Удар с небес

Как только она стала Родиной любовницей, он её предупредил: никаких киношных надежд! Ты - моя женщина, а это, поверь, больше, чем актрисулька, потеющая под софитами, уверяю.

Тинке до страсти хотелось сниматься в кино! При ее-то красоте! Она даже и снялась в каком-то маленьком эпизодике и получила пятьдесят рублей.

Но Родькины любовь и щедрость - дороже.

А теперь вот она - одна.

Макс - пустой номер, даже с его энергичной как динамомашина мамой. Вот разве этот, подумала Тинка, искоса глянув на Казиева. Даже очень ничего! И явно ждал её. Может, в кино позовет?..

Известный ведь, режиссер-то!

Тинка выпрямила спинку, груди сами пошли вперед, в широкий разрез маечки, незаметно сдвинула алый беретон назад, чтоб были хорошо видны кудри и томно попросила сигарету.

Казиев повернул к ней хищное лицо и улыбнулся белоснежными острыми зубами ( наверно, фарфор, подумала Тинка) и ласково гортанно, - ни у кого такого голоса не слышала!
– спросил: ребенок уже курит?

Тинка приняла игру.

Она уже знала, что мужчины в возрасте очень любят, чтобы она строила из себя девочку-сопелочку лет тринадцати. Всем мужикам нужна "Лолита", помешались прямо! Жаль, что никто из них даже близко не похож на актера Джереми Айронса, - тому бы Тинка дала за просто так.

– Уже курю, я - взрослая, - нарочито капризно ответила она и заметила, как сверкнули глаза у этого Казиева.

Ну, ничего, посверкай, посверкай! Скоро она будет дома, у девчонок, и они обсудят все тинкины успехи. А вот в следующий раз... Что "следующий" будет, Тинка не сомневалась.

Поэтому когда они подъехали к высотке на Восстания, она удивилась. Потом поняла, - приволок к себе.

– А где это мы? Я задумалась и - здрасьте, - проскулила она опять в манере соплюшки, но уже соплюшки, которая умеет постоять за себя, - меня ждут дома. Мы обедаем именно в это время.

Послушная девочка из приличной семьи.

Казиев рассмеялся нехорошим смехом. Наглым. Нахальным. Очень обидным. Тинка обиделась, чуть слезу не пустила.

Он тут же сменил пластинку.

– Тинатин, дорогая, я вовсе не хотел вас обидеть! Наоборот! Я хочу доставить вам массу удовольствий, какие вы только захотите. Хорошо, мы поедем к вам домой на обед, я согласен. Я, конечно, обязан был предупредить вас, что должен быть в это время дома, меня ждет один очень важный звонок! Но если уж так - пусть подождет. Понимаете... Впрочем это долгий и серьезный разговор и говорить надо не наспех, в машине... А у меня, кстати, тоже готов обед, и смею заверить, - неплохой, хотя и сам его готовил (врет)! Мы можем пообедать у меня, а вашим домашним позвоним... Как? Конечно, если возможно являться в незнакомый дом без приглашения... Но это мы как-нибудь устроим, верно?

Обедать у Алены Тинка вовсе не жаждала, - Егоровна опять наварит щей и нажарит котлет. Алена к потолку от меню взвивается и потребовала у отца денег на повариху.

У Тинки есть тысяча баксов, которые дала сумасшедшая Ашотовна и наверняка отнимет, если Тинка не сумеет окрутить этого зануду Максика. А Тинка знает, что не сумеет! И тратить первые такие - и последние, наверное, деньги, - на рестораны Тинка не собирается.

Она согласилась отобедать у Казиева.

Квартира была огромная и старинная.

Тинка, конечно, не разбиралась в стилях, но как-то чутьем поняла, что обстановка в хате старинная.

Новомодными были: телевизор, видак, высокий открытый шкаф с кассетами, журнальный стол, компьютер, факс и ещё что-то такое же... И легкие золотистые занавеси на окнах.

Тинка умостилась в глубоком кресле.

Насколько велика квартира, - она понять не могла, - голос Казиева доносился как из недр, он кричал, что ванная и все удобства по коридору налево.

Тинка давно хотела писать и сразу же бросилась разыскивать сии помещения.

Когда она вышла, свеженькая, умытая, ненакрашенная, с гладко расчесанными по плечам волнами черных волос, Казиев, несший что-то в огромном казане, даже остановился.

– Какое же чудо у меня сегодня в гостях! Я и не чаял...

И он пропустил Тинку вперед, направив её в гостиную.

Эта комната была ещё страшнее, чем первая.

Огромный стол, огромные стулья, черного цвета горка, с хрусталями, искусственными цветами, вазонами и черт его знает, ещё чем. На полу лежал тихий толстый ковер темного же цвета, обои в темных квадратах и вообще здесь от прямо-таки зловещей тьмы становилось плохо.

Казиев понял состояние Тинки.

– Досталось так от родителей ( врал он. Дали им с Улитой эту квартиру - больше, конечно, Тиму, - после того, как здесь перемерли все старые её обитатели-актеры, без наследников. Дали со всеми причиндалами, а заплатили они с Улитой вместе какую-то смешную сумму. Вот так было дело), как-то сначала не хотелось ничего менять, потом - привык, часто уезжал, некогда было заниматься домом, "моя дама" предпочитала жить у маман... А вот теперь я думаю, если суждено мне ещё раз ввести в свой дом хозяйку, пусть она здесь хоть потолки посшибает, я буду только рад...

Тинка подумала (но не сказала, конечно!), что "старуха" - Улита могла бы за их совместную жизнь хоть что-нибудь поменять. Как будто и не жила здесь никогда никакая женщина! ( Улита ненавидела эту квартиру. И всякое свободное время она проводила в маминой квартире, с мамой. Как будто не надеясь на долгую счастливую жизнь с Казиевым. Так оно и вышло)

На обед был плов в казане.

Казиев походя сказал, что предки его с Востока, и рецепт плова, - уже еле видимый на бумажке, - хранится как реликвия.

Плов был вкуснющий! Особенно после Егоровниных диетических "разносолов"!

На столе стояли блюда с овощами, фруктами, в розетках - икра, красная и черная, маслины, мидии, и чего только не было на этом столе!

И выпивка.

От английского джина "Гордонс" до сладчайшей испанской "Сангрии".

Тинка и не помышляла, что попадет на такое изобилие. Наелась она, что говорится, - от пуза, даже выпивать не хотелось. И не заметила, как за столом задремала.

Очнулась в другой комнате, - на софе, застеленной шкурой какого-то мягкого меха, прикрытая пушистым пледом.

Горел только ночник и никого, кроме нее, не было. Ну и хорошо, подумала она, завернувшись тепленько в плед и скрутившись клубочком.

В комнату тихо вошел Казиев, с бутылкой "Сангрии" и блюдом фруктов. Поставил все это на маленький столик у постели, сам же сел на край тахты и легонько тронул Тинку за белоснежное плечико, высунувшееся из-под пледа...

Она не пошевелилась. Тогда он уже более серьезно потряс её сквозь плед, за уязвимое местечко - бедрышко.

Тут ей ничего не осталось, как открыть глаза и сделать вид, что она только-только проснулась и пока ещё не понимает, где находится...