаюсь.

Она засмеялась и скользнула под одеяло. Эрин лежала на своей половине к нему лицом, и он старался не замечать того, как аппетитно обнажились ее груди.

– Ты в порядке? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Не знаю, что и сказать. Все не слава Богу. Джед в больнице. Виктория на свободе. Может, она сейчас где-то рядом. Выжидает. Строит козни.

Эрин зябко поежилась и судорожно сглотнула.

– Я знаю. Но мы можем попросить Сэма подъехать завтра утром в больницу, чтобы вместе придумать какой-то новый план. Если даже ничего у нас не получится, все равно это поможет нам отвлечься, скоротать время, пока Джеда будут оперировать.

Коул положил руку под голову и приподнялся на локте.

– Хорошая мысль.

Она одарила его милой и в то же время пленительной улыбкой, в которой была вся Эрин.

Потом она зевнула, и Коул протянул руку к выключателю. И в этот момент она вскрикнула.

Коул стремительно обернулся. Ее ореховые глаза были широко открыты и переполнены чувством, которое он не мог распознать.

– Эрин?

– Я думаю, что ребенок шевельнулся, – сказала она с благоговейным страхом.

Коул заморгал. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

– Ой! Снова. Как будто что-то трепещет внутри.

Лицо ее светилось счастьем, и он невольно заразился ее возбуждением. И радость, что наполнила его, тихая и светлая, тоже оказалась для него полной неожиданностью.

– Хочешь почувствовать?

Нерешительность ее голоса подкупала, и он кивнул.

Эрин взяла его руку и приложила ладонью к животу.

Кожа ее была мягкой и шелковистой на ощупь. Она смотрела ему прямо в глаза, замерев в напряженном ожидании. Но ничего не происходило. Коул уже хотел убрать руку, когда Эрин радостно вскрикнула во второй раз.

– Вот! Ты почувствовал? – спросила она.

Коул покачал головой. Он был разочарован, неожиданно сильно раздосадован тем, что ему так и не удалось ничего почувствовать.

Эрин вздохнула и нахмурилась, очаровательно надув губы. Как ему хотелось сейчас расцеловать ее.

– В книжках написано, что иногда первые толчки ребенка может почувствовать только мать. И лишь через несколько недель их можно ощутить снаружи, – заметила она.

А к этому времени он, возможно, уже покинет ее. Эта мысль так и не была озвучена никем из них двоих, но она все равно повисла в воздухе. Коул молчал. Он не хотел разрушать возникшую между ними драгоценную близость. Чудо сотворения новой жизни, к которому он только что прикоснулся, не оставило его безучастным. Но у него не было слов, потому что он не мог охватить разумом то, что ему только что открылось. Коул вдруг понял, что не видит в себе ни желания, ни сил возвращаться к прежнему существованию. Ему страшно было даже представить, что придется расстаться с Эрин и их младенцем. Но было еще кое-что, что напугало его еще сильнее. Коул с неотвратимой ясностью понял, что если бы даже она не была от него беременна, если бы он не провел все эти недели рядом с ней, оберегая ее, он бы все равно чувствовал к ней то, что испытывал сейчас.

Эта женщина, внешне такая сильная, тонкая и щедрая душой, жила у него в сердце. Случилось невозможное. В том измерении, в котором он жил до нее, не было места таким понятиям, как любовь, сопереживание, сочувствие. В том, прежнем, измерении каждый был сам за себя, и сама идея о том, чтобы влиться в чью-то жизнь или пустить кого-то в свою, казалась немыслимой, невероятной, а секс был лишь способом удовлетворения естественной потребности. Но все изменилось в тот момент, когда в шумном баре взгляд его упал на Эрин, одетую в лиловое платье подруги невесты. Тот миг стал поворотным в его жизни. Она околдовала его. Он просто не знал, что делать со своими чувствами к ней и тем единственным образом существования, который был ему известен.

Эрин наблюдала за ним, и взгляд ее, устремленный на него, был нежным и теплым. Они молчали, и им было хорошо. Рука его продолжала лежать у нее на животе, и она, похоже, не собиралась просить его убрать руку, наоборот, возможно, неосознанно, она прижимала его ладонь к крохотной выпуклости, желая, чтобы он услышал, как шевелится его ребенок.

– Я думаю, ты мог бы выключить свет, – сказала она наконец, и в голосе ее слышалось разочарование из-за того, что он так и не смог почувствовать толчков их ребенка.

Коул протянул руку к выключателю, погасил свет, и комната погрузилась во тьму.

– Ты в порядке? – спросила его она.

Он знал, что она имела в виду Джеда, а не ребенка.

– Обычно я спокойно принимаю все то, что посылает мне жизнь, но инфаркт Джеда и вправду выбил меня из колеи. – И разрушил все те стены, что он так долго возводил, защищаясь от своего отца.

– Будем надеяться, что он выкарабкается, – сказала Эрин, – а там вы попробуете наладить отношения.

– Не советую слишком сильно на это рассчитывать. – Сам Коул не был настроен оптимистично. И ему не хотелось, чтобы она испытала горечь несбывшихся надежд.

Эрин повернулась, легла поудобнее.

– Младенцы способны творить чудеса, – сказала она в темноту. – Так говорят.

Коул не знал насчет младенцев, но в Эрин он начал верить. Шли минуты, а он все прислушивался к ее дыханию. Зная, что она уже крепко спит, Коул обнял ее и почувствовал, как она во сне клубочком свернулась в кольце его рук. Он скучал по ее теплу, улыбке, счастливому взгляду.

Только ценой громадных усилий воли он заставил себя остаться на своей половине кровати. Потому что пообещал ей, что не станет посылать ей противоречивые сигналы и не станет пользоваться тем, что она оказалась здесь, рядом с ним, потому что откликнулась на его просьбу. На такую низость он не способен.