Удар по своим. Красная Армия. 1938-1941 гг.

Как уже известно, на Базилевича «показали» Г.Ф. Гринько, Г.Д. Хаханьян, Г.М. Даргольц. Если с наркомом финансов СССР Г.Ф. Гринько Базилевич был знаком только по служебной линии, то с двумя остальными его связывали более тесные отношения. Достаточно сказать, что с 1934 г. (после 17-го съезда ВКП(б) Хаханьян работал в Комиссии Советского Контроля при СНК СССР, возглавляя там военную группу, и по характеру своей деятельности он тесно сотрудничал с Базилевичем и работниками секретариата Комиссии Обороны. Что же касается Генриха Михайловича Даргольца, то он в 1924—1931 гг. работал в должности для особых поручений у Г.Д. Базилевича, когда тот был командующим войсками Московского и Приволжского военных округов. С 1931 г. Даргольц — начальник 2-го отдела секретариата Комиссии Обороны при СНК СССР. Таким образом, в течение пятнадцати лет Даргольц был рядом с Базилевичем в качестве его ближайшего помощника.

Пройдемся по страницам четырех томов архивно-следственного дела комкора Г.Д. Хаханьяна. В первом томе содержатся основные материалы по делу с момента ареста и до суда включительно. В остальных томах подшиты собственноручные показании Хаханьяна, его заявления, объяснения и различные записи.

Арестовали члена Военного совета ОКДВА комкора Хаханьяна 1 февраля 1938 г. по ордеру, подписанному М.П. Фриновским. Первый его допрос (согласно документам дела) состоялся 26 февраля, т.е. почти месяц спустя после ареста. На нем Хаханьян заявил, что он «около 2-х десятков лет честно работал для своей Советской Родины и народа. Никто не может меня уличить в том, что это не так». Он продолжал возмущаться и недоумевать по поводу своего ареста: «Нет, до сих пор я не знаю и не понимаю, почему меня арестовали. Ведь ни Булин, ни Патрикеев, с которыми мне была дана очная ставка, не говорили о том, что я с ними лично был преступно связан или даже говорил с ними лично или косвенно о заговоре...

Я Вам заявляю, что не найдется ни одного человека, который сказал бы мне в глаза, что я с ним непосредственно был связан и вел против партии и народа преступную работу...»¹³

Выходит, что перед первым допросом Григорию Хаханьяну устроили целую серию очных ставок. А уже потом вывели его на допрос, о полноценности которого говорить не приходится. Совершенно очевидно, что этот первый (зафиксированный) допрос совсем не являлся первым, а подшитый в дело протокол представляет собой обобщенный материал всех предшествующих вызовов Хаханьяна к следователю. А как еще объяснить тот резкий переход от решительного отрицания вины Хаханьяном к ее признанию? Категорически отказываясь от обвинений на одной странице протокола, Хаханьян вдруг на другой странице резко меняет свою позицию на 180 градусов!.. А происходит все это после окрика — требования следователей Малышева и Николаева немедленно рассказать «всю правду». Хаханьян тут же (согласно протоколу) меняет тон и начинает торговаться:

«Я буду давать показании и ничего не скрою. Но разрешите спросить, если я сам правдиво расскажу о всем, могу я рассчитывать на некоторое снисхождение ко мне...»¹⁴

Предысторию ареста Г.Д. Хаханьяна и хронику первых месяцев его нахождения в тюрьме можно узнать из рассказа бывшего следователя НКВД В.И. Бударева. «В конце сентября или в начале октября 1937 г., с назначением Берия на пост зам. наркома в НКВД СССР было создано несколько особых следственных групп для расследования отдельных дел. Группу по расследованию Кремлевских дел возглавлял Ненашев, в нее входили Казакевич, который тогда считался одним из ведущих следователей Особого отдела. Группу по расследованию дел на отдельных военных работников возглавлял Иванов И. В эту группу входил я, Головлев И., Орешников и другие работники.

Эти группы были организованы лично Берия. Собрав нашу группу, он заявил, что наша группа создана по указанию свыше для ведения расследования по особым делам и что за эти дела мы будем отвечать только перед ним, минуя своих непосредственных начальников (начальник отдела, нач. отделения). Старшим группы был назначен Иванов. Одновременно Берия сказал нам тогда, кто какое дело будет расследовать. Мне лично дали дело Хаханьяна. По установленному порядку все вопросы мы должны были докладывать Берия через Иванова. Нас предупредили также, чтобы мы, кроме Берия и Иванова, другим работникам НКВД и в том числе даже своим начальникам, дела свои не докладывали и даже не допрашивали бы подследственных в присутствии их.

Должен заметить, что дело Хаханьяна первоначально было возбуждено в свое время в Москве, затем расследовалось на ДВК и только после этого было дано мне. По материалам дела Хаханьян признавал себя виновным и давал очень обширные показания, утверждая в частности, что он готовил покушение на Блюхера, будучи сам членом Военного совета по ДВК. Допросы Хаханьяна производились в Доме № 2, содержался он во внутренней тюрьме НКВД вначале один, а затем с секретарем Базилевича —Даргольцем. Допрашивал я Хаханьяна почти каждый день. Каких-либо незаконных методов следствия к Хаханьяну мною не применялось, но он мне говорил, что в начале следствия по его делу его били. На первых допросах у меня Хаханьян отказался от части своих показаний и заявил, что утверждения его об участии в покушении на Блюхера не соответствуют действительности. Хаханьян мне говорил, что до его ареста с ним беседовали по делу отдельные члены правительства.

Оперативных материалов по разработке Хаханьяна... не было. Основанием к его аресту послужили показания о нем отдельных лиц (кто давал показания, я сейчас не помню). Других же материалов по делу не было. Обвинялся Хаханьян по делу о причастности к военному заговору.

Сам Хаханьян также давал показания на многих лиц о причастности их к заговору. Показывал он и о причастности к заговору Базилевича... Подробностей его показаний о Базилевиче я сейчас не помню...»¹⁵

У нас есть возможность ознакомиться с этими подробностями. Обратившись к собственноручным показаниям Хаханьяна от 29 октября 1938 г., узнаем следующее.

«При моем допросе от 28 октября 1938 г. я показал, что секретарь Комитета обороны Базилевич Георгий Дмитриевич является участником военно-заговорщической организации.

На вопрос, поставленный зам. наркома НКВД СССР Берия мне, сообщить все, что мне известно об этом подробно, показываю:

О том, что Базилевич Г.Д. является участником военно-заговорщической организации, я впервые узнал в 1935 году от Тухачевского.

Тухачевский сообщил мне тогда, что руководство заговорщической работой Базилевича осуществляет непосредственно он, Тухачевский, имея прямую связь с Базилевичем. Здесь же мне Тухачевский рассказал, что Базилевич имеет задачей при подборе материалов, при докладах правительству скрывать осуществляемое участниками как военно-заговорщической, так и правотроцкистской организацией вредительство, путать и не все записывать в постановления СТО, оставаться безучастным к контролю выполнения этих постановлений.

Во время этого же разговора я спросил Тухачевского, стоит ли мне связаться с Базилевичем, как участником организации? Сначала Тухачевский считал эту связь ненужной, но когда я заявил ему, что я в своей работе по линии Комиссии Совконтроля тесно соприкасаюсь с Базилевичем и что целесообразно между нами, как заговорщиками, иметь связь, то Тухачевский дал согласие на установление связи и обещал предупредить о том Базилевича.

Не помню точно, не то в конце 1935 г., не то в первой половине

1936 г., заговорщическую связь с Базилевичем я установил у него в кабинете, в Кремле. Как-то зайдя поздно вечером к Базилевичу, я завел с ним разговор о том, как себя чувствует Базилевич. Я спросил его, доволен ли он получением звания комкора и своей работой в секретариате Комиссии Обороны? Базилевич выразил свое недовольство по поводу присвоения ему звания комкора, сказав, что Ворошилов его затирает, что он «нормально» сейчас должен был бы командовать округом и быть в звании командарма.

«А сейчас работаешь, как сукин сын, сказал он, и кроме нахлобучек и дерганий со стороны Молотова ничего другого не имеешь».

В ответ на это я сказал Базилевичу, что вот изменится обстановка, наступят другие условия и изменится и наше положение к лучшему. При этом я спросил его, понимает ли он, о каком изменении обстановки я ему говорю. Базилевич ответил мне, что он понимает меня, что он от Михаила Николаевича (Тухачевского) знает обо всем. Здесь я раскрылся ему как заговорщик. Базилевич также подтвердил свою принадлежность к военно-заговорщической организации и, таким образом, связь была установлена. Здесь же мы договорились о том, что о дальнейшей заговорщической работе мы будем информировать друг друга. Такая взаимная информация между нами производилась, большей частью информировал его я о своей работе, рассказывая ему о проводимых мною по линии КСК (Комиссии Советского Контроля. — Н. Ч.) контрольных работах, после которых обнаруженное мною вредительство скрывалось от правительства (например, помню, что я ему говорил об огромном вредительстве, проведенном участниками право-троцкистской организации в области производства артиллерийских выстрелов, миноносцев, морской авиации и т.д. и что обо всем этом правительству я решил не докладывать).