Удар с небес
Шрифт:
Познакомит. Как один раз и было.
Макс заметил её нервный взгляд и, усмехнувшись, сказал, - мамочка, кроме меня, здесь никого нет.
Наталья еле-еле сдержала внезапно подступившие слезы и жалобно прошептала, - мальчик мой...
И больше ничего не смогла сказать.
Макс буквально втащил её в комнату - спортивно-холодноватого стиля, ничего лишнего, и спросил: хочешь кофе?
Да, вот что надо было ей в эту минуту - чашку горячего сладкого кофе, чтобы как-то согреться внутри и смочь хоть что-то толковое из себя выдавить.
Она попробовала точно так же легко и
Скоро они сидели за столиком и Наталья вдруг увидела на стуле небрежно брошенный бронежилет. Видимо, когда она стучала в дверь, он собрался его надевать.
Сердце и печень поменялись местами и она скорее хлебнула кофе, - он оказался очень горячим, к счастью, - наверное, это и спасло её от глубокого обморока или скоропостижной смерти.
Бронежилет!
Она знает, что это такое! Но никогда не видела его у Макса! Откуда? И - ЗАЧЕМ?
Но с Максом надо держать ухо востро, не так спросишь, - ничего не услышишь. Как видно и получилось вчера вечером у папаши.
– А эта штука тебе куда?
– Спросила спокойно (ей так казалось!) Наталья.
– Да так, - ответил беспечно Макс и рассмеялся, - подарила одна дурочка...
Все. Весь ответ. Что ещё можно после этого спрашивать?
– Ты что-то сегодня совсем рано, - попыталась продлить разговор Наталья.
– Разве?
– Удивился Макс, - я вполне выспался. Мам, ты что-то хотела? Тебе помочь в чем-то?
Вот он - хороший сын и добрый мальчик!
Но как и чем он ЕЙ поможет! Себе бы помог.
– Нет, просто папа немного обижен на тебя. Он хотел вечером поболтать с тобой, а ты как-то довольно грубо ему ответил...
– Лепетала Наталья, понимая, что лепечет.
И прыгнула в ледяную прорубь. Но - в другую.
– Знаешь, папа, как всегда, не сказал тебе главного: ты принят (хотя документы ещё не пришли, но это неважно!) в Парижскую Эколь Финансик и, наверное, недели через две тебе уже надо будет лететь туда. Правда, здорово?
И она жалко покривилась, что должно было означать счастливую улыбку.
Макс внимательно осмотрел, - именно осмотрел - её лицо, изучил, и спросил, - спасаете? Ну, давайте. Только я никуда не поеду. И буду жить и работать здесь. Пока. Уж этот год - точно, не хочу вводить вас в заблуждение. А работаю я, чтобы вы уже все знали, - в автосервисе и неплохо зарабатываю.
Наталью прорвало.
– Макс, ты поедешь учиться в Париж! Как можно отказываться? С твоими данными! С нашими возможностями! Многие дети хотели бы этого, но не могут! А мы всю свою жизнь отдали тебе, старались для тебя и что теперь?.. Занюханый автосервис? Ты, что, сошел с ума? Ты не имеешь права не ехать! Подумай, из-за кого ты не едешь? Ты не едешь из-за...
– Мама! Дальше ни слова! Или мы с тобой поссоримся очень серьезно! крикнул он и уже спокойнее произнес, - Я не поеду, а вот по какой причине тебя не должно касаться. И давай, мамочка, прекратим эту сцену. Я вас не заставлял богатеть, вы сами это сделали. Для меня? Спасибо. Я постараюсь отдать вам все долги. Только пожалуйста без обид, - видя, что у неё набухают веки.
– когда вы устанете или вам надоест работать. И не надо меня ни от чего и ни от кого
спасать. И слушать сплетни. Я ничего не буду тебе объяснять, потому что ты не поймешь. Прости. Но ничего дурного я не делаю.Он замолчал, явно ожидая, когда она уйдет.
Она встала, согбенная как старуха, и пошла к двери.
Там она обернулась и со слезами и пафосом сказала: спасибо, сын. Если ты хотел убить меня, то ты это сделал.
Он улыбнулся.
– Н-у, мамочка, зачем такие жестокости! Потом, потом, ты скажешь мне все, что хочешь, ладно? И я, клянусь, выслушаю все, а теперь - спешу. Пока.
Он чмокнул её в голову и нежно выпроводил за дверь.
* * *
Она еле доковыляла до машины - последнее время слабость одолевала Наталью Ашотовну, и она стала ездить с шофером, славным, веселым малым, который иногда даже отвлекал её от безумных, тяжких мыслей.
Плюхнулась на заднее сиденье, чего никогда не делала. Надо было привести себя хотя бы в некоторый порядок.
Достала мешочек с косметикой и вдруг отшвырнула его на и завелась.
Она плакала и плакала, не стесняясь чужого парня, понимая лишь одно, сына она потеряла. Им всецело владеет ТА.
Ощутила, что они остановились, но это был какой-то переулок, а вовсе не издательский парадный подъезд.
– Что такое, Саша?
– Спросила она дрожащим от слез голосом.
– Наталья Ашотовна, нельзя вам такой на службе показываться,
– сказал Саша, обернувшись к ней, и она увидела а его глазах сочувствие. И это чужое сочувствие сделало свое дело.
Она разрыдалась вразливанную, а Саша говорил.
Оказалось, все уже знают, что сын издателей бегает как собачонка за этой никудышней актриской и проводит у неё все свое время и вообще...
Наталье было и стыдно слушать все это и вместе с тем ей было приятно, что люди сочувствуют ей, а не ТОЙ, хотя та и актриса и, по правде, красавица.
– Прям, красавица, - расхохотался Саша, - все кости повылазили! Вот кто красавица, так та грузиночка, которую вы снимали на календаоь! Ваш-то с ней куда-то ездил... Не понравилась видно, - и Саша вздохнул.
Чувствовалось, что ему-то красавица такая не только б понравилась, но и с большим удовольствием на ней бы женился.
Саша был холост и имел жилплощадь.
И ещё ощущалась в Саше некая враждебность, - которую он старался скрыть, - к Максу, - типа, с жиру бесится.
Голова у Натальи шла кругом.
И когда она услышала от Саши некое предложение, она не удивилась и не испугалась.
Несколько смущаясь и подбирая самые невинные, - на Сашин взгляд, слова, Саша предложил "попугать" дамочку, чтоб неповадно было.
– Как?
– Спросила Наталья и с ужасом поняла, что говорит об этом, как о деле решенном.
– Легко, - откликнулся Саша, - прижать легонько да сказать, что, мол, самому-то неудобно, вот он, Макс, то есть, и попросил товарища передать ей, чтоб на него не рассчитывала. А будет лезть - ей же хуже. Так что ли... Закончил скромно Саша.
– Мы за вас переживаем.
Наталья, с теперь уже непреходящим ужасом спросила тихо, - а-а, как это - "поприжать"?
И вспомнила неожиданно бронежилет Макса...