Удар гильотины
Шрифт:
– Память, память… Я, слава Богу, прекрасно помню, что никогда с Веерке не виделся.
– А если подумать? – тихо сказал Манн. – Вы возбуждены, вы думаете об одном, вторая ваша память блокирована. Расслабьтесь, Христиан, налейте себе коньяка…
– Не надо меня гипнотизировать! – воскликнул Ритвелд, но коньяк все-таки налил. Пить, впрочем, не стал – держал рюмку в руке, внимательно на нее смотрел, будто хотел увидеть в жидкости что-то, что не могла ему подсказать собственная память.
– У меня нет ни малейшей способности к гипнозу, – улыбнулся Манн. – Просто я думаю, что же могло произойти
– Что – наоборот? – спросила Кристина. – Ты говоришь так, будто знаешь, кто это сделал.
– Конечно, знаю, – сказал Манн.
– Кто? – спросила Кристина.
– Тот, у кого был мотив.
– У всех был мотив! – воскликнула Кристина. – У меня был мотив. У Магды. У Панфилло. У Матильды тоже был мотив, хотя ее-то уж точно в тот вечер в Амстердаме не было. У Христиана…
– Да-да, – встрепенулся Манн, – у Христиана тоже был мотив, верно? Веерке не слишком хорошо обошелся с бывшей женой, а Христиан стал ее любовником и не мог питать к Густаву братских чувств.
– Но это не повод…
– Кто знает… – пробормотал Манн. – К тому же, ты не назвала еще одного человека, у которого был мотив и была возможность.
– Черт! – неожиданно сказал Ритвелд. – Черт!
– Вы что-то вспомнили, Христиан? – осведомился Манн. – Память – штука странная, я на своем опыте сегодня убедился. Бросаешь на что-то взгляд, на совершенно посторонний вроде бы предмет, и вдруг вспоминаешь… С вами такое бывало?
– Черт! – повторил Ритвелд.
– Вы были в тот вечер у Веерке? – спросил Манн. – Если вы это вспомнили, не старайтесь уговорить себя, что ничего такого не было. Это называется – deja vu. С каждым бывает много раз. Обычно по пустякам – место какое-то вспоминается, где будто бы никогда прежде не был, или человек, с которым будто бы ни разу не встречался… Так, да?
– Черт! – сказал Ритвелд.
– Похоже, – заметил Манн, – ваш лексикон, Христиан, стал таким бедным… Вы вспомнили, наконец, как приезжали к Веерке тем вечером?
– Не приезжал я к нему, – угрюмо проговорил Ритвелд. – Ни в тот вечер и ни в какой другой.
– Но вы почему-то вспомнили, как приехали по адресу, который вам указала Матильда. Вы действительно никогда там не были, вас не интересовало, где живет бывший муж Матильды, сводить с ним счеты вы не собирались, вы и видеть его не хотели.
– Вот именно! – Ритвелд поднял, наконец, голову и посмотрел Манну в глаза. Измученный у него был взгляд, молящий, художник хотел, чтобы Творец всемогущий избавил его от раздвоения в сознании, которого он совсем не хотел, избавил от памяти, которая ему была не нужна и которой быть не могло, потому что… потому что не происходило ничего такого в его жизни.
– Вот именно, – повторил художник, – у меня никогда не было ни малейшего желания познакомиться с бывшим мужем Матильды. Зачем?
– Но вы сейчас вспомнили…
– Так же, как вы, Тиль, вспомнили дощатый пол в этой комнате, который не могли видеть!
– Deja vu, – кивнул Манн. –
Сотни раз мы испытываем в жизни ощущение того, что с нами происходило, но происходить не могло… И быстро уговариваем себя, что ошиблись. Что вы вспомнили, Христиан?– Вы же не станете…
– Я не побегу к Мейдену, если вы это имеете в виду. Если вас смущает присутствие Кристины, то можно попросить…
– Нет, – покачал головой Ритвелд. – Я хочу, чтобы Кристина слышала.
– Отлично, – Манн почувствовал, как гора упала с его плеч, это было реальное физическое ощущение: было очень тяжело, и вдруг стало легко – может, действительно груз свалился с плеч, а может, с души, или какая-то чисто химическая реакция произошла в организме – серотонин связался или, наоборот, выделился, это не имело значения: просто стало легко. – Мы оба вас внимательно слушаем.
– А пить, наверно, больше не надо, – сообщил Ритвелд и поставил, наконец, рюмку.
– Я как-то постепенно вспоминаю, – продолжал он. – Обрывки какие-то. Матильда сказала, что получила письмо от Густава. Мне не показала. Он, мол, хочет, чтобы она приехала, и он ей передаст чек… После развода оказались нерешенными имущественные споры, Густав должен был заплатить, но денег у него долго не было, они договорились об отсрочке… Тиль, я не вникал в их финансовые дела, меня это совершенно не интересовало, вы понимаете?
– Да, – сказал Манн. – Продолжайте.
– Матильда сама не могла поехать в тот вечер, у нее была встреча с клиентом, большой заказ, нельзя было упускать…
– И она попросила, чтобы поехали вы.
– Не просила. Она просто не поехала – и все.
– И все?
– Да. Все. Так и было. А потом начался пожар.
– Еще один пожар в вашей жизни, Христиан. Случай?
Ритвелд молчал, хмуро глядя на Манна.
– Но память вам подсказывает…
– Я вспоминаю вещи, которые… – пробормотал художник. – Deja vu, говорите вы?
– Христиан, очень важно, чтобы вы рассказали, а мы с Кристиной услышали. Deja vu имеет свойство рассасываться, растворяться, как сон, который вы прекрасно помните, проснувшись, но уже через пять минут не можете пересказать. Говорите, Христиан, говорите…
– А вы еще утверждаете, что не способны гипнотизировать… – усмехнулся Ритвелд. – Я помню, как ехал из Гааги, я в тот день был у Матильды… Ну да, так и было на самом деле. Хотя, что такое теперь – на самом деле? На самом деле я поехал домой? Или свернул на Дамрак? Оставил машину в каком-то переулке, где свет горел только в окнах, дорожная полиция в такие дыры не заглядывает, и если поставить машину на тротуар… Я всегда так делаю, если ненадолго. И пошел. Куда? Убейте меня, Тиль, я не помню, как я шел, куда, зачем…
– Deja vu, – сказал Манн. – Отдельные картинки. Не пытайтесь их соединить. Просто описывайте по одной, пока они не исчезли из памяти.
– Дверь… Коричневая дверь, узкая и высокая, ручка в форме головы быка, я еще удивился: почему бык, а не лев…
– Черный ход со стороны канала… – прошептала Кристина, смотревшая на Ритвелда широко раскрытыми глазами.
– Вы вошли… – сказал Манн, обняв Кристину за плечи. Не нужно было, чтобы она мешала разговору, любой посторонний голос мог сбить Ритвелда с мысли.