Удар Молнии
Шрифт:
По пути к винокурне он отрезал кусок пленки от накидки, завязал гранаты в узелок, оставив снаружи только один запал — получился увесистый, мощный снаряд. Было уже совсем темно, и пришлось долго высматривать часового, притулившегося к дереву на опушке: в приборе ночного видения все становилось зеленым, будто мертвящий свет уже покрыл это место. Дождь глушил звуки, притуплял бдительность постового, так что Грязев подошел к нему плотную, стал за спиной.
— Снимут тебя, братец, — охнуть не успеешь, — почти в ухо сказал он. Часовой вздрогнул от неожиданности, хотел отскочить, но Саня удержал его за капюшон накидки — это оказался крымский татарин. Признав инструктора, он сник.
— Виноват, господин…
— Все на месте? — спросил Грязев.
— Так точно, товарищ… — татарин запнулся. Почти все они служили в Советской Армии, привычки которой были неистребимы ни учебными диверсионными
— Придется тебя наказать, брат, — Грязев ударил ножом, зажатым в левой руке. — Ты уж прости…
Уложив часового под деревом, он приблизился к винокурне и встал у черного окошка. Он опасался, что сдетонирует пластиковая взрывчатка, лежащая в винной бочке у входа, и потому, разбив стекло, не швырнул снаряд, а опустил его сразу же у стены. Прыгнул в сторону и, падая на землю, услышал мощный тупой взрыв. Толстые стены из дикого камня выдержали, но крутая крыша подпрыгнула, разломилась и рухнула вниз.
Грязев полежал, пока не закончился треск дерева оседающей кровли, затем медленно встал и с автоматом наизготовку заглянул в проем вылетевших вместе с косяками дверей. Было ощущение, что винокурня оказалось пустой, без единой живой души, и зря бросал гранаты. Сверху упала черепица — и больше ни звука. Посветил фонарем и тут же выключил его, сел на порог. Сквозняк из винокурни потянул запахи сгоревшей взрывчатки, пыли и крови — все запахи войны…
Он не выдержал, ушел под дерево и, примостившись на выпирающем из земли корневище, сел писать записку. Бумаги не было, пришлось использовать бланк таможенной декларации. Ввязавшись в эту войну, сейчас он острее всех политиков ощущал ее зловещую для России суть. Югославию уже практически раскололи, раздробили народ по религиозному признаку и натравили друг на друга. Здесь отрабатывались теории и методики расчленения государства, здесь был полигон, где испытывалась новая военная машина с религиозным двигателем, на которой потом улыбчивые бойцы войск блока НАТО въедут в Россию. Чувства верующих мусульман использовались вместо тарана, за зеленым знаменем отчетливо маячил звездно-полосатый флаг. Древние цивилизации, составляющие основу Мира, тысячелетние культуры, управляющие развитием всего человечества, оказывались беззащитными против подросткового снобизма и жестокости самого молодого государства — химеры, раковой опухоли, незримо проникающей в живую ткань разумного Запада и мудрого, созерцательного Востока.
Все мировые войны начинались отсюда, с Балкан. Кто утвердился здесь и овладел этой землей, тот как бы получал право на владение всем миром, поскольку это и была Земля Обетованная, так и не найденная Моисеем.
На древнем языке южных славян «Балканы» звучало как «Сияющая власть».
И эта новая война, изобретенная в американских институтах, смоделированная в компьютерных системах, подчинялась старым законам и еще только разгоралась, еще только обкатывались ее концепции, и Земля Сияющей Власти напоминала сейчас полигон для военно-штабных учений, приближенных к боевым. Служба безопасности Сербии, скорее всего, не знала о существовании канала заброски диверсионных мусульманских групп через порт Бар и пансионат в Косово, поэтому Грязев кратко изложил суть дела, опустил записку в бочку со взрывчаткой и постоял на пороге винокурни, как возле братской могилы.
— Простите, мужики, — сказал он. — Война есть война. Сегодня я вас, завтра…
Потом вышел на открытое место в винограднике, сориентировался по сторонам света и двинулся на восток, к болгарской границе.
Он еще надеялся спасти положение. Даже после того, как получил шифровку от Сыча о том, что в финансировании спецзаказа — изготовлении заминированных боеприпасов — отказано, как, впрочем, и в приобретении боевых вертолетов для «Молнии». Мало того, неизвестно, с чьей подачи «брандмайор» начал служебное расследование по этому поводу, ибо все это делалось в обход директора ФСК, через Коменданта. И почти одновременно нагрянула финансовая проверка, на период которой заморозили счета в банках.
Это уже была не мелкая пакость, как с радиосвязью, а политика в отношении службы контрразведки. Генерал посчитал такие действия происками Мерседеса, но отсутствие логики в поведении силовых структур и их руководителей пока еще неясно вырисовывало нечто большее, чем просто соперничество между армией, МВД и ФСК. Случайно никогда и ничто не происходило, и если творится глупость, полная бессмыслица, значит, она кем-то
очень тонко рассчитана и является частью хорошо продуманной политической операции.Он не опустил руки, когда лишился начальника штаба. Подспудно дед Мазай готовился к этому часу, ждал рапорта от Головерова и потому для себя давно принял решение — отпустить его с миром, поскольку в «Молнии» существовал неписаный закон: насильно никого не держать, пусть даже в боевой обстановке. Каждый выбирает свою долю…
Ситуация стала проясняться, когда он перебрался в Надтеречный район и начал сбор информации в среде оппозиции. Здесь уже шла настоящая война, правда, пока что вдоль дорог и на подходах к большим поселкам, но уже с применением артиллерии, танков и авиации. Восставшие районы вели оборонительные бои, на некоторых участках уже существовала линия фронта, окопы, ходы сообщения в полный профиль, закопанные БТРы, танки, орудия, десятки убитых, сотни раненых… И как в дурном сне, вопреки всякой логике и здравому рассудку, тут же шла бойкая перепродажа оружия, бесконтрольно передаваемого Россией в отряды оппозиции. За танк дудаевцы давали цену, как за подержанный «Мерседес», груженый снарядами КамАЗ вместе с машиной стоил чуть подороже новой «Волги», а на автоматы, из-за огромного их количества, цены упали до двухсот тысяч рублей за штуку…
Один полевой командир стоял насмерть, перерезав какую-нибудь автодорогу, другой тем временем зарабатывал деньги и вооружал режим.
Казалось, Чечня сошла с ума и решила покончить жизнь самоубийством. Но именно в этом сумасшествии угадывалась четко спланированная провокация длительной кровопролитной войны, куда впоследствии будет втянута Россия.
И все равно он не отчаялся. Еще было время если не переломить ситуацию, то хотя бы расстроить сценарий, написанный зловещей рукой. Вначале полевые командиры охотно шли с ним на контакт, и дело уже сводилось к разработке конкретного совместного плана молниеносного удара по Грозному. Генерал представлялся советником президента России по вопросам безопасности и попервости это действовало, как пароль. Но, похоже, командиров кто-то проинструктировал, сделал накачку и отшил от генерала, запретил встречи, какие-либо переговоры и, естественно, поставил крест на совместных действиях. На первый взгляд вольные и независимые, они находились под чьей-то жесткой властью и не имели права делать самостоятельные шаги. Поэтому требовалось вычислить, найти того «серого кардинала», который диктует поведение оппозиции и ставит перед ней задачи.
Районный центр Знаменское напоминал Шанхай двадцатых годов: в переполненном беженцами, вооруженными отрядами селе даже на улицах было тесновато. Отсюда не вылазил Завлаб, испуганный взгляд которого в условиях полуконспиративного пребывания приобрел оловянный оттенок, что создавало вид маленького, пришибленного человечка. Однажды с ним чуть не столкнулись на пороге штаб-квартиры Временного Совета Чечни — органа управления оппозиционными силами, где генерал, изображая журналиста из Москвы, брал интервью у председателя. Хорошо, что телохранители Завлаба огпихнули генерала и прижали автоматом к стене. Для роли «серого кардинала» он не годился в связи с полным отсутствием способностей к аналитическому мышлению. В Знаменское часто наведывался один из «опричников» по прозвищу «Шумим-оглы». Обычно он прилетал на вертолете из Моздока, в течение нескольких дней проводил десятки встреч с самыми разными людьми и так же стремительно улетал, тщательно скрывая свои визиты. Пожалуй, этот бы потянул роль тайного властелина оппозиции по своим деловым и умственным качествам, однако Шумим-оглы существовал при «генсеке» в качестве тампона «тампакс»: им затыкали дыры, и потому за этим «опричником» установилась слава временно исполняющего обязанности. За три года он сменил одиннадцать должностей, летая из правительства в администрацию президента. Скорее всего, Шумим-оглы выступал сейчас как связник либо посол по отдельным поручениям. Но то, что он принимал участие в управлении и заваривал чеченскую кашу, было несомненно. А «опричников» рангом поменьше, депутатов Госдумы и лидеров демократических партий иной раз одновременно набиралось более десятка. И вот как раз среди них-то и мог находиться «серый кардинал» — незаметный, невзрачный с виду политик.
Но был и один, уважаемый многими полевыми командирами, лидер оппозиции, который реально претендовал на власть в Чечне и который мог действительно установить мир и спокойствие в республике. Он принадлежал к известному и высокому по своему положению тейпу, был умным и честным политиком, доктором наук; его знали во всем мире, отмечали как блестящего дипломата и профессионала-экономиста. Однако его ненавидел «генсек». Ненавидел, пожалуй, больше, чем Диктатора, и никогда бы не поменял одного на другого.