Удар «Стрелы»

— До связи!

— А где твое спасибо, Соколов?

— Ты нуждаешься в благодарности?

Дикой резко сказал:

— От вас нет!

И бросил трубку. Сел в кресло. Достал новую папиросу с анашой. Повертел в руках, вложил обратно в портсигар. Как ни хотелось вдохнуть бодрящий, ароматный глоток дыма, но нельзя. Сейчас уже нельзя. Близится финал акции. А к ней надо подготовиться. Тщательно. От подготовки зависит жизнь. Его, Халима, драгоценная жизнь. Остальные, даже верный Зухур, не в счет. В этом мире многое не в счет, когда надо достичь поставленной цели любой ценой. Не считая, естественно, собственную жизнь и безопасность.

Вернулся заместитель, доложил:

— Все прошло, как по сценарию, саиб! Дети парами дошли до оцепления. Пока шли, вокруг стояла такая тишина, словно город вымер. Зато потом началось нечто невообразимое. Мужчины и женщины хватали детей на руки, плакали, смеялись. Солдаты попытались отодвинуть толпу в глубь улицы, куда там! Местные окрысились на них, как на лютых врагов. Кстати, у населения много оружия.

— Так и должно быть. Я имею в виду отношение населения к солдатам. Теперь оно не пустит их на штурм. Ведь с нами можно договориться. Так, Зухур?

Халим рассмеялся:

— Глупцы! До чего люди бывают глупы и недальновидны. Брось им корку, они и рады.

Зухур заметил:

— Дети не корка, Халим! Главарь отмахнулся:

— Для нас что дети, что сухая корка вывалянного в грязи банана одно и то же.

— Да, это так! Наша цель превыше всего.

Халим устроился в кресле поудобней, внимательно посмотрел на заместителя:

— А ты готов умереть ради идеи, Зухур? Вот здесь и сейчас?

Вопрос начальника удивил подчиненного, но он ответил, не без пафоса и лукавства:

— Готов, саиб! Но, по плану Абделя, мы должны уйти отсюда живыми.

Дикой усмехнулся:

— Мы уйдем! Главное, что ты готов умереть за идею, а не за деньги. Хотя какая разница, за что умирать?

— Ты как всегда прав, саиб!

Заверещал звонок телефона.

Зухур бросил быстрый взгляд на главаря:

— Почему они звонят? Ведь ты говорил, что будешь вызывать их сам?

— Да, Зухур. Но они могли позвонить в единственном случае. В случае доставки в город нашего многоуважаемого Топаева.

Слово «многоуважаемого» Халим произнес каким-то зловещим голосом. Снял трубку:

— Слушаю!

— Соколов на связи!

— Это я понял! Доставили моего друга Топаева?

— Да!

— Пусть он идет в школу!

— А дети?

— Я отпущу еще пятьдесят человек.

— Но договаривались о ста пятидесяти!

— Более ста вы уже получили. Сейчас получите пятьдесят. А вот когда доставят деньги, я отдам вам триста! И давай прекратим базар. Жду своего друга.

Халим отключил связь, приказал заместителю:

— Иди, Зухур, встреть нашего кровника. С почетом встреть. И сразу сюда его, ко мне.

— А дети?

— Передай в зал, пусть выведут пятьдесят штук заложников в фойе. Отбор произведут на свое усмотрение, но из старших классов. Как только Топаев переступит порог школы, выпустят этих обосравшихся юнцов. Иди!

Зухур поклонился:

— Слушаюсь!

И вышел из кабинета.

По рации Халим вызвал к себе двух бойцов, которых хорошо знал и которым доверял. Бандиты появились спустя минуту:

— Мы прибыли, саиб!

Дикой встал, подошел к ним:

— Слушайте, Карим и Довлат. Встаньте по обе стороны входной двери. Скоро сюда войдет Зухур с одним человеком. Да вы его должны знать, это Джохар Топаев!

Карим поклонился:

— Я знаю его! Это он увел свой отряд, когда мы схватились с русскими в Аргунском ущелье. Это он бросил своих людей на границе, спасая собственную шкуру.

Халим подтвердил:

— Да, все это сделал Топаев! Но к теме! Я немного поговорю с ним, после чего подам вам сигнал, вы должны будете скрутить Топаева. Чтобы он стоял передо мной на коленях с задранной башкой, беспомощный и униженный. Остальное мое дело. Вам все ясно?

И вновь ответил Карим:

— Мы сделаем то, что ты приказал!

— Хорошо! Займите места у двери.

Бандиты подчинились.

Халим вернулся к столу. Достал из ножен, спрятанных под курткой, остро заточенный кинжал, убрал вооруженную руку за спину, прошел к центру кабинета. Встал перед входом, широко расставив ноги, покачиваясь взад-вперед.

Дверь открылась, в помещение вошел Топаев, за ним Зухур.

Бывший арестант воскликнул:

— Ассолом, Халим! Вот не ожидал, что ты позаботишься обо мне. Неслабую акцию проводишь. И успешно проводишь. Видел, когда был в штабе федералов. Там полнейший бардак. Похоже, они готовы выполнить все твои условия. Подобного давно не было.

— Что еще увидел или услышал в штабе неверных, Джохар?

— Видел, как спецназ из города вернулся. Псы недовольны, видимо, им запретили что-либо делать. Но это ладно, почему ты-то вспомнил обо мне? Друзьями мы вроде никогда не были.

Халим тихо произнес:

— Поэтому и вспомнил!

Топаев почувствовал неладное:

— Что ты хочешь этим сказать, Халим?

— То, что я вытащил тебя из лап неверных для того, чтоб не они, а лично я уничтожил такую мразь, как ты!

— Что?

Топаев дернулся, но по сигналу Халима его скрутили Карим и Довлат. Поставили на колени. Карим схватил освобожденного боевика за отросшие в СИЗО волосы, задрал вверх его голову.

Халим нагнулся над Топаевым:

— Да, Джохар, я сделал все, дабы ты оказался здесь, чтобы лично казнить тебя.

Топаев прохрипел:

— За что? За то, что наши пути иногда пересекались, и я действовал не так, как хотелось тебе?

— Нет! Ты был самостоятельным командиром и мог поступать как считал нужным. До тех пор, пока не стал предателем. Сколько раз ты пытался дезинформировать Абделя, будто я тайно сотрудничаю с русскими? Сколько раз ты через своих людей подставлял и меня, и других достойных людей? Ты сдал неверным Хромого, ты продал гяурам Шашлычника, ты провалил русского полковника, снабжавшего нас ценными сведениями о замыслах неверных в Афганистане! А когда ты отслужил свое, инсценировал собственный захват, подставив своего подчиненного. Разве он пошел к русским не по твоему приказу? И федералы ждали человека, которого ты выставил «стукачом». А потом, когда тебя взяли, не твои люди вырезали семью несчастного? Ты решил выйти из игры жертвой. Думал, я не просчитаю тебя? Ошибся. Просчитал. И Абдель просчитал. Представляю, каково было твоим новым хозяевам отдавать тебя. Почему они отдали тебя? А, понимаю! Вы сошлись во мнении, что я не прокачал тебя. И что ты еще можешь поработать на неверных.

Халим рассмеялся:

— Как же ты, наверное, упрашивал русских не отпускать тебя. Но тщетно! Для них ты никто, шестерка. И им без особой разницы твоя судьба. А подохнешь, и хрен с тобой! Что ж, они ничего не потеряли. Ты отслужил свое и по-любому шел на списание. Такова участь предателей.

Топаев задрожал:

— Ты не прав, Халим! Меня, действительно, сдали, и я не работал на русских. Я никого не продавал. Вы с Абделем ошиблись.

— Конечно! Как же иначе? Но все! Мне надоело возиться с тобой. И не пой, умри, как мужчина!