Удалой молодец - гордость запада (Герой)

Пегин (резко оборачивается к нему). Что такое? Ты видел кого-то чужого здесь поблизости?

Шоон (отступает). Видеть я его не видел, но слышал, что кто-то стонет, будто сердце у него разрывается. По голосу судя, это молодой человек.

Пегин (идет за ним). И ты даже не подошел к нему узнать, не ранен ли он или не приключилось ли с ним чего?

Шоон. Нет, я не подходил, Пегин Майк. Место там глухое, кругом темно, — где же вступать в разговоры с таким человеком.

Пегин. Ну и смельчак же ты! А что если завтра, по утренней росе, они найдут его мертвое тело, что ты тогда скажешь полиции или мировому судье?

Шоон (пораженный, как ударом грома). Я об этом не подумал. Ради самого создателя, Пегин Майк, не выдавай меня, не говори, что я тебе о нем рассказывал. Ни слова ни отцу, ни тем людям, что он с собой приведет, а то если они прослышат об этом, то нынче же ночью на поминках все разболтают.

Пегин. Может быть — скажу, а может — и нет.

Шоон. Они подходят к двери. Так помалкивай, — слышишь?

Пегин. Сам ты помалкивай. (Идет за стойку)

Майкл Джеймс, дородный и веселый кабатчик, входит в сопровождении Филли Каллина, тощего и недоверчивого малого, и Джимми Фэррела, человека толстого и сластолюбивого, лет сорока пяти.

Мужчины (хором). Спаси тебя господь. Мир дому сему.

Пегин. И вас спаси господь.

Майкл (мужчинам, которые направляются к стойке). Присаживайтесь пока и отдохните. (Подходит к Шоону, стоящему у огня.) А ты как поживаешь, Шоон Кьоу? Ты тоже идешь с нами через дюны, на поминки по Кейт Кэссиди?

Шоон. Нет, я не пойду, Майкл Джеймс. Я пойду домой и прямиком в кровать.

Пегин (говорит из-за стойки). И отлично сделаешь. Как это тебе не стыдно, Майкл Джеймс, уходить на всю ночь и оставлять меня одну здесь в, лавке?

Майкл (добродушно). А не все ли это равно, уйду ли я на всю ночь или только на время? А ты тоже хороша дочка, если хочешь заставить меня ночью тащиться обратно, через Луговину Покойниц, да еще когда я буду навеселе.

Пегин. Может, я и плохая дочка, но и отец тоже у меня хорош, когда он оставляет меня одну на всю ночь, чтобы я тут сидела да торф в огонь подкладывала и слушала, как собаки воют и телята мычат, и зуб на зуб со страху у меня бы не попадал.

Джимми (льстиво). Кто это тебя обидит, такую ладную да сильную девку, которая любого мужика одним ударом с ног свалит?

Пегин (все более возбуждается). А мало ли здесь, что ли, батраков шляется, у которых в глотке горит и языки суконными стали от жажды, да еще тут ходит целая шайка лудильщиков, что расположились табором в восточной долине, и целый полк этой милиции, — чтоб им всем подохнуть, — что околачивается здесь поблизости, без всякого толку. Сколько тут этого всякого сброда, который меня обидеть может. И не останусь я тут одна, делай со мной, что хочешь!

Майкл. Если ты уж так трусишь, пускай Шоон Кьоу с тобой останется. Ему теперь и сам бог велел, я считаю, за тобой присматривать.

Все оборачиваются к Шоону.

Шоон (в страхе и смущении). Я бы с полным моим удовольствием, Майкл Джеймс, но я боюсь отца Рейли; и что еще на это святейший отец скажет и все его римские кардиналы, если они такое обо мне узнают?

Майкл (презрительно). Бог с тобой, право! Что, ты не можешь посидеть тут, около огня, когда свет зажжен, а она у себя рядом в комнате? Нет, право, оставайся, а то я слыхал, что здесь неподалеку какой-то бродяга прячется в канаве, — не то он очумел, не то подыхать собрался, — так ей спокойнее будет, если кто-нибудь с ней побудет нынче ночью.

Шоон (в отчаянии, жалобно). Я боюсь отца Рейли, я тебе говорю. Не вводи ты меня в искушение, хоть мы и почти с ней женаты.

Филли (с холодным презрением). Да запри ты его на ключ, в чулан. Он тогда останется и не в чем ему будет каяться попу.

Майкл (Шоону, становясь между ним и дверью). Ну, проходи.

Шоон (визгливо кричит). Не держи меня, Майкл Джеймс! Выпусти меня! Христа ради, я тебя прошу. Отпусти меня! (Пытается проскользнуть мимо него). Пусти меня отсюда, и да смилуется над тобой господь, когда тебе туго придется.

Майкл (громко). Перестань ты орать и садись здесь у огня. (Толкает его к огню и, смеясь, возвращается к стойке.)

Шоон (поворачивается к нему спиной, ломая руки в отчаянии). О отец Рейли и все святые угодники, куда же мне теперь деваться? Святой Иосиф, и святой Патрик, и святая Бригитта, и святой Иаков, смилуйтесь надо мною! (Оборачивается, видит открытую дверь и порывается выскочить.)

Майкл (хватает его за полу куртки). Ты что это — удирать?

Шоон (с воплем). Пусти меня, Майкл Джеймс, пусти меня, старый греховодник, отпусти меня, а не то я наведу на тебя проклятие ото всех священников и от римских епископов, что ходят в пунцовых мантиях. (Внезапным движением выскальзывает из своей куртки и скрывается в открытую дверь, оставив куртку в руках Майкла.)

Майкл (поворачивается к остальным и показывает куртку). Ну, вот вам куртка доброго христианина. Великого праведника обрели мы, видно, в нашем глухом углу! По милости божьей, достал я тебе пристойного муженька, Пегин, не придется тебе за таким присматривать, хоть дюжину молодых девок нанимай себе полоть при нем гряды.

Пегин (берет под защиту свою собственность). Какое право ты имеешь измываться над бедным малым за то, что он считается со священником, когда ты сам кругом виноват, что пожадничал нанять мне подручного, какого-нибудь грошового мальчишку, который помогал бы мне управиться с делом и придавал бы мне смелости в работе. (Вырывает куртку из его рук и уходит с ней за стойку.)

Майкл (опешив). Где это я тебе достану подручного мальчишку? Что ты мне прикажешь, глашатая, что ли, с колокольчиком пустить по улицам Каслбара?