Удар гильотины
Шрифт:
– Не помню, как вошел, – отрывисто проговорил художник. – Может, и не вошел. Не помню. Дверь помню. Комнату.
– Опишите. Вы ведь там никогда прежде не были.
– Я вообще там никогда не был!
– Да-да… Эта комната…
– Бог с ней, с комнатой, я не смотрел по сторонам… То есть, я не знаю. Какая-то комната, а когда пытаюсь вспомнить, большая ли и что там стояло, то… туман, серая пелена…
– Не нужно, – быстро сказал Манн. – Вспоминайте то, что вспоминается само. Не напрягайте память. Итак, в комнате…
– Веерке стоял у окна и смотрел на меня. Я не видел его раньше, а он меня,
– Что было потом, Христиан?
– Я помню, как опустил окно, потому что с улицы вдруг подул холодный ветер.
– Опустили окно? Зачем?
– Откуда я знаю? Помню только, что опустил раму, она была тяжелая, опустилась быстро, как нож гильотины…
– Это тогда вам пришло такое сравнение или сейчас?
– Не знаю. Тогда, наверно.
– А Веерке? Что делал Веерке в это время?
– Не знаю. Не помню. Не видел. Я опустил раму и вышел…
– Вышли в ту же дверь, что и вошли?
– Конечно. То есть, наверно, откуда мне было знать, что там есть еще другой вход?
– Как уходили – не помните?
– Нет.
– И как опускали раму на голову Веерке?
– Не говорите глупостей, Тиль, я этого не делал!
– Память избирательна, Христиан…
– Я вообще не был в тот вечер у Веерке! Я был в Гааге у Матильды, спросите у нее!
– Пожалуй, – задумчиво проговорил Манн, – я расспрошу жителей в переулке… Если ваша машина там стояла, ее должны были запомнить – вы наверняка перегородили проезд.
– Спросите, – мрачным голосом сказал Ритвелд, – и если они скажут, что я там был, то мне останется одна дорога – в сумасшедший дом.
– Почему? Если вы это вспоминаете, значит, так было.
– Я был в тот вечер в Гааге. Мы с Матильдой говорили с клиентом в отеле «Каролина». И я никуда не ездил. Потом был пожар… Можно спросить…
– Спрашивали, – кивнул Манн. – Госпожа Веерке действительно провела вечер с клиентом в «Каролине». Вас там не было.
– Но я помню! Мы заказали устриц, потом рыбу под белым соусом, Матильда и Штернфельд – это фамилия клиента – обсуждали обложку будущей книги, а мне было скучно, и я разглядывал танцевавших на эстраде девиц…
– И в то же время опускали окно в квартире Веерке.
– Ужасно, да? Я помню, что никогда не был в квартире Веерке.
– Хорошо, Мейден не знает, что вы посещали Веерке в тот вечер, – сказал Манн. – Он бы задавал одни и те же вопросы по сто или двести раз, пока вы, наконец, не пришли бы к единственной версии, и я догадываюсь, какая версия устроила бы старшего инспектора. Впрочем, – добавил Манн, – Мейден – профессионал, и если вас не вызвали на допрос, значит, вы не были во вторник вечером у Веерке, иначе старший инспектор об этом непременно узнал бы. А поскольку вас не вызывали в полицию… Не вызывали, верно?
– Нет, конечно! Почему вы спрашиваете, Тиль?
– Не знаю, – пожал плечами Манн. – Если вы не можете выбрать между двумя воспоминаниями…
– Я могу выбрать! Я не был у Веерке!
– И не опускали раму ему на голову?
– Нет! Зачем мне? Что он мне сделал?
– Он вам – ничего. А вы ему?
– А что сделал ему я? – удивился Ритвелд.
– Стали любовником его бывшей жены, – объяснил Манн.
– Ну
и что? Они давно развелись!– Веерке – человек злопамятный, он даже бывшей жене не мог простить…
Кристина, которую он все еще обнимал за плечи, вздрогнула, и Манн это почувствовал.
– Что? – сказал он. – Криста, это действительно так? Ты ведь знала… Густава. Он так к этому относился?
Кристина уткнулась носом в щеку Манна, ему показалось, что мысли ее странным образом перетекали в его голову, он знал, о чем думала Кристина, будто она говорила вслух, тихим шепотом, который он слышал, а Ритвелд – нет, а может, она действительно что-то говорила, и Манну только хотелось думать, что воспринимает он мысли, а не слова?
– Он ужасно ревнив, – бормотала Кристина. – Он не мог терпеть, если женщина, которую он сам же и бросил, находила себе другого, поэтому я так боялась нашего разрыва… Если бы он узнал, что у меня появился другой…
– Ну, появился, – подумал Манн, а может, сказал едва слышно, чтобы только Кристина поняла, – и что? Что бы он сделал?
– Не знаю. Он рассказывал, как избил нового дружка Паулы… Это было лет шесть назад… Он еще был женат на Матильде, но завел любовницу, Паула ее звали, они были вместе несколько недель, а потом он ее бросил, она сошлась с другим, и Густав не стерпел… Потом, правда, извинился – но это по его словам, я не знаю, что произошло на самом деле…
– Вот видите, Христиан, – сказал Манн громко, – Веерке не питал к вам дружеских чувств. Скорее, наоборот. Он вас ненавидел.
– Ну и что? – удивленно сказал Ритвелд. – Ненавидел. Я знаю. Но ведь не он меня пытался убить, а…
– А вы его, – закончил Манн.
– Не говорите глупостей! – закричал Ритвелд. Он хотел сказать что-то еще, но зазвонил телефон стоявший на барьере, отделявшем гостиную от кухни, и Кристина, отстранившись от Манна, подняла трубку.
– Да, – сказала он, и выражение ее лица неуловимо изменилось. – Здравствуй, Эльза… Сейчас.
Она протянула трубку Манну и отвернулась.
– Шеф! – голос показался Манну каким-то погасшим, замороженным, а может, это были всего лишь причуды связи? – Извините, что я… Но ваш мобильный не отвечает, а я знаю, что вы у Кристины…
– Неважно, – сказал Манн. – Есть новости?
– Да… Веерке умер четверть часа назад.
– Спасибо, Эльза, – сказал Манн. – Хорошо, что ты позвонила.
– Что? – спросила Кристина, когда Манн положил трубку.
– Веерке умер. Так что все закончилось.
– Господи! – сказал Ритвелд. – Умер? И кого теперь обвинят в убийстве?
– Надеюсь, – сказал Манн, – я смогу убедить Мейдена в том, что, по-моему, очевидно. В этом деле семь убийц. И следовательно – обвинять некого.
– Семь? – с сомнением протянул Ритвелд. – Тиль, я догадываюсь, в какую сторону вы клоните. Но семь… Не слишком ли?
– Криста, – сказал Манн. – Я опять проголодался. Нет ли у тебя бутерброда?
Ритвелд налил себе еще рюмку, бутерброд с тунцом держал в правой руке, будто микрофон, наставленный на Манна. Кристина отщипывала от своего бутерброда маленькие кусочки, запивала остывшим чаем и слушала, как показалось Манну, очень невнимательно, поглощенная не столько его рассказом, сколько своими мыслями.